— Всё что тебе грозит, это только смена одного ошейника на другой, — бросила свободная женщина, опасливо смотревшей на неё девушке.
Я отметил про себя, что рабыня была весьма недурна собой, особенно для тех, кто предпочитает рыжеволосых женщин. Также я обратил внимание на то, что невольница держала ноги плотно сжатыми. Думаю, стой она перед мужчиной, то, скорее всего, её колени были бы широко расставлены в стороны. Просто, не сделай невольница этого сама, ей бы развели их жёстким пинком, чтобы на будущее она накрепко запомнила, как перед кем она должна вставать на колени.
— Всего лишь другой ошейник! — вдруг зло крикнула свободная женщина.
Девушка вздрогнула, но ответить так и не осмелилась. Разумеется, учитывая все обстоятельства, эта свободная женщина была не так уж и неправа. Рабыня, как находящаяся в статусе домашнего животного, точно так же, как и любое другое домашнее животное, представляет очевидную ценность для победителей. Маловероятно, чтобы кому-то захотелось бы убить её, как никому не взбрело бы в голову убивать тарлариона или кайилу. Скорее её просто приковали бы цепью вместе с другими такими же, для того чтобы позднее распределить или продать.
Внезапно, свободная женщина, своей спрятанной под перчаткой маленькой ручкой наотмашь яростно принялась хлестать рабыню по лицу. Её, свободную женщину, свободного человека, мог растоптать тарларион, переехать колесом колесница, или ей мог, походя, перерезать горло озверевший от крови победитель. Подобное, конечно, было не исключено. Однако, с другой стороны, свободных женщин завоёванного города, или, по крайней мере, самых красивых из них, захватчики зачастую считают одной из статей своих предполагаемых трофеев. Найдётся немало свободных женщин в таком городе, которые оказавшись перед врагами готовы сорвать с себя одежды и, признавшись в своём естественном рабстве, отрицая свой предыдущий маскарад свободной женщины, умолять о милости клейма и ошейника. И что бы они ни говорили и как бы ни отрицали этого, но многие свободные женщины проигрывают подобную сцену в своём воображении. Кроме того, такие сцены, время от времени всплывают в их снах, беспокоя их и приоткрывая двери к самым тайным истинам их существа.
Свободная женщина, ударив рабыню три или четыре раза, вдруг замерла с занесённой для следующей пощёчины рукой. Лишь лёгкий вечерний ветерок, сквозивший вдоль улицы, шевелил кромки её одежд. Наконец, вместо удара она прижала пальцы к своему горлу, поверх одежд и вуали, и, посмотрев на рабыню, попыталась поймать её взгляд. Однако та уже не осмеливалась встречаться с ней глазами.
— Что означает быть рабыней? — спросила свободная женщина у невольницы.
— Госпожа? — не поняла её испуганная девушка.
— Что означает быть рабыней? — повторила свой вопрос женщина.
— Многое зависит от хозяина, прекрасная Госпожа, — осторожно ответила рабыня.
Конечно, она не могла видеть лица свободной женщины, но выражения вроде «прекрасная Госпожа» и ему подобные, со стороны рабыни обращающейся к свободной женщине весьма распространены. Это аналогично обращению «благородный Господин» к мужчине. Зачастую данные обращения имеют довольно мало общего с действительностью, так что стоит относиться к ним, как не больше чем простым общепринятым эпитетам уважения.
— От хозяина, — эхом повторила свободная женщина, заметно задрожав.
— Да, Госпожа, — кивнул девушка.
— И Ты должна делать всё, что он говорит, и повиноваться ему во всём? — уточнила женщина.
— Конечно, Госпожа! — поспешила заверить её невольница.
— Ты можешь идти, — разрешила, наконец, свободная женщина.
— Спасибо, Госпожа! — обрадовалась девушка и, вскочив на ноги, унеслась прочь.
Свободная женщина ещё некоторое время смотрела ей вслед, а затем бросила взгляд в нашу сторону, но уделяя внимание не нам с Марком, а прятавшейся за нами Фебе, сразу опустившей глаза. Задрожав, она отвернулась и пошла по улице влево от нас, в том направлении, откуда появилась процессия Посвященных.
— Люди Ара напуганы, — заметил Марк.
— Да, — не мог не согласиться я.
Мимо нас, бормоча себе под нос молитвы, прошёл какой-то парень. Он отслеживал свои молитвы посредством молитвенного кольца. Это кольцо, имевшее несколько крошечных выступов, обычно носили на указательном пальце правой руки. Поворачивая кольцо на пальце, устанавливая вверх один выступ за другим, можно было отслеживать очерёдность молитв. Появление же сверху круглого выступа, очень напоминавшего тот золотой круг, что был поднят на шесте Посвящённого, означало, что цикл молитв завершён и можно остановиться или начать заново.
— Как Ты думаешь, куда направлялись Посвященные? — спросил я Марка.
— В их храм я, наверное, — пожал он плечами.
— Зачем? — уточнил я.
— Для вечерний службы, я полагаю, — несколько раздраженно, ответил юноша.
— Я тоже так подумал, — кивнул я.
— Солнечные ворота! — вспомнил он. — Мы должны быть там засветло!
— Верно, — согласился я.
— Нам хватит времени? — спросил у меня Марк.
— Думаю да, — предположил я.
— Пойдём! — крикнул он. — Пойдём быстрее!
Мой друг сорвался с места и быстрым шагом поспешил по улице. Я последовал за ним, а Феба уже за мной, но ей, чтобы не отстать, пришлось постоянно срываться на бег.
2. Палатка
— Можешь обернуться, — бросил Марк, вставая на ноги.
У тяжело дышавшей Фебы, до того стоявшей на коленях, прижимаясь лицом к земле и держа руки на затылке, хватило сил только на то, чтобы опираясь на руки приподнять голову. Дело происходило в нашей маленькой палатке, установленной за стенами Ара, одной из сотен таких же палаток, принадлежавших главным образом скитальцам, переселенцам и беженцам.
— Спасибо, Господин, — немного отдышавшись, проговорила Феба. — Я ваша. Я люблю вас. Я люблю вас.
— Встань и повернись лицом ко мне, — велел ей молодой воин. — Держи руки по бокам.
Марк вытащил из своего мешка длинный шнур, футов пять длиной или около того, и перебросил через своё плечо.
— Я должна быть связана? — поинтересовалась рабыня.
— Воздух здесь, за стенами кажется мне чище и свежее, — заметил я, прислушиваясь к звукам лагеря раскинувшегося вокруг нас.
— По крайней мере, здесь не воняет ладаном, — усмехнулся Марк, а потом повернулся к Фебе и, продемонстрировав ей небольшой лоскут ткани, вытащенный из мешка вслед за шнуром, спросил: — Знаешь, что это?
— Я не уверена, — робко, но с надеждой, проговорила она, — Господин.
Я просто не мог не улыбнуться, видя, как засияли её глаза.
— Это — туника! — восхищенно воскликнула девушка, стоило Марку развернуть свёрток.
— Рабская туника, — мрачно поправил её юноша.
— Конечно, Господин, — радостно кивнула она, — ведь я же — рабыня!
Это действительно была туника, надеваемая через голову, без рукавов, скроенная из реповой ткани. Высокие разрезы по бокам гарантировали, что бёдра девушки будут постоянно обнажены почти до талии.
Не трудно было заметить, как Фебе хотелось бы протянуть руки и схватить этот скромный наряд, но она, прекрасно помнившая о приказе держать руки прижатыми к бокам, смогла удержаться от глупости. Шнуру, свисавшему с плеча Марка, конечно, предстояло играть роль кушака. Такие кушаки могут быть повязаны самыми разными способами, впрочем, суть у всех одна — выгодно подчеркнуть фигуру носительницы. Кроме того, этим же шнуром, как и верёвкой удерживающей на женщине камиск, можно воспользоваться, чтобы связать её.
— Это будет моим, не так ли? — осторожно поинтересовалась Феба, но в её голосе звучали нотки нетерпеливого ожидания и надежды.
Похоже, она боялась поверить в такую удачу. Однажды, неподалёку от Брундизиума, на юго-запад отсюда, она уже понадеялась на то, что она вот-вот должна получить подобный предмет одежды, тот, что до неё носила другая рабыня, но Марк не позволил ей этого. Та туника сгорела на её глазах, сожжённая по его требованию. А всё потому, что она было с Коса.
— Это принадлежит мне, — отрезал Марк, — так же, как и Ты сама. Но верно и то, что покупая её, я держал в памяти именно тебя. Будешь носить её, когда тебе будет разрешено или приказано.
— Я могу потрогать её, Господин? — восхищенно спросила Феба.
— Можешь, — махнул он рукой.
Интересно было наблюдать, с какой благодарностью и радостью она взяла в руки это крохотную тунику. Как, оказывается, много может значить для девушки, такая незначительная вещь. Это была самая простая рабская туника, дешёвая, маленькая, скрывающая немногим больше, чем та-тира или камиск, но с каким безграничным восхищением смотрела на неё невольница!
Пусть это был вид одежды, который свободные женщины, как они сами утверждают, презирают, находя его невообразимо шокирующим, невыразимо скандальным, на который они не могут смотреть без ужаса, а взглянув готовы упасть в обморок, но для Фебы, и многих других, таких же, как она сама рабынь, эта лёгкая туника была настоящей драгоценностью, несомненно, значащей для неё куда больше, чем самые дорогие наряды в шкафах свободных женщин. Правда, я подозреваю, что свободные женщины далеко не всегда абсолютно искренни, говоря нам о своих чувствах к таким предметам одежды. В конце концов, та же самая свободная женщина, что, будучи пленена, с гневным криком отбрасывает от себя такую одежды, глядя на неё в расстройстве и тревоге, сама же торопливо натягивает её на себя, стоит только ей увидеть, что рука её похитителя опускается на рукоять плети, и уже через несколько мгновений, носит рабскую тунику так, словно проходила в ней всю жизнь, талантливо, изящно, возбуждающе и вызывающе. Вообще, такие предметы одежды и их значение, имеют тенденцию необыкновенно возбуждать женщин. И, между прочим, зачастую оказывается, что не так уж и незнакомы свободные женщины с этими нарядами, как они пытаются заставить нас в это поверить. Не раз случалось находить подобные вещицы среди их имущества в захваченных городах. Не трудно догадаться, что многие женщины надевают их, оставшись наедине со своим зеркалом, позируя и фантазируя. Иногда бывает так, что прямо во время таких предосудительных занятий, женщина чувствует, как сначала на её шее затягивается петля работорговца, а потом её ошеломлённую умыкают из её же собственных апартаментов. На Горе говорят, что свободные женщины — такие же рабыни, просто на них пока не надели ошейники.
Конечно, в ситуации Фебы, предоставленная ей туника была не только подтверждением её неволи, её подчинения своему господину, и прочих нюансов рабства, но что ещё более важно, в данный момент, представляла значительную разница между тем, чтобы быть одетой и голой. Она — рабыня, имела прав на одежду, не больше чем любое другие животное, и лишь благодаря великодушию её владельца, у неё могло бы появиться разрешение на ношение одежды.
— Спасибо, Господин! Спасибо, Господин! — заплакала Феба, прижимая к себе столь долгожданную одежду.
Что интересно, Марк купил эту тунику по собственной инициативе. По мне так, сейчас было самое время сделать это. И дело даже не в том, что Феба была бы невероятно привлекательна в этой тунике, как и в любом другом из рабских предметов одежды, подчеркивающих, демонстрирующих и усиливающих красоту женщины, позволяющих ей различными способами привлечь к себе внимание, но в том, она становилась менее заметной на улицах Ара. Кроме того, будучи одетой, она была бы не более привлекательным, чем другие точно так же одетые рабыни, объектом для шлепков, щипков и других знаков внимания, прохожих на улицах.
— Я могу надеть это? — с затаённым страхом и надеждой спросила Феба, держа тунику перед собой на вытянутых руках.
— Да, — разрешил Марк, уже и сам лучившийся удовольствием, и кажется напрочь забывший о необходимости ненавидеть свою рабыню.
— Скажи, почему Ты пошёл за мной в Ар? — спросил я Марка.
— Уверен, Ты и сам знаешь, — пожал он плечами.
— Но это же — безумие, — заметил я.
Во время осады Форпоста Ара его Домашний Камень был тайно вывезен из города и переправлен в Ар, полагая, что там он будет в безопасности. Это было сделано в фургоне, принадлежавшем человеку по имени Септимий Энтрат. Однако, после падения Форпоста Ара, мы узнали, что в Аре была распространена версия о том, что Форпост Ара сам открыл свои ворота перед косианцами, польстившись на золото. Соответственно, в метрополии все граждане Форпоста Ара теперь считались предателями. Естественно, потом это воображаемое предательство использовалось, чтобы объяснить отказ генералов Ара от снятия осады со своей бывшей колонии. Кроме того, это предполагало, что перед армией Ара на севере возникла дилемма, или штурмовать Форпост Ара, или преследовать отступающие экспедиционные войска. Понятно, что город бы никуда не делся, поэтому приоритет был отдан преследованию, в результате которого вся северная армия Ара без всякой подготовки залезла в дельту. Не трудно догадаться, что неподготовленный переход по болотам оказался губительным. Дельта поглотила одну колонну за другой. Разгром войск Ара в дельте, вероятно, стал самой крупной военной катастрофой за всю историю планеты. По самым оптимистичным подсчётам оттуда удалось вырваться лишь четырём, максимум пяти тысячам человек из более чем пятидесяти тысяч вошедших. Причём далеко не всем из них удалось вернуться в Ар. В конечном итоге, люди были уверены, что именно Форпост Ара предал свою метрополию, что он до сих пор стоит неповреждённый, но превращённый теперь в форпост Коса на Воске. По крайней мере, такие слухи циркулировали в зимнем лагере близ Хольмеска, что между Аром и Воском
Феба, под пристальным взглядом Марка накинула тунику на голову.
Так что, учитывая официальную версию событий и распространяемые слухи о событиях на севере, ничего удивительного не было в том, что к Форпосту Ара и его гражданам в самом Аре относились с презрением и ненавистью. К счастью, акцент Марка, как и большинства его сограждан, мало чем отличался от говора жителей метрополии, так что он не привлекал к себе особого внимания. Впрочем, сейчас даже мой собственный акцент, довольно необычный для Гора, не вызывал ожидаемых вопросов. Просто за последнее время, благодаря успехам Коса на континенте, окрестности Ара, да и сам город, наводнило множество людей с самыми различными и необычными диалектами.
Счастливая Феба натянула тунику на бёдра, и принялась крутиться в ней перед Марком.
— Ай-и! — восхищённо воскликнул Марк.
— Господин доволен своей рабыней? — поинтересовалась Феба.
На мой взгляд, этот вопрос был явно риторическим.
— Слишком коротко, — признал юноша.
— Ерунда, — успокоил его я.
— И всё же слишком коротко, — проворчал Марк.
— Зато мой владелец всегда сможет полюбоваться на мои бёдра, — заметила Феба.
Что и говорить, они, действительно, были хорошо выставлены напоказ, особенно учитывая разрезы по бокам.
— Так же, как и все остальные мужчин, — сердито буркнул мой друг.
— Конечно, Господин, — согласилась девушка, — ведь я — рабыня!
— Она необыкновенно красива, — заверил я Марка. — Так что не вижу ничего страшного в том, что её красота будет выставленной на всеобщее обозрение. Пусть другие кипят от зависти от одного вида твоего имущества.
— Она — всего лишь шлюха с Коса! — недовольно проворчал тот.
— Теперь она всего лишь твоя рабыня, — напомнил я ему.
— Ты — соблазнительная рабыня, косианская шлюха, — неохотно бросил Марк своей невольнице.
— Рабыня рада тому, что господин доволен своей собственностью, — улыбнулась Феба.
— Надеюсь, к настоящему времени, — уточнил я у Марка, — Ты уже обдумал детали своего безумного проекта.
— Нет, — рассеянно ответил Марк, полностью ушедший в восторженное наблюдение, крутящейся перед ним прекрасной рабыни.
Домашний Камень Форпоста Ара, как нетрудно было догадаться, до сих пор находился в Аре, и прежде всего именно это влекло сюда молодого воина.
— Она удивительно красива, — признал мой друг.
— Да, — согласился я.