Тогда почему же он никак не реагирует на попытки Дэми обратить на себя его внимание? Ведь он все прекрасно видит, замечает, он же читает его мысли! Черт возьми, Дэми был стопроцентно уверен, что для некроманта давно уж не секрет, какие чувства он к нему питает и чего хочет. Человеческая природа брала над ним верх в этот период его взросления: просыпаться по ночам от неудовлетворенного желания и взбесившихся гормонов для Дэми стало уже привычным, а его фантазия бушевала как никогда сильно.
Но он даже не думал краснеть, если ловил Дэмиса на том, что тот читает его мысли в тот момент, когда он думает о нем… как о любовнике. Тем не менее, лицо самого Дэмиса в такие моменты оставалось непроницаемым, словно он и не замечал ничего. Да черт бы его побрал! Разденься Дэми догола и приди в его постель, некромант и тогда бы отреагировал в своей привычной манере — то есть никак не отреагировал. Впрочем, Дэми был почти на сто процентов уверен, что все дело в ментальном барьере, которым тот оградил свое сознание от чужих мыслей.
И тогда юный вампир решил зайти с другой стороны. Разговор с отцом все не выходил у него из головы. Дэмис охотник. Дэмис любит убивать. Что, если… попробовать вывести его из себя?
На очередном учебном спарринге Дэми выложился на все сто. Он очень старался отразить все атаки своего наставника — как ментальные, так и физические. Дэмис не жалел его — нападая со всей свирепостью и ожесточенностью, какие только может проявить вампир, но при этом эмоционально он по-прежнему был абсолютно спокоен и холоден. Ни разу Дэми не удалось даже поколебать его ментальные щиты. Каждый раз, когда он пытался проникнуть за барьер, скрывавший его мысли, он слышал в голове семнадцатую мелодию Моцарта, и эта композиция уже буквально доводила его до красной пелены в глазах. Неудивительно, что и эта его затея едва не провалилась, потому что к тому моменту, когда Дэми, тяжело дыша, обливаясь потом и кровью, пытался зацепить когтями некроманта в очередной раз, то был уже доведен до бешенства, а вот Дэмису хоть бы что…
Стоит себе спокойно и улыбается насмешливо, скрестив руки на груди. Сам Дэми уже исчерпал все свои силы и возможности: его одежда превратилась в лоскуты стараниями наставника, все тело кровоточило от многочисленных кровавых борозд, а мозги превратились в кашу, в ушах звенело, перед глазами все было красно от ментальных атак некроманта.
Воспользовавшись передышкой, которую ему дал наставник, Дэми устало прислонился к стене их тренировочного зала, пытаясь придумать, как же ему действовать дальше. Особняк, который выделил сыну Каэлин, находился неподалеку от его собственного дома, так что при желании Дэми всегда мог нанести отцу визит. Каэлин не желал рисковать, отпуская его слишком далеко от себя. Поэтому они были во всем доме совершенно одни, что не могло не радовать его. И значит, им никто не помешает, если его план все же удастся.
Тем не менее все окончилось бы очередной неудачей, но Дэмис, сам того не осознавая, дал ему шанс.
Некромант стоял посреди зала, оскорбительно расслабленный, небрежно спрятав руки в карманы своих джинсов, и спокойно наблюдал за своим учеником. Сегодня он был облачен в черную шелковую рубашку, потертые светло-голубые джинсы и туфли. На запястье сверкали золотым циферблатом швейцарские часы с кожаными ремешками. Черные волосы коротким задорным ежиком стояли на голове, так и маня запустить в них пальцы. Как и обычно, его бездонные ониксовые глаза мало что выражали. А может быть, они выражали очень много, но из-за их непроницаемого цвета казалось, что они абсолютно безэмоциональны. Каждый раз глядя в них, Дэми испытывал ощущение, словно он стоит на краю пропасти и заглядывает вниз. Бездна в глазах мастера смерти затягивала, таила в себе много опасностей, удовольствий и пороков, которые юному вампиру так хотелось познать. Он испытывал желание сделать шаг вперед и улететь с обрыва вниз. Но каждый раз что-то предостерегало его не делать этого, и он послушно отводил глаза, не в силах слишком долго выдерживать взгляд некроманта. И все же сегодня Дэми не смог удержаться.
Он так долго смотрел в глаза Дэмиса, что у него закружилась голова, и юноша облизнул пересохшие губы, пытаясь побороть желание приблизиться к нему, запустить пальцы в его жесткие, непослушные волосы, прижаться всем телом, сжать непокорные пряди, оттягивая его голову назад, вонзить клыки в его белоснежное горло, наслаждаясь привкусом горьковато-сладкой горячей крови. Он даже оторвался от стены и сделал первый шаг по направлению к нему. А еще ему хотелось расстегнуть его черную рубашку, распахнуть ее, провести ладонями по идеальному мраморно-бледному телу и осыпать поцелуями-укусами грудь Дэмиса, медленно спускаясь вниз до тех пор, пока не наткнется на ремень. А потом… потом расстегнуть и его нарочито дразнящими движениями и… снова подняться вверх, укусить чуть пониже ключицы, так, чтобы тонкие ароматные струйки крови потекли вниз по его груди и мускулистому животу, а потом слизывать их, прослеживая кровавый путь языком.
Когда раздалось тихое угрожающее рычание вампира, Дэми не сразу понял, что оно принадлежит некроманту. Он вздрогнул, моргнув, но было уже поздно: только сейчас Дэми осознал, что не слышит мелодию Моцарта. Что все те образные картинки, все, что он сейчас нафантазировал, глядя в бездну глаз некроманта, каким-то немыслимым образом проникли в его сознание, пробив все щиты. Вот так просто… Черт возьми, неужели это было так просто? Нужно лишь долго смотреть ему в глаза и думать, думать? Думать о том, чего так страстно хочется, чего так жаждешь…
Дэми облизнул губы снова, заглядывая в опасную демоническую пропасть, улыбнулся и, глубоко вздохнув, сделал шаг вперед. И новая волна его фантазий хлынула в сознание Дэмиса, подавляя его собственные мысли.
«Как это, должно быть, сладко, — думал Дэми, — когда ты прикасаешься ко мне, прижимаясь холодными губами к моему горлу, целуешь за ушком, покусываешь изгиб шеи, пока только примериваясь, а потом… Потом вонзаешь свои клыки в главную артерию, погружая их в нежную, податливую кожу так, как нож разрезает масло. И поток сладкой и горячей крови хлынет в твое горло, оставляя на кончике языка незабываемый вкус».
Яростное рычание Дэмиса раздалось уже наяву, а не в сознании, и Дэми не успел даже глазом моргнуть, как оказался впечатанным в стену, а его горло сжимали стальные пальцы. На секунду он даже испугался и задохнулся, но потом осознал, что Дэмис не пытается его задушить, а лишь отклоняет его голову вбок, чтобы ему было удобно укусить. Он едва не улыбнулся с ликованием, понимая, что наконец-то вывел всегда невозмутимого некроманта из себя, разбудил в нем того самого охотника, о котором говорил Каэлин. Раздразнил его… Распалил.
— Давай же, сделай мне больно, — хрипло прошептал Дэми. — Я знаю, ты любишь причинять боль. Именно поэтому так железно держишь себя в руках со мной, верно?
Дэмис не ответил, прижимаясь губами к трепещущему горлу, в котором пульсирующими потоками кипела взволнованная кровь.
— Теперь я знаю, что ты делаешь, — продолжал шептать Дэми. — Тебе не кровь людей доставляет удовольствие, Дэмис. Ты выпиваешь нас, вампиров.
Пальцы на его горле сжались сильнее, кончики раскаленных игл коснулись его шеи, еще секунда… Дэмиэн зажмурился, чувствуя, как вдавливает его жесткое, жилистое тело некроманта в стену, ощущая его возбуждение так же остро, как свое собственное, и сам запрокинул голову, хватая ртом воздух. Голова кружилась от недоверия и удовольствия. Неужели это все-таки происходит? Пусть даже так, пусть Дэмис сделает ему больно, не сможет остановиться, но впервые он проявлял к нему столько эмоций…
— Сделай мне больно, — хрипло повторил юный маэри.
Дэмис неожиданно отшвырнул его от себя, зарычав с такой яростью, что волнующая дрожь пробрала его тело. Глаза некроманта больше не были черными, они были алыми, как закат. И хотя боль от удара об пол затмевала собой все, Дэми не мог подавить волну ликования и радости, что поднималась в груди, не мог оторвать от него взгляда.
— Никогда! Слышишь! Никогда больше не смей со мной такое вытворять! — рявкнул Дэмис и буквально испарился из тренировочного зала.
Комментарий к Fac me dolorem - Сделай мне больно
**¹** Чтобы тебя любили, будь достойным любви.
От автора:
Кому интересно и лень искать эту композицию, вот прошу, ссылочка на семнадцатую мелодию Моцарта. Лично я от нее в восторге и постоянно слушаю, когда пишу что-то.
http://muzofon.com/search/моцарт%20мелодия%2017
========== Morde me - Укуси меня ==========
Дэми скучающе посмотрел в окно на свое отражение. Косые струи дождя барабанили по стеклу, словно пытаясь привлечь его внимание. Юноша прижал пальцы к холодной поверхности, вглядываясь в свое отражение и отчаянно стараясь понять, что с ним не так, какие у него есть изъяны. Ну, вроде не урод же. Золотисто-карие глаза с миндалевидным разрезом напоминали отчего-то осеннюю листву; немного вьющиеся темно-каштановые, почти черные волосы, которые он отращивал по примеру отца, доставали до лопаток; небольшой нос, самый что ни на есть обычный; пожалуй, чуточку полноватые, капризные и мягкие на вид губы. И упрямый подбородок, который Дэми имел привычку вздергивать, если что-то было не так, как он хотел. Что касается фигуры, то он, как и все вампиры, был в некоторой степени… идеальным, словно кукла. По-юношески стройные линии его тела, подчеркиваемые правильно подобранной одеждой, привлекали внимание всякий раз, когда он шел своей плавной походкой. Дэми любил одеваться со вкусом — эту любовь ко всему красивому и идеальному он унаследовал от отца.
Нет, он не страдал заниженной самооценкой и ничуть не убивался по поводу того, что наполовину смертный. Хотя он отрицал свою человеческую сущность, буквально презирая ее, потому что, подобно Каэлину, считал людей овцами, кормом. Но он был самую чуточку самовлюблен, как и многие люди в его юном возрасте. Впрочем, почему бы ему и не восхищаться собой, когда за ним ухаживали самые блистательные маэрийцы ночного общества?
Нет, причина не в нем. Причина в самом Дэмисе, который отчего-то упрямится, никак не желая признавать, что их отношения — не просто отношения наставника и ученика. Дэмис был для него не только учителем, телохранителем, помощником и другом. Давно уже он был в его мечтах и возлюбленным.
И Дэми намеревался воплотить эти мечты в жизнь. А он всегда добивался своего, иначе какой же он сын Владыки? Отец правильно делал, когда не помогал ему с его проблемами. Каэлин мог потакать всем его капризам, швырять на его прихоти кучу денег, мог заставить сбиться с ног всех своих подчиненных, если вдруг его сыну захотелось получить свежую коллекцию осенней одежды из самого Милана, но никогда, никогда Владыка не решал проблемы Дэми, если тот не мог справиться с ними сам.
«Я твой отец до тех пор, пока ты достоин быть моим сыном», — частенько любил повторять он.
Может быть, это звучало очень эгоистично или высокомерно, но Дэмиэн, будучи его сыном, понимал ход мыслей Каэлина очень хорошо. Он мог помочь ему советом, которые предпочитал давать в своей привычной манере, то есть иронизируя, насмешничая, с легкой издевкой, намеренно заставляя сына почувствовать себя уязвленным и разозлить его. И это срабатывало каждый раз. Дэмиэн злился, выходил из себя, приходил в ярость и назло отцу делал все сам, решал все свои проблемы и потом гордо демонстрировал ему результат. И тогда Каэлин смотрел на него с усмешкой, пожимал плечами и говорил: «Я не ожидал от тебя другого». Он не говорил «меньшего». Он говорил «другого». И это означало, что Владыка просто исключает любой результат, кроме того, который удовлетворит его лично. Порой Дэми задумывался над тем, а что бы произошло, если бы он хоть раз разочаровал отца? Не сумел оправдать его ожиданий?
Сейчас же Дэмиэн хотел завоевать свою любовь не только для себя, но и чтобы доказать отцу, что он может все. Потому что в этот раз перед ним стояла ужасно трудная задача.
— Что ты делаешь? — внезапно раздался голос за его спиной.
Дэми не обернулся, всем своим существом ощущая появление Дэмиса в этой комнате. Он прикрыл глаза, не желая встречаться взглядом с его глазами в стеклянном отражении. Голос некроманта редко выражал какие-либо эмоции, однако больше всего на свете Дэми любил в нем именно это. Еще никогда он не встречал ни одного балансира или человека, который мог бы столько выразить одними речевыми модуляциями. Он обожал его голос — насыщенный, бархатистый баритон мог быть вежливым и насмешливым, но тут же, в любое мгновение вдруг стать ледяным и даже угрожающим. Но Дэмис, к сожалению, очень редко пользовался этой своей сводящей с ума особенностью.
Сейчас голос Дэмиса был немного усталым, чуточку равнодушным, впрочем, как всегда, и спокойным. А так хотелось, чтобы он звучал сильно, глубоко и страстно.
— Думаю.
— Когда ты думаешь, я начинаю бояться, — хмыкнул некромант, снимая свою мокрую кожанку и кидая на спинку кресла у камина.
Опустившись в кресло, он вытянул ноги в коротких кожаных сапогах и с наслаждением погрузился в мягкие подушки, не особенно обращая внимания на то, что те мгновенно намокли от его влажных волос. Мокрые смольные пряди липли к его шее и лицу, капельки воды сверкали в них, как утренняя роса в траве, стекали по его коже, оставляя за собой мокрую дорожу. Ворот белоснежной рубашки был расстегнут, обнажая алебастрового цвета горло и очерченные бледными тенями ключицы, которые оттенял блеск золотой цепочки. Черные штаны из вельвета намокли и липли к сильным длинным ногам, еще больше выделяя расслабленные мышцы. Дэмис сидел к нему боком, и Дэми мог видеть его строгий профиль: утомленно опущенные длинные ресницы, чьи кончики были словно припорошены белым снегом, изящная линия орлиного носа и расслабленно опущенные уголки губ.
Беспрепятственно рассматривая его в отражении оконного стекла, Дэми тихо вздохнул и, поудобнее устроившись на подоконнике, притянул к груди свои колени.
— Неудачная ночь? — тихо спросил он.
До рассвета оставалось еще три-четыре часа, потому что зимой солнце вставало очень поздно. За окном завывал ветер, швыряя в окна домов мокрый дождливый снег. В Нью-Йорке часто были дождливые зимы из-за морского климата; впрочем, густые хлопья снега заносили город огромными сугробами тоже нередко. Даже со своим совершенным зрением, доставшимся ему от папочки, Дэми не мог разглядеть, что происходит во тьме за окном, сколько бы ни вглядывался. На улице сейчас было так же тоскливо, как и у самого Дэми на душе: ему хотелось позорно сдаться, но он чисто из своего природного упрямства продолжал идти вперед, чтобы достигнуть долгожданной цели.
— Я голоден, — признался Дэмис.
Юноша обернулся, бросив на него изучающий взгляд, и заметил легкие тени под глазами некроманта.
— Ты не поймал сегодня свою жертву, — удивленно констатировал он.
— Погода отвратительная, — вздохнул Дэмис и, закрыв глаза, заложил руку за голову и сполз поглубже в кресло.
— Ты устал.
Дэми поднялся и неслышно приблизился к нему, положив руку ему на плечо. Несильно сжал, разминая одеревеневшие от холода мышцы, и осторожно убрал с шеи мокрые волосы. Обвел кончиками пальцев контур чуть заостренного, как и у всех вампиров, уха. Не так сильно, как у дроу, но совсем немного, потому что большинство балансиров имели подобное строение ушей, указывавшее на их нечеловеческое происхождение.
Дэмис неслышно вздохнул и слегка повернул голову, прижавшись щекой к подушке, тем самым еще больше обнажая белоснежное горло. Ключицы, резче выделившиеся на фоне смуглой кожи, и напрягшийся кадык буквально загипнотизировали юного вампира. Он провел едва ощутимую линию кончиками пальцев от самого уха до ключиц, чувствуя, как равномерно и спокойно дышит Дэмис, как чуть вздрагивает его горло в такт дыханию. Он был сейчас такой расслабленный, казался таким податливым, обманчиво спокойным и безмятежным, что Дэмиэн не удержался. Присев на мягкий подлокотник кресла и положив руку на его спинку, он наклонился вниз и прильнул губами к высокой, резко очерченной скуле некроманта, поцеловал его в уголок губ и спустился чуть ниже, осторожно, невесомо прикасаясь чуть приоткрытым ртом к ароматной и очень бледной коже старшего вампира.