«Я буду!» – Алёна едва не вскочила, как школьница, с поднятой рукой.
– А сколько вам лет? – спросила Наталья, соседка не только по комнате в общаге, но и по парте.
– Сорок пять, ещё молодой. Будем взрослеть вместе.
Итак, пристёгиваемся, открываем тетради…
Главными его словами оказались вот эти: «будем взрослеть». Алёна впервые так чётко осознала их, приложила к себе и мысленно ахнула. Вот она, разница между школой и Универом! Разница – в будущем. Учась в школе, ты знаешь, что впереди у тебя ещё пять беззаботных лет, а что после них – о, это скрыто в таком тумане, что ни один фонарь не поможет разглядеть.
Но теперь-то этого времени нет. Всё, каких-то четыре с половиной года – и наступит самостоятельная жизнь, которая вчера ещё казалось далёкой, почти невозможной. Вот он – посланник из будущего, а, может быть, и оно само, – изучающе глядит на притихший первый курс. Сколько их он уже повидал? Алёна была уверена, что сколько бы ни было – он каждого помнит; ну, а то, что его никто не забыл – само собой разумеется.
– Все готовы? – спросил Рунин. – Тогда вперёд!
На первой лекции Виктор Александрович завалил студентов формулами, задачами, примерами из жизни, вопросами на засыпку, где ответ был вовсе не так очевиден, как казалось на первый взгляд, и простыми вопросами, в которых ребята с огнём и песнями искали второе дно. Алёна удивилась, что её не утомило такое количество знаний, и более того – назавтра они остались в памяти живыми. Наверное, дело было в том, что Рунин искусно менял ритм лекций, умел переключить внимание с одной работы на другую, мог и повеселить группу в нужное мгновение, когда Алёне казалось, что вот-вот распухнет голова.
Дочка Виктора Александровича, Марина, сама немногим старше первокурсников, с первого дня вела у них деловой английский язык – столь же плотно и нескучно, как и отец. «Это у них наследственное», – решила Алёна; так и написала домой.
Глава вторая
Лодочная прогулка
1
Длинный, длинный эскалатор станции метро «Площадь Ленина». Тащится, будто столетний питон… Алёна, считая фонари, ползущие навстречу, едва не уснула. Она хотела для бодрости взойти по ступенькам туда, к Финляндскому вокзалу, но, взглянув на рюкзак Андрея – едва не больше хозяина, – поняла, что он не протиснется сквозь народ. Ещё подумает, что она хочет сбежать. Ну, когда же вы закончитесь?… Двадцать семь фонарей, двадцать восемь, двадцать девять… Всё, наконец, приехали.
Наверху их ждал Георгий Шумилов, извечный спутник летних странствий Андрея. Алёна видела его на фотографии в папке «Родная Ладога» и дважды встречала самого: в театре и на корпоративной попойке, где Андрей выступал и вёл программу. Георгий, специалист по гражданскому праву, устроил другу эту подработку; пригласили за компанию Алёну – она поколебалась, да и пошла. На том вечере она сидела за одним столиком с Георгием и даже танцевала с ним под хитрую музыку: Андрей поставил диск с записанными барабанами, басом, струнными и вживую под готовый фон пел и играл на эстрадной гитаре:
Он умел первым же словом накрыть весь зал: не сразу и поймёшь, откуда звучит голос, и хоть прозрачный тембр, никуда от него не денешься. Даже микрофон и колонки не портили впечатление. Ещё Алёне нравилась манера Андрея чётко, даже щеголевато попадать в ноты – тем более обаятельная, что он вряд ли думал о щегольстве, пел себе да пел.
И на припеве пощипывало в носу, и Алёна видела мерцающий след, забывая о нотах, словах, о том, что Георгий сбивается с ритма и ей самой надо вести, и что даже на каблуках она едва достаёт партнёру до плеча.
Тогда он был в тёмно-сером костюме, прилизанный, выбритый, пахнущий дорогим одеколоном; теперь же – лохматый, в джинсовой робе с кожаными заплатками и с рюкзаком, похожим на разношенный ботинок задником кверху. Высоченный, худой и плечистый, с длинным острым лицом, в тонких очках и с кепкой, наполовину торчащей из кармана – сегодня Георгий показался Алёне куда моложе и симпатичнее.
Он пожал компаньонам руки.
– Ещё не готовы? – спросил Андрей, глянув вниз, и пояснил Алёне: – Ждёт, когда они станут полностью кожаными.
– По моим расчётам, года через два, – ответил Георгий, ущипнув пятнистую штанину, и все рассмеялись. – А Лёха там, – он кивнул на стеклянные двери вокзала, – отошёл газеты посмотреть.
И даже здесь Алёна ничего не заподозрила. Но когда они вошли в огромный зал с расписанием на дальней стене, первый, кто попался навстречу, был… надо же, Алексей! Обалдеть… Алёна едва не подпрыгнула: она ведь знает его! Он приходил к ним в общагу, поставил новые розетки в прихожей, починил дверной замок. Сидел за столом в её комнате, Алёна угощала его чаем с вареньем, а однажды он принёс им всем пива. С Лёшей было интересно разговаривать… а потом он исчез. Сколько же они не виделись? Наташа Петрова как-то весной сказала, что встретила его в Универе – или кого-то очень похожего, точно не знает, линзы оставила дома. Но тогда голова у Алёны была занята совсем другим. Она отложила эти слова про запас, на дальнюю полку памяти.
«Так они братья! Надо же… А мне ведь казалось, что Юра кого-то напоминает».
Алексей, завидев Алёну, чуть подсел, точно изготовился рвануться к ней и крепко, воскликнув: «Сколько лет, сколько зим!» – пожать руку. Или даже обнять… Алёна успела незаметно для других коснуться пальцем губ и кивнуть одними веками: подожди немного, найдём время поговорить. Она вмиг почувствовала себя на равных с Андреем. Он везёт её неизвестно куда, где водятся его друзья, а Алёна никого не знает? На здоровье. Там будет эта улыбчивая блондинка, что умеет играть на гитаре и руками ломает сосновые поленья? Пускай будет: у Алёны отныне тоже есть тайна. Вот рядом идёт человек, с которым Алёна знакома дольше, чем с Андреем, – а Андрей об этом не имеет понятия. И никто не имеет понятия, кроме Алёны и этого человека.
Думать так было куда веселее, чем сию минуту начинать разговор.
Они купили билеты, вышли из-под крыши на платформу: там было по-утреннему туманно и зябко. Георгий взглянул на Алёну с недоверием, даже как будто с усмешкой, так ей почудилось. Да она знала, что кажется слишком хрупкой для туристических поездок: за четыре года не изменилась внешне, осталась той же семнадцатилетней школьницей. Тепличный цветок – впечатление это дополняли белые кроссовки, модные джинсы с низким поясом и пушистый бежевый свитер, несмотря на который она все-таки слегка замёрзла.
Но спутник Алёны всем видом говорил: со мной не пропадёшь. Он вошёл в вагон электрички так же уверенно, как к себе домой, забросил рюкзак на верхнюю багажную сетку, задвинул под скамейку ведро, положил на деревянное сиденье пенку для Алёны. Проделав это всё, Андрей, наконец, сел и поставил на колени гитару. Алёна прислонилась к его горячему боку и закрыла глаза. Прошло минут десять: электричка зашипела, свистнула и покатила на Приозерск.
2
После Сосново народ в вагоне поредел, и друзья заняли четыре скамьи. Шумиловы, перейдя на другой борт, поставили между собой рюкзак и завели картёжную баталию. Старший из них, Георгий, последние годы жил отдельно, братья нечасто виделись, и теперь им было о чём и поговорить, и помолчать. Алёна села напротив Андрея, разулась и положила на его скамью ножки в бледно-розовых носках. Андрей вынул из чехла гитару и тихо заиграл что-то джазовое одной левой, переставляя её по грифу с такой силой, что струны звенели от нажатий, в то время как правая отстукивала на деке ритм. Алёна, давно привычная к этим фокусам, всё-таки не могла отвести глаз.
– У меня есть тайна, – принялась она напевать, чтобы настроить его на свою волну; в песне этой Алёна знала только первую строку и повторяла её на разные лады.
Андрей повторил её фразу и вернулся к своему.
– У меня есть тайна… Парам пам, пам пам пам… Ну, кончай смеяться!
Вагон покачивался и гремел на стыках, по обеим его сторонам лес проходил парадом. Туман рассеялся, верхушки сосен и берёз наполовину растаяли в утренних лучах, даже бетонные столбы заблестели серебром. Они летели назад, и какой-то один провод, слабо натянутый, всё капал и капал, и не мог достать до земли… Тень вагона скользила рядом, гладя прозрачной ладонью белые, жёлтые, лиловые островки, а потом, на едва заметном повороте, исчезла. Поезд ещё добавил хода. Краски сливались, мельтешили – но если быстро скосить глаза против движения, увидишь моментальную, очень чёткую фотографию, и она долго будет жить сама по себе, проступая сквозь Андрея с его музыкой, сквозь двери в тамбур, сквозь контролёров, проверяющих билеты…
– Знаешь, что я заметил? – сказал Андрей, не прекращая играть, но глядя в окно. – Когда едешь в Выборг, лес по пути в основном низенький, чахлый, болотный такой. А вот по нашей ветке – совсем другое дело. Богатырский лес.
– Зато Выборг красивый. Знаешь, как называются эти цветы? – спросила она Андрея, кивнув на поляну. – Вон там, где маленькое озеро, в тени.
– Это таволга. Очень приятно пахнет. А вон там, фиолетовые – это кипрей. Или, проще, иван-чай.
– Я знаю иван-чай. А почему такое название?
– Из его листьев можно делать чай не хуже цейлонского. И, говорят, очень полезный для мужчин. Знакомая на Ладоге его замечательно… – и тут Андрей запнулся.
– Опять твоя знакомая на Ладоге. Ты даже здесь думаешь о ней, да? – Алёна хотела обидеться, но вспомнила, что у неё же есть тайна. Ну и пусть едет к своей знакомой. Алёна тряхнула головой, отбрасывая назад волосы.
«Тьфу ты, сорок три несчастья!..» – подумала она, задев человека, сидевшего позади. Это был конопатый мальчишка лет тринадцати, вылитый книжно-экранный хулиган. Одновременно обернувшись, они встретились глазами. «Извините», – смущённо сказала Алёна, а парень, не издав ни звука, вдруг стал малиновым с вишнёвыми брызгами веснушек. Алёна заметила хмурый взгляд женщины напротив него, угадала в ней маму и, перед тем как отвернуться, мысленно извинилась ещё раз.
Солнце поднималось, и вскоре Алёна, как бабочка, сидела в одном большом луче. Чихнула, и ещё раз чихнула, закрываясь ладонью…
– Ну что такое? Светит прямо в нос. Андрей… Сделай что-нибудь, ты же мужчина.
– Давай пересядем, – предложил он и заиграл нормально, всеми руками, мелодию прогноза погоды, но не ту, где герой просит девушку за что-то его простить, а уже подзабытую, ночную, дорожную.
– Не годится, – сказала Алёна. – Думай ещё.
Поезд изогнулся на повороте, из окна первого вагона показался хвост. Солнце перелетело на другую сторону, Юра Шумилов принял подачу и заморгал. Рядом с Алёной вновь побежала тень, уже более густая и крутолобая.
– Молодец, – похвалила Алёна. – Как это у тебя получилось?
Андрей молча пожал плечами.
– Всё равно жарко, – Алёна сняла через голову пушистый свитер и, оставшись в коротенькой белой майке, протянула его Андрею:
– Убери к себе, пожалуйста.
Андрей, отложив гитару, снял с багажной полки рюкзачище, поставил на сиденье, открыл и стал запихивать свитер.
– Ну что ты делаешь? – сказала Алёна. – Помнёшь ведь, дай сюда.
Она встала на свои кроссовки и потянулась к верхней полке за своим же лёгким, брусничного цвета рюкзачком. Поезд тормозил, проползая мимо грузных рыбаков в плащ-палатках, болотных сапожищах, со спиннингами, телегами, бесформенными котомками – человек пять, а заняли всю платформу. Алёна задержалась у окна, демонстрируя худенький, будто лакированный живот, полоску голой кожи между джинсами и майкой с аккуратным пупком посередине.
– Петяярви, – по слогам прочитала она название станции и хмыкнула: – Какой ещё Петя? Кто выдумал эти названия?
– Финский Петя, – ответил Андрей. – А ярви – это озеро. Здесь много таких названий. Будет ещё Мюллюпельто…
– И наша любимая остановка – Синяково, – вставил Георгий Шумилов, звучно щёлкнув себя по горлу. Алёна с недоумением взглянула на него.
– Врёт он всё, – объяснил Алексей. – Синёво.
– Да ну вас, запутали бедного ребёнка.
– Это вообще наши места, – сказал Андрей. – Если ехать на машине, там у дороги есть и Шумилово, и Соловьёво.
– А Стахурово?
– Пока не видел.
– Значит, надо построить, а то прямо несправедливость какая-то. Правда, Лёша?
– Что? – повернул голову Алексей.
– Нет, ничего. Потом скажу.
Андрей, ладонью стерев ухмылку, пустился в воспоминания:
– Одна моя знакомая… не та, о которой ты думаешь…
– Я вообще ни о ком не думаю, – тут же отозвалась Алёна.
– …она и не со мной ехала, просто в одной компании, так вот она очень боялась замёрзнуть в палатке. И она сделала печку. Представляешь такой алюминиевый электрический чайник? Она выломала спираль, и в дырку хотела совать веточки, шишки, чтобы там внутри горели, а нос – это как бы труба, на него надеть шланг и вывести наружу. Показала в вагоне: смотри, хорошо я придумала? Друг её сперва не понял, говорит: зачем? у нас же есть котелки. Тут она всё объяснила.
– И что? – спросила Алёна.
– Никогда я больше не слышал такого смеха. В том числе моего собственного.
– Вам бы лишь поиздеваться над девушкой. Я негодую.
– Чайник оставили под скамейкой, может кому-то пригодится. У тебя, часом, ничего такого нет? – Андрей очень серьёзно кивнул на её брусничный рюкзачок.
– Нет. – Алёна прикрыла глаза, и лишь подрагивающие уголки губ, как ни пыталась их удержать, могли выдать её мысли. Занимательная походология… Примерно то же самое, что своими руками сделать карету из тыквы, это вам не город построить. Нет, ей до такого не додуматься… Вот Наташа бы – легко.
3
Первой питерской осенью у них случилось подобие ссоры – как позже решила Алёна, оттого что они слишком быстро стали сближаться и с обеих сторон проскочили какие-то пункты, где лучше было бы постоять, вглядеться друг в дружку внимательнее. В тот день Наташа, обещав что-то показать, цепкими пальцами обхватила запястье Алёны, повела её к лифту, нажала кнопку последнего, шестнадцатого этажа и там, не давая опомниться, проводила на балкон. Стальные перила были девушкам по пояс. Сырой и серый ветер покачнул дом. Внутри у Алёны похолодело: как высоко они взлетели над городом! Когда глядишь из окна комнаты на четырнадцатом, впечатление совсем другое.
– Я не хочу, – сказала Алёна и спрятала лицо в ладони. – Мне страшно!..
– Не бойся я с тобой, – в своей манере, без паузы произнесла Наташа. – Вот здесь стой, прислонись к стене и смотри.
Алёна с опаской открыла глаза, крепче упёрлась каблуками в пол. Наталья, разбойничьи прищурившись, разворачивала на весу глянцевую карту Петербурга. Вот здесь их дом. Вынув из-за уха карандаш, она поставила на карте точку. Они лицом к городу. Ей сказали, что отсюда видно пять куполов.
– Ты сколько видишь, Алёнка? Давай считать.
Алёна, превозмогая дурноту, вгляделась в раскинувшуюся перед ней панораму. Купола больших соборов, медленно поворачиваясь, плыли вровень с балконом по слоистым коричневато-сизым облакам. Наташа, сверяясь с картой, отмечала: синие – Троицкий собор, золотые, блестящие даже в непогоду – Никольский…
– Знаешь, что я думаю, Алён? – вдруг сказала она. – Может это, в последний раз так с тобой смотрим. Скоро привыкнем, станем настоящими петербуржками. Не будем замечать эту красоту.
– Петербурженками, – машинально поправила Алёна. Ещё Исаакиевский вижу, сама узнала…
Карта затрепетала на ветру, рванулась на волю. Наталья громко, на вдохе ахнула. Алёна поймала лист и через мгновение удручённо поднесла к лицу оставшийся в пальцах уголок.