— Всего доброго, — попрощался я с торговцем, и тот отвернулся, направившись по своим делам.
— Дорогу, — услышал я зычный мужской голос, раздававшийся впереди. — Дорогу!
К нам приближался разодетый мажордом, который своим жезлом дотрагивался до прохожих, вынуждая их расходиться в стороны, освобождая дорогу следовавшему за ним паланкину свободной женщины. Очевидно, это была весьма богатая дама, раз её несли сразу восемь рабов-мужчин. Так же, как и все остальные, я отступил к стене, давая дорогу мажордому, паланкину, занавески которого были плотно задёрнуты, и его носильщикам.
— Странно, что подобный паланкин оказался в таком районе, как Метеллан, — заметил я.
— Может теперь, нам всё же стоит уделить внимание спасению наших жизней, — недовольно проворчал Марк.
— И рад бы, но Феба ещё не закончила с твоими ногами, — усмехнулся я.
Феба, на мгновение, оторвавшись от своего занятия, со счастливым выражением на лице, посмотрела вверх.
— Встать, — приказал Марк, раздражённо щелкая пальцами.
Девушка немедленно вскочила на ноги, и замерла около моего друга, покорно опустив голову. Должен заметить, что она привлекала к себе изрядную долю внимания, чем я был не слишком доволен. Всё же в мои намерения не входило мозолить глаза всем и каждому в Аре. С другой стороны я не считал разумным вмешиваться в отношения между рабовладельцем и его рабыней.
Я окинул улицу взглядом. Мужчин из комнаты, судейских и стражников вместе с их смазливой пленницей, несомой головой назад, как обычная рабыня, больше не было видно. Позже, подумалось мне, ей нечасто выпадет роскошь такой транспортировки. А вскоре, возможно уже через пару дней, ей уже придётся изучить то, как надо следовать за мужчиной на его поводке.
— Ой! — пискнула Феба.
Похоже, кто-то из толпы, мимоходом, потрогал её прелести. Марк сердитым взглядом обвёл толпу. Я чего он собственно ожидал?
Оглянувшись назад, ярдах в пятидесяти от нас дальше по улице я заметил кудрявую светловолосую голову Мило, возвышавшуюся над толпой. Парень стоял у стены. Паланкин свободной женщины на мгновение замер около него, а потом продолжил движение.
— Ой! — снова вскрикнула Феба.
Взбешённый Марк снова стремительно обернулся, но его взгляд опять упёрся в безликую толпу.
— Если тебя это так волнует, — заметил я, — может быть, стоит дать ей хоть какую-то одежду.
— Пусть ходит голая, — буркнул юноша. — Она всего лишь рабыня.
— Возможно, некий предмет одежды был бы разумен в данной ситуации, — попытался настоять я.
— У неё есть ошейник, — пожал он плечами.
— Кажется, Ты так и не заметил, — усмехнулся я, — но она у тебя изысканно красивая женщина.
— Она — самая низкая и самая презренная из всех рабынь, — прорычал Марк.
— Конечно, — не стал спорить с ним я.
— Кроме того, — добавил он, — не забывай, что я ненавижу её.
— Было бы трудно забыть это, — признал я, — Ты же повторяешь мне об этом, чуть ли не каждый день.
Феба при этом опустила голову и улыбнулась.
— А ещё, она — мой враг, — стоял на своём упрямый юноша.
— Если она когда-либо и была твоим врагом, — заметил я, — то теперь это в прошлом. Сейчас она — рабыня. Посмотри на неё. Она — просто животное, которое принадлежит тебе. Ты думаешь, она не знает об этом? Да она теперь существует только для тебя, только для того, чтобы служить тебе и доставлять удовольствие.
— Она — косианка, — проворчал он.
— Повернись к нему левым боком, рабыня, и дотронься до ошейника, — велел я, а когда Феба покорно выполнила моё требование, продолжил, уже повернувшись к Марку: — Ты же видишь клеймо и ошейник. Причём последний — твой.
Юноша окинул свою рабыню, послушную, покорную, стоящую боком к нему, легонько прижавшую пальцы к стальной полосе, плотно обнимавшей её прекрасную шею, хмурым взглядом.
— Соблазнительное бедро и прекрасное горло — улыбнулся я, и тут же прокомментировал его тихий стон: — Вижу, что Ты тоже так думаешь.
Следует напомнить, что чувства молодого воина к его рабыне были глубоко противоречивы. Она была не просто представительницей того типа женщин, который был для моего друга непреодолимо, мучительно привлекателен, о чём я знал и прежде, почему собственно и показал ему Фебу. Правда в тот раз, к моему удивлению и восхищению, в первое же мгновение их встречи между ними проскочила, нет, не искра — молния, уж не знаю чем обусловленная, особым тайным волшебством или простой химией, но они оба оказались осуществленной мечтой друг для друга. Похоже, эта девушка была, на некотором глубоком генетическом уровне, рождена для его цепей. Они совместились, как замок и его ключ. Феба полюбила его, глубоко и беспомощно, с самого первого взгляда. Впрочем, и сам Марк был сражён наповал. Но потом он узнал, что его мечта о совершенстве была родом с Коса, островного убарата, который был для него ненавистным врагом, и в руках чьих солдат и наёмников он видел свой разрушенный город. Что же удивительного в том, что в гневе он объявил прекрасную рабыню представительницей своего врага и поклялся перенести на неё всю свою ярость и ненависть Косу и всему косианскому. Однако получилось так, что решив унижать и оскорблять, заставляя её страдать, он с каждой пощёчиной, с каждой командой, с каждым ударом, с каждым взмахом плети, делал девушку ещё более своей, ещё более любящей. Я уже давно знал, с того самого раза, когда впервые увидел Фебу на постоялом двор «Кривой тарн», на Дороге Воска, незадолго до падения Форпоста Ара, что у девушки были слишком глубокие рабские потребности. Правда, я даже представить себе не мог всей их глубины, пока не увидел её в лагере близ Брундизиума, стоящей на коленях перед Марком и ошеломлённо смотревшей на него. Уже в тот момент она знала, что была его, полностью. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что они совместились во времени и пространстве, в самых близких и прекрасных из возможных отношений между мужчиной и женщиной, в отношениях влюблённого господина и его любящей рабыни. Правда, она была косианкой.
Застенчиво улыбающаяся Феба замерла, склонив голову.
— Косианская шлюха! — прорычал Марк, хватая её за руку, вздёргивая на ноги и притискивая спиной к стене здания.
— Да, — вскрикнула рабыня, спина которой оказалась плотно прижатой к грубой поверхности стены, а ноги зависли высоко над землёй. — Да!
— Ну так используйся тогда, как и приличествует тебе, — бросил он, — как рабыня и шлюха с Коса!
— Да, мой Господин! — задохнулась она, вцепившись в него руками, запрокидывая голову и закрывая глаза.
Вскоре юноша вскрикнул, и опустил свою невольницу на мостовую. Феба обессилено стекла на колени и, заливаясь слезами благодарности, обхватила его ноги. Я отметил, что кожа на её спине местами была содрана до крови. Марк никогда не был особо нежен со своей рабыней.
— Отвратительно, — возмутилась проходившая мимо нас свободная женщина, прижимая вуаль ещё плотнее к лицу.
Интересно, подумал я, она что, не знает, что если бы сама была рабыней, то точно так же могла бы подвергнуться такому использованию для удовольствия владельца?
— Это — через чур публичное место, — всё же попенял я Марку.
Немногочисленная толпа, подобно водовороту в плавном потоке людей на улице, собралась вокруг нас.
— Она — просто косианская шлюха, — попытался объяснить Марк парню, стоявшему поблизости.
— Тогда избейте её ещё и за меня, — предложил тот.
— Она — всего лишь рабыня, — вступился я за девушку.
— Косианская шлюха, — сообщил один мужчина другому.
— Она — всего лишь рабыня, — повторил я.
Толпа угрожающе надвинулась на нас. Феба испуганно сжалась у наших ног. В такой толпе не было свободного пространства даже для того, чтобы вытянуть меч из ножен, уже не говоря о том, чтобы размахивать им.
— Давайте убьём её, — предложил кто-то в толпе.
— Эй, а ну сдай назад, — сердито бросил Марк, одному из особо напиравших.
— Шлюха с Коса, — прорычал тот.
— Давайте убьём её! — снова влез со своим предложением всё тот же голос.
Феба, стоявшая на коленях у стены, теперь казалась ещё меньше и беспомощней, чем была.
— Идите своей дорогой, — попытался я урезонить собравшихся вокруг мужчин. — Займитесь своими делами.
— Сейчас — Кос наше дело, — недобро бросил один из мужчин.
Озлобленность толпы, её враждебность, по-видимому, была следствием недавних событий, посеявших смущение в умах, неуверенность и страх в горожанах Ара. В особенности к этому подтолкнула военная катастрофа в дельте, в результате которой, как бы нелепо это не звучало, но порядки в Аре теперь диктовал кузен Луриуса из Джада, Убара Коса — Мирон Полемаркос, возглавлявший основные наземные войсках Коса собранные в кулак под Торкадино. Это было одно из самых крупных вооруженных соединений за всю историю Гора. Торкадино служил базой снабжения для сил Коса на континенте, но был захвачен капитаном наёмников Дитрихом из Тарнбурга, планировавшим предотвратить наступление косианцев на Ар. Однако Ар оказался парализован. Он не предпринял никаких действий по снятию осады с Торкадино, и даже бросил на произвол судьбы свою колонию на севере — Форпост Ара. Дитрих же, наконец, осознав то, что в высших эшелонах Ара угнездилась измена, удачно вывел свой отряд из Торкадино. Местоположение лихого капитана почти для всех оставалось тайной за семью печатями, и Кос назначил вознаграждение за его голову. Фактически между главными войсками косианцев на континенте, теперь уже выступившими в поход, и воротами Ара не осталось какой-либо значительной силы. И хотя по всему городу ходили разговоры о необходимости сопротивления, о традициях Ара и его Домашнем Камне, признаться, я не думал, что у этих людей, ошеломленных и запутанных очевидной необъяснимостью свалившихся на их головы за последнее время бедствий, было желание сопротивляться косианцам. Возможно, если бы в городе сейчас присутствовал Марленус, Убар Ара, тот, в чьих силах было поднять боевой дух горожан и повести их за собой, у города была бы надежда. Но в данный момент здесь правил регент Гней Лелиус, который, у меня не было никаких сомнений в этом, был весьма эффективным управленцем, но только при нормальных условиях. Маловероятно, что он смог бы стать тем лидером, который был так необходим людям в суровые времена тьмы, крушения и страха. Да, думал я, он был хорошим человеком и уважаемым государственным служащим, но как же далеко ему было до Марленуса из Ара! Так случилось, что сам Убар исчез несколько месяцев назад во время карательной экспедиции в горы Волтая, направленной против тарнсмэнов Трева. Теперь все считали, что он мёртв.
— Убить её! — потребовал кто-то из толпы.
— Убить! — поддержали его злые голоса.
— Нет! — грудью встал на защиту своей рабыни Марк.
— Нет! — поддержал его я.
— Их тут только двое, — крикнул один из особо рьяных.
— Слушайте! — призвал я, поднимая руку.
В этот момент толпа затихла. Многие мужчина подняли головы, прислушиваясь, потом все дружно повернулись в сторону доносившегося звука. Феба, маленькая, уязвимая, голая, поспешила воспользоваться заминкой и подползала поближе к ногам Марка.
Вдоль улицы неслось пение и звон колоколов. Уже через мгновение мы увидели золотой круг, поднятый на шесте, появившийся из-за поворота. Люди на улице торопливо раздавались в стороны, прижимаясь к стенам домов.
— Посвященные, — шепнул я Марку.
Теперь уже вся процессию вывернула на эту улицу.
— На колени, — призвал мужчина стоявший рядом.
— Становись на колено, — посоветовал Марку, сам тоже опускаясь на одно колено.
Честно говоря, происходящее меня удивило. Люди становились на колени. Вообще-то, обычно свободолюбивые гореане не встают на колени даже в храмах Посвященных. Гореане обычно молятся стоя. Разве что руки иногда поднимают, да и то это зачастую происходит, только если молитва произносится вместе с Посвященным.
— Я не встану на колени перед этими, — упёрся мой друг.
— Вниз быстро, — прошипел я. — Ты за сегодня уже доставил достаточно неприятностей.
Уже чувствовался запах ладана. Во главе процессии шли два молодых, совершенно лысых парня в белых одеждах. Это именно они звонили в колокола. За ними следовали ещё два юноши, размахивавшие кадилами, испускавшими облака ароматного дыма. Насколько я в этом понимал, эти четверо были новичками, возможно, только недавно принесшими свои первые обеты.
— Хвала Царствующим Жрецам! — послышался чей-то пылкий голос.
— Хвала Царствующим Жрецам! — поддержал его другой.
Мне в тот момент подумалось, что мой друг Царствующий Жрец Миск, возможно, был бы если не очарован, то озадачен таким поведением людей.
Взрослый Посвященный, одетый в ниспадающие белые одежды, торжественно нёс шест увенчанный золотым кругом, фигурой, не имеющей ни начала, ни конца, символизирующей Царствующих Жрецов. За ним следовал ещё десяток Посвященных рангом пониже в колонну по двое. Именно они распевали молитву.
Свободная женщина в испуге торопливо отдёрнула свои одежды, чтобы не дай бог их не коснулся Посвященный, которому, как известно, запрещено даже дотрагиваться до женщин, впрочем, как и самим женщинам, касаться их. Кроме того, посвященные избегают употреблять в пищу мясо и бобы. Насколько мне известно, большую часть своего времени они посвящают жертвам, служению, молитвам и изучению мистических знаний. Они надеются посредством исследования математики, очистить себя.
— Спасите Ар! — всхлипнул мужчина, когда они проходили мимо.
— Спасите нас, о посредники Царствующих Жрецов! — выкрикнул кто-то их толпы.
— Я пожертвую храму десять золотых монет! — пообещал другой голос.
— Я приведу десять верров с позолоченными рогами, — заверил третий.
Но Посвященные не обращали никакого внимания на эти весьма значительные заявления. Какое им вообще могло быть дело до таких мелочей?
— Не поднимай головы, — шепнул я Марку.
— Я и не собирался, — буркнул он.
Феба лежала позади нас на животе и дрожала, прикрыв голову руками. Не позавидовал бы я ей, голой рабыне, если бы кто-нибудь поймал её столь неосторожно появившуюся в таком месте.
Наконец, процессия прошла, и мы смогли подняться на ноги, а толпа, собравшаяся было вокруг нас, рассеялась сама собой.
— Всё, Ты теперь в безопасности, — бросил я Фебе, — или, по крайней мере, настолько в безопасности, насколько может быть рабыня.
Девушка нерешительно поднялась на колени и сразу же прижалась к ноге Марка.
— Мы не в состоянии сопротивляться Косу, — вздохнул мужчина, стоявший в нескольких футах от нас.
— Мы должны надеяться на Царствующих Жрецов, — перебил его другой.
Напротив нас, с другой стороны узкой улицы, стояла свободная женщина, та самая, которая отдёрнула свое одежды, чтобы не затронуть ими Посвященного. Она тоже встала вместе со всеми, и теперь с грустью смотрела в ту сторону, куда удалилась процессия. До нас всё ещё долетал звон их колоколов. В воздухе по-прежнему висел запах ладана. Так получилось, что подле той свободной женщины оказалась рабыня, одетая в короткую серую тунику. Так же, как и Фебе, ей не посчастливилось оказаться на пути процессии. Теперь она стояла на коленях, упираясь головой и ладонями в камни мостовой, в общей позиции почтения, и стараясь казаться ещё меньше, чем была. В какой-то момент девушка уже собралась встать, чтобы продолжить свой путь, но заметила, что свободная женщина пристально разглядывает её. Оказавшись объектом такого внимания со стороны свободного человека, невольница замерла, оставаясь на коленях.
— Тебе-то, шлюха нечего бояться, — с горечью в голосе проговорила свободная женщина. — Это таким как я следует трястись от страха.
Коленопреклонённая девушка благоразумно промолчала. В том, что сказала свободная женщина, было что-то, от чего веяло безумством разграбления павшего города, кровавым преследованием победителями своих противников, огнём и дымом пожаров и рушащимися домами завоёванного города. Впрочем, я бы рискнул предположить, что обе они и свободная женщина, и рабыня, в целом были в относительной безопасности.