Ценный свидетель
Почти весь день ушел у Ларина на опросы людей, которые знали Раховского. Затем он вместе с участковым инспектором и комендантом общежития тщательно осмотрел вещи, принадлежащие Раховскому. В тумбочке, которая стояла у его кровати, обнаружили записную книжку Раховского, где имелись три городских адреса. Ларин сразу же поехал по этим адресам.
По первому адресу проживал знакомый Раховского, из одной с ним деревни. По второму адресу человека, фамилия которого была записана в блокноте Раховского, Ларин уже не застал. Как пояснили соседи, он еще год назад уехал из города. Максим поехал по третьему адресу. Это был большой деревянный дом, расположенный на окраине города, в тихом небольшом переулке. Дом был обнесен аккуратным высоким забором, покрашенным, так же, как и дом, светло-зеленой краской.
«Даже крыша, — подумал Ларин, — и та под цвет забора выкрашена. Но что же здесь находится? Дом явно не жилой. Если учреждение, то почему никакой вывески нет?»
Он подошел к калитке и на ней увидел рисунок оскаленной собачьей морды. Толкнул калитку и вошел во двор. Только дошел по тропинке до угла дома, а навстречу ему... поп, одетый в длинную рясу.
Он приветливо улыбнулся гостю:
— Добро пожаловать в мое скромное жилище.
— Здравствуйте, скажите, здесь проживает Ксенофонт Ипполитович Миргородцев?
— Да, это я, сударь, — ответил с легким поклоном поп.
Ларин растерялся. Ему еще ни разу не приходилось беседовать с попом. Максим мучился, он не знал, как обращаться: «Товарищем назвать? Наверное, неправильно. Может, гражданином?»
Хозяин понял смущение гостя и, улыбнувшись, пригласил его в дом.
Ларин поблагодарил и отказался. Он предложил поговорить прямо во дворе. Достал удостоверение и представился. Хозяин несколько удивился, что к нему пожаловал сотрудник уголовного розыска. Стараясь скрыть недоумение, он пошутил:
— А не боитесь, что я могу обратить вас в свою веру?
Ларин засмеялся:
— А если я вас?
Они прошли в легкую аккуратную беседку и присели на деревянные скамейки.
— Ксенофонт Ипполитович, вам знаком Раховский Виктор Леонидович?
— Нет, фамилия мне ни о чем не говорит. А кто он, чем занимается и почему он должен быть мне известен?
Ларин достал из кармана фотографию Раховского:
— Посмотрите, — лейтенант протянул ее хозяину и коротко сообщил ему о Раховском и о том, что у того имеется его адрес.
— Вы знаете, — протяжно сказал Миргородцев, — я, кажется, припоминаю, как однажды мне говорил дьяк, что случай свел его с молодым человеком из деревни и что дал он ему мой адрес. Но отрок этот так и не приходил ко мне, а дьяк каким-то образом узнал, что он баптист. И на том дело кончилось.
Миргородцев еще раз внимательно взглянул на фотографию, протянул ее Ларину и, улыбнувшись, сказал:
— Мало кто из молодежи в бога верит, мало.
— Отчего же вы тогда улыбаетесь?
— Да дьяка вспомнил. Он, бедный, так боится остаться без средств на существование, что готов даже доктора наук в бога верить заставить.
— Скажите, а где дьяк проживает? — спросил Ларин.
— Вы хотите с ним поговорить?
— Да.
— Это легко сделать, он как раз недавно пришел ко мне и сейчас находится в доме. Так что пойдемте в дом.
Вскоре Ларин беседовал с дьяком. Оказалось, что тот узнал о Раховском со слов его односельчан и, встретив Виктора, дал ему адрес попа и пригласил зайти, поговорить. В общем, дьяк повторил все то, что сказал Ларину хозяин дома, и лейтенант, попрощавшись, ушел.
Когда Ларин вошел в здание райотдела, его перехватил дежурный:
— Ларин, к тебе уже сегодня пятый раз приходит парень, он говорит, что ему уезжать надо, может, поговоришь с ним?
Ларин сразу же вспомнил о звонке Яськова и пригласил к себе парня. Молодой человек лет двадцати-двадцати двух назвался Мартынчиковым, рабочим совхоза.
— Меня просил Андрей Иванович Яськов рассказать вам все, что я видел ночью с 5 на 6 июля. — Он вытер со лба пот и продолжал: — Рядом с Клещ Марфой проживает моя девушка — Оля Богданович. Их огороды разделяет маленькая улочка, ведущая в поле. Мы с Олей ночью сидели у нее в саду. Где-то около часу ночи смотрим — за забором по этой улочке со стороны поля идет мужчина, который останавливается у забора Марфы. Стоит и курит в руку. Минут через пять подходит к нему со стороны своего огорода баба Марфа и передает этому мужчине чемодан. Он взял его и быстро пошел к полю, а Марфа ему вполголоса вдогонку: «С богом, смотри, чтобы никто не видел!» В темноте я точно не разобрал, кто этот мужчина. Но показалось мне, что Славук Роман, который проживает в нашей деревне. Он вместе с Клещ в секте этих трясунов состоит. На следующий день утром я пошел Олю провожать, она уезжала в районный центр. Пришли мы на автобусную остановку, а там уйма людей. В нашей деревне автобус разворачивается и уходит в обратном направлении. Пришел автобус, все начали садиться. Смотрим, Роман подбегает и в руках чемодан держит. Я сразу же вспомнил о ночном происшествии и хотел пошутить над ним, но Оля мне не разрешила. Отправил я Олю, а сам домой пошел. Я не стал с ним разговаривать и скоро забыл об этом случае, но вот встретился с Андреем Ивановичем, и когда он у меня спросил, не видел ли я Витю Раховского, то я рассказал ему про тот случай. Андрей Иванович и послал меня к вам. Да еще наказ дал, чтобы я обязательно вас дождался, поэтому я и надоел вашему дежурному.
Ларин быстро записал взволнованный рассказ парня, дал ему прочитать протокол, указал место, где расписаться:
— Может так случиться, что ваши показания сыграют большую роль. Благодарю вас. Счастливого пути.
«Ваша взяла, гражданин начальник!»
Клунов проживал в небольшом деревянном домике недалеко от железнодорожного вокзала. Вместе с ним жили родители и младший брат.
Отец работал машинистом тепловоза, мать — бухгалтером в домоуправлении. Брат учился в восьмом классе. Родители Клунова и его брат характеризовались по-разному: мать и брат положительно, отец как человек, злоупотребляющий спиртными напитками и на почве пьянства часто устраивающий скандалы с матерью.
Все эти данные были собраны местными коллегами Дегтярева и представлены ему.
Его больше всего интересовал Клунов Петр Петрович, который ранее отбывал срок наказания в одной исправительно-трудовой колонии вместе с Самураевым и Лешковым. Прибыл он в Гомель более полугода назад, устроился в железнодорожные мастерские, но, проработав там три месяца, уволился и сейчас нигде не работает.
Изучив все дополнительные материалы, Дегтярев встретился с участковым инспектором, в зоне обслуживания которого проживал Клунов.
Пожилой капитан знал свое дело отменно:
— Клунов? Знаю этого Петра. Не хочет становиться на честный путь, пьянствует.
— Вы с ним беседовали?
— Конечно. Сколько раз уже! Но для него эти разговоры — пустой звук.
— С кем он дружит?
— Близких друзей у него нет, но часто отирается среди часовых мастеров, ювелиров. Встречал я его не раз у скупочных магазинов и комиссионок.
Эти сведения для Дегтярева представляли интерес, и он с большим вниманием слушал капитана. Спросил у него:
— Как вы считаете, если нам с вами посмотреть, куда он ходит, это возможно?
— Конечно. Особенно если он подвыпьет, то родного отца в метре от себя не узнает.
— Где он сейчас может находиться?
Участковый инспектор взглянул на часы:
— Десять. Спит еще. Обычно он из дому вылазит часов в одиннадцать-двенадцать.
— Тогда пошли. Вы мне покажете, где его дом, а сами съездите к себе домой и переоденьтесь в гражданскую одежду.
— Я не возражаю, но надо начальству доложить.
— Не беспокойтесь, с вашим руководством вопрос решен.
— Ну и хорошо, — вставая, сказал капитан, — тогда пошли.
Вскоре они оказались в районе железнодорожного вокзала, и участковый инспектор кивнул на небольшой, обнесенный высоким забором домик:
— Здесь он живет.
— Хорошо. Вы побыстрее переодевайтесь. Если меня здесь не застанете, то звоните дежурному по управлению. Я ему буду сообщать о своем местонахождении.
Капитан остановил попутную автомашину и уехал. Дегтярев, не торопясь, прошел мимо дома. Во дворе пустынно. Справа виднелся сарай, возле него стояла двухколесная коляска, разбросаны какие-то погнутые ржавые трубы, металлические части, у входа в сарай лежала куча напиленных дров. Крыша сарая во многих местах продырявилась. Чувствовалось, что в доме нет хороших рук.
Дегтярев прошел дальше. Он успел заметить, что со двора имелся только один выход, и поэтому отошел подальше, выбрал место, с которого была видна калитка, и стал наблюдать.
Минут через сорок появился участковый инспектор. В гражданской одежде его трудно было узнать. Он подошел к Дегтяреву:
— Ну как, не появлялся?
— Пока нет. Может, ушел уже?
— Нет, наверняка, дома сидит. Ничего, скоро выйдет.
И точно. Участковый как в воду смотрел: из калитки вышел высокий молодой мужчина. Он воровато оглянулся и направился к вокзалу, где сел в автобус, направлявшийся в центр города.
Работники милиции неотступно следовали за ним. И к вечеру, в записной книжке Дегтярева, появился ряд адресов, по которым заходил Клунов.
И когда поздно вечером Дегтярев проанализировал маршрут его движения, то увидел, что Клунова интересовали в основном ювелиры, реже — часовые мастера.
Утром следующего дня Дегтярев побеседовал с оперативными работниками ОБХСС и получил нужные сведения на тех людей, с которыми встречался Клунов. Многие из них характеризовались с положительной стороны.
Дегтярев отобрал троих и решил с ними поговорить. Он сидел в отведенном для него кабинете и ожидал первого посетителя. Ровно в двенадцать появился пожилой человек, прихрамывающий на правую ногу, поздоровался и протянул повестку:
— Я по вызову.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Ювелир сел на стоявший у стола стул и оказался напротив Дегтярева. Его серые глаза спокойно смотрели на собеседника.
Дегтярев, со слов коллег из ОБХСС, знал, что с этим человеком можно говорить откровенно, поэтому, не теряя времени, сразу же перешел к делу:
— Борис Иванович, вы знаете этого человека? — Дегтярев положил перед ювелиром фотографию Клунова.
Гость взглянул на фото и улыбнулся:
— Конечно, знаю. Он вчера приходил, спрашивал Семена, моего напарника.
— Борис Иванович, а что он из себя представляет?
— Шалопай. Он поддерживает какие-то отношения с Семеном Шлемовичем, но при мне о своих делах разговор они не ведут.
— Он не предлагал вам купить какие-либо ювелирные изделия?
Старый мастер улыбнулся:
— Нет, он хорошо знает Семена, а тот очень хорошо знает меня и, конечно, смог проинформировать его, что в ответ на такие предложения я показываю на порог, берусь за телефонную трубку и звоню куда следует.
— Скажите, а когда Шлемович работать будет?
— Он сейчас работает.
— Он знает, что вас пригласили в милицию?
— Нет, повестку мне вручили сегодня утром, и в мастерскую я не заходил.
Дегтярев поблагодарил мастера и отпустил его.
Вскоре пришел другой мастер, с кем накануне разговаривал Клунов. Он был высокого роста, светловолосый, с маленькими усиками, на вид ему можно было дать лет тридцать. Одет в светлый костюм, сшитый у хорошего мастера, вместо галстука — бабочка. Старался держаться независимо и даже несколько нагловато. Поздоровавшись, он протянул Дегтяреву повестку, не дожидаясь приглашения, сел на стул и заявил:
— Это не дело, что вы человека вызываете к себе своими повестками.
— А я встречал людей, которые требовали, чтобы их приглашали только повестками, — ответил спокойно Дегтярев. Он понял, что с этим человеком говорить откровенно будет трудно, и поэтому сразу же взял бланк протокола допроса и начал заполнять его, задавая по ходу вопросы посетителю:
— Фамилия?
— Чья, моя? Конопелько.
— Имя, отчество?
— Иван Адамович.
Вскоре Дегтярев закончил занесение в протокол данных о личности свидетеля и начал беседу:
— Скажите, вы никогда не приобретали ювелирных изделий частным порядком?
— Я такими вещами не занимаюсь.
Дегтярев положил перед ним фотографию Клунова:
— Насколько мне известно, с этим человеком у вас состоялись определенные сделки?
Дегтярев понимал, что с такими, как Конопелько, надо разговаривать строго и наступательно. Он специально сказал ему прямо о Клунове. И тот заюлил:
— С этим? Сделки? Какие сделки?
У Дегтярева, конечно, еще твердой убежденности не было в том, о чем он только что сказал этому самоуверенному человеку, но, увидев его реакцию, понял, что попал, как говорится, в яблочко. И Дегтярев пошел в атаку:
— Так что вы молчите? Вы же только что заявили, что ни с кем не имели сделок.
И Конопелько сдался. С него мгновенно слетели спесь и самоуверенность. Он покраснел, опустил голову и чуть слышно сказал:
— Извините, я забыл о нем.
— Поэтому я и напомнил, — сухо проговорил Дегтярев и продолжил: — А теперь рассказывайте, только не заставляйте меня вам напоминать, мое терпение не бесконечно.
— Нет, нет, я расскажу все. Я с ним познакомился месяца три назад. Он тогда пришел ко мне с одним мужчиной. Они предложили мне купить у них золотые часы и два обручальных кольца. Вы знаете, почему-то многие считают, что если ювелир, то денег у него куры не клюют. А в действительности дело имеешь с граммами и даже с миллиграммами и сам порой не поймешь, куда девался микроскопический кусочек, а это все при мизерной зарплате. Вот я и подумал тогда, подумал и купил.
— А что они объяснили вам, почему они продавали эти ценности?
— Петька сказал, что его друг разошелся с женой и кольца с часами ему судом переданы, а им понадобились деньги, вот они и пришли ко мне.
В кабинет вошел инспектор ОБХСС Тихонов. Это он рассказывал Дегтяреву о Конопелько, причем, давая ему характеристику, подчеркивал его жадность, хитрость и нечистоплотность. Тихонов остановился за спиной Конопелько и молча слушал.
Дегтярев спросил:
— Сколько раз он еще приносил вам такие штучки?
Конопелько заюлил, начал лепетать что-то нечленораздельное. Тогда Тихонов положил ему на плечо свою руку, от которой Конопелько вздрогнул.
— Давай, Иван, рожай!
Конопелько оглянулся и, увидев Тихонова, вскочил со стула:
— А, Андрей Андреевич, здравствуйте, мы вот с товарищем беседуем в отношении одного человека.
— Ну и как ты, Иван Адамович, беседу ведешь, откровенно?
— Конечно, конечно, как всегда.
— Ну, обычно ты плутаешь, — усмехнулся Тихонов и сел на стул, стоявший в углу. — Ну что же, и я поприсутствую, — и взглянул на Дегтярева, — вы не возражаете? Я ведь с Иваном Адамовичем хорошо знаком и уверен, что незнакомому человеку он может соврать.
Тихонов незаметно подмигнул Дегтяреву — продолжай, мол.
Тот понял и повернулся к Конопелько:
— Так сколько раз они еще приносили вам таких штучек?
— Неделю назад приходили еще.
— А что вы у них купили?
Конопелько замялся, чувствовалось, что приход Тихонова выбил его из колеи, ведь речь шла о незаконных сделках.
Понимал это и Тихонов, он улыбнулся:
— Я же сказал, Ваня, давай, валяй, рожай. Тебя я хорошо знаю, тебя надо немножко подтолкнуть, когда дело касается правды.
— Да, но вы же, Андрей Андреевич, первым возьмете меня за мягкое место и в каталажку, — и Конопелько горько усмехнулся.
— Будешь ты, Ваня, юлить или нет, но скажу я тебе по старой дружбе, мы все равно докопаемся до истины, да об этом ты и сам прекрасно знаешь. Тем более я только что приехал из твоей мастерской и твоей квартиры, там я в присутствии представителей вашего управления и понятых произвел обыски и обнаружил очень много ювелирных изделий, так что можешь смело говорить, это для меня значения почти не имеет.
Слова инспектора ОБХСС ошарашили Конопелько, и он удрученно проговорил: