У папы появилась работа, он больше не мог нас провожать. Мне купили мобильный телефон - предмет зависти всего класса, и мы с Михой стали ездить в бассейн сами. Я сильно расстраивался изо всего происходящего, да и Мишаня приуныл, я ж ему тоже высказал.
-- Ты, -- говорю, - кончай уже матюгаться. Это тебе не наша Заречная улица. Видишь, что получилось.
-- Я-то не буду, -- ответил он. - Но ведь Стёпа всё видел, он же наврал, чтоб тебе отомстить. И Ростик поддакнул. И Демьян.
-- У Дёмы голова болит.
-- Давай. Защищай его, -- пихнул меня в бок Мишаня.
-- За что они нас так, а Михайло Иваныч? - в сотый раз спросил я друга. Обыкновенно он объяснял мне всё просто - сволота она и в Африке сволота, гниль поганая. А тут вдруг оглянулся в раздевалке: переодевались на сеанс двое старичков, наши все ушли. И Мих сказал.
-- За то, что ты его побеждаешь. Про новогодние соревнования-то забыл?
10 Бойкот
Я не забыл про соревнования. Неприятности неприятностями, но главное - я мог плавать. Если вдруг меня пинали на дорожке, я даже не останавливался. Ростика избегал. Ростик мне за американцев отомстил, это так Михайло Иваныч утверждал. Так как мы теперь заходили вводу последними, нам приходилось обгонять медляков. Это очень неудобно: я подныривал, держал дыхание, иногда выныривал прям под чьим-то пузом, иногда мне попадали ногой по голове. Я не обращал внимания: у меня была цель: обогнать всех. Иногда было и пятнадцать человек на дорожке, целая толпа - ведь, у Максима Владимировича была всего одна дорожка. Тренировки могли смотреть родители. Но это занятие им быстро надоело. Родители любят поболтать, а в бассейне нельзя было разговаривать, Анна Владимировна, если слышала родительский трёп, доносившийся с трибун, истерично свистела в свисток. И родители на второй год "переселились" в кафе напротив столика администратора. Обычно после тренировки я долго приходил в себя, долго отмокал под душем. Да и Михайло тоже. Ему было ещё тяжелее, чем мне: он вообще надрывался, чтобы не отстать от меня, и тогда начинал вилять червём похлеще Стёпы. Зачем? Я уж его просил не надрываться за мной, но он ни в какую. У нас в Семенном все такие упёртые, кто потомок зэков. До войны в нашем посёлке селили отсидевших, от этого маленькая деревенька Семена и стала разрастаться, разрослась в Семенной.
В душевой за нами следили. Максим Владимирович стал заходить после тренировки в душ и в раздевалку и прогонять нас:
-- Десять минут, и чтоб духу вашего не было, -- высказывал он мне и Мишане.
Я обозлился на тренера. "Тварь, -- думал я. Сволота. Гниль. Погань!" Я не мог после тренировки придти в себя за десять мин! А Михайло Иваныч вообще без мытья не может! А бывает, что в души очередь. Но пришлось смириться и с этим. Мы с Мишаней выходили из раздевалки и проходили мимо кафе с опаской: родительский трёп прекращался, все пристально провожали нас взглядом. Однажды кто-то сказал: "Вот он!" И ко мне подошёл седой толстый мужик, дыхнул на меня приторным запахом кофе с молоком:
-- Ты не мешай моему сыну плавать! И матом ругаешься, и обгоняешь не по правилам. Зэковское отродье.
-- Зачем вообще поселковых, семенных, в приличное место пустили? - взвизгнула между глотками кофе-чая женщина в чёрной водолазке.
-- Да мальчик! - сказала сухонькая бабушка. - Ты не хулигань! - И стала трясти крючковатым пальцем.
А какой-то важный дедушка захлопнул громко ноутбук и вылупился на меня через увеличительные стёкла очков огромными жабьими зенками.
Я так удивился. Мишаня тоже. Всю обратную дорогу Михайло возмущался как обычно: как это?! Что это?! Если мы быстрее плаваем, мы не виноваты! Мы же не виноваты, что нам тренер бойкот объявил, а так мы всегда были первые.
Так мы мучились неделю. Да что там неделю! Этот декабрь ноль третьего года я запомнил на всю жизнь. Но самыми жуткими были четыре последние тренировки. Мы -- без мамы, без папы. Это были и самые страшные возвращения домой. В снег, в метель, в темноте...
В пятницу Максим Владимирович сказал мне не приходить в субботу вообще, о дополнительной тренировке и речи не могло идти. Обиженный тренер приказал являться нам сразу на новогодние соревнования, в понедельник в пятнадцать-ноль-ноль.
11 Заговор
В субботу вечером в ворота позвонили. Мама так удивилась: что это с папой? Нет ключа от ворот?
-- И мотора не слышно!
Мама накинула тулуп и вышла.
Я раздвинул жалюзи. В окно я увидел, что пришла Белла Эдуардовна. Снега стало немного, он таял всю последнюю ночь. Мама и Белла долго ходили по участку, мама показывала ей кусты и яблони.
Потом Белла Эдуардовна вошла в дом. У нас тогда терраса была ещё летняя, и мама пригласила Беллу Эдуардовну в комнаты, к печке.
-- Ой! А у вас до сих пор нет колонки? - удивилась Белла Эдуардовна, имея ввиду, что почему мы не используем газовое отопление.
-- Да есть, -- недовольно сказала мама. - Толик только обещает батареи поставить, но всё руки не доходят.
-- Сапожник без сапог, известное дело, -- сказала Белла Эдуардовна. - Я вот тоже - медик, а диету не соблюдаю.
Я видел, что маме не нравится, что пришла Белла Эдуардовна, но мама терпела.
-- Сапожник без сапог, мой вообще гвоздь вбить не мог, поэтому и прогнала, -- тянула Белла Эдуардовна и неожиданно, очень как-то трагически, брякнулась в папино кресло.
-- Белл! Ты извини. У мальчишки соревнования послезавтра, ему бы поспать раньше лечь... -- начала мама.
-- Ириш! Я поэтому и пришла. Садись и ты, Василёк.
Я бесился, когда меня называли Васильком. Мама это знала. И я видел, что она еле сдерживается.
-- Разговор касается тебя, Василь, - вздохнула Белла Эдуардовна.
"Василь" - мама успокоилась.
Белла Эдуардовна ещё минут пять говорила о том, что как быстро летит время, что, вот, недавно на свадьбе гуляла, а уже я такой большой.
-- Сколько тебе лет-то?
-- Девять скоро, -- сказал я.
Как будто она не знает.
-- Помню, помню, ты январский козерожка, -- сказала Белла Эдуардовна и перекрестилась на икону на стене рядом с фотографиями наших предков. -- Я вас не задержу. Я бы и не пришла. Но ты, Ириш, в школе мне помогала.
Мама рассказала мне потом, что Белла в школе была двоечницей, то есть натурально двойки в четвертях. А мама моя со Беллой дружила и всегда домашку давала ей списывать. И на контрольной по алгебре, решала и свой, и её вариант и "шпору передавала". И на экзаменах по алгебре после восьмого класса, мама тоже за тётю Беллу всё решила, и передала решение, "потому что под конец экзамена никто уже не следил". И Белла получила четвёрку на экзамене.
-- Я в благодарность, Ириш, за то время. Так бы не пришла. Вот, Василёк, бери пример с мамы, выручай всегда своих из беды.
-- Да уж. Он выручает, - грустно улыбнулась мама.
-- Да ты всё правильно сделала, Ир. Я поэтому и пришла. Они там в бассейне совсем уже обнаглели. А дети калечатся. То нога, то рука. Иногда дома только травму обнаружат, а родители ко мне в кабинет ругаться бегут: почему я не слежу. А я медсестра, я -- не тренер. Я вообще не должна поведения детей касаться. У меня другие обязанности. Травма - я фиксирую. И инспектору по охране труда раз в год отчитываюсь. Это только тётя Рая, уборщица наша, во всякую ерунду ввязывается. А когда надо, её никогда нет. Ты что думаешь: это единственный случай с вами? Да у нас и не такое случалось. Я уж сплетничать не буду. И жалобы были, и милиция была. Но всё на тормоза спускают, сама понимаешь. В бассейне - весь горком, то есть вся администрация -- в сауне отдыхает. А этот, с кем Василь подрался, внучок галерейщика. Да что там галерейщик. Сама дочка начальника УВД к нам плавать приходит. В общем так, ребя. Носа не вешать, эх жалко курить нельзя!
Мама заварила Белле Эдуардовне чай, достала с печки блюдо с пирожками -- мама готовила мне их на после-соревнований, чтоб они совсем мягкими не были, немножко подчерствели.
Белла Эдуардовна начавкалась, напилась. А я сидел и чувствовал, что случится что-то жуткое. У меня и сейчас иногда предчувствия бывают и в детстве бывали, в детстве даже чаще.
-- Значит так, ребята. На соревнования не ходите. Тебя, Василь, и Мишаню вашего дисквалифицируют.
-- Как? - удивился я.
-- У него бывали дисквалификации, -- кивнула мама на меня.
-- А послезавтра, -- сказала Белла, промакивая губы салфеткой,-- дисквалифицируют, если даже ошибок не будет. И ещё. Всех на три дистанции заявили, а тебя, Василь, и Миху твоего Иваныча - на одну. Миху - на кроль, а тебя - на брасс.
-- Как?! - я просто обалдел. - Мих же брассист, а я - кролист. Вы не перепутали?
- Нет.
- А как же комплекс? - не верил я.
-- Послушай Василёк, -- сказала Белла. - Ну, мрази, хоть и нельзя так говорить при детях. Ну, что поделаешь? Привыкай. Я случайно узнала. Дядя Костя услышал, когда ходил воду перекрывать, кипяток. Он душ закрыл, а в раздевалке тётя Рая убиралась, он решил не мешать, не следить, и пошёл через бассейн, мимо тренерской. И услышал разговор. Анна Владимировна мутит, он не видел, кому она это говорила. Дядя Костя вечером, когда списки по дорожкам на доску вывесили, внимательно их изучил, и обнаружил, что ещё и дистанции вам подсунули провальные.
-- Ужас! - сказала мама.
-- Нет! Я пойду! - сказал я. - Я обязательно пойду. Я буду плыть сто-брасс!
-- Тебя на пятьдесят-брасс заявили, -- покачала головой Белла Эдуардовна. -- Они ж, Ириш, когда брасс, идут по бортику и за техникой следят. И Василька загасят. Кто там докажет, как Василь в воде ногами барахтал. Не ходите. Дядя Костя меня попросил зайти. А сам он до двух ночи сегодня, если не позже. Сауну все заказывают. Новый год скоро. Отдыхает народ.
-- Спасибо, Белл, -- спокойно сказала мама. - Да: пятьдесят-брасс вообще не его дистанция.
Тут в дом вошёл папа, меня заставили идти спать, а родители с Беллой долго ещё говорили. Я тихо расплакался в подушку и тут же вырубился.
12 Утро понедельника
В воскресение дома было тяжело и тоскливо, мама заставляла меня отжиматься больше обычного - каждый день мама заставляла меня отжиматься, ей так когда-то сказал Максим Владимирович, вот мама и выполняла задания.
Утром в понедельник папа уехал. И тут я вдруг решил всё равно идти на соревнования, назло. И не пошёл в школу. Я в день соревнований в школу не ходил. Перед соревнованиями я не ел, только пил морсы. А в школе бы не выдержал, стащил какой-нибудь хлеб из столовки. А Мишаня ходил в школу, ему лишь бы не дома сидеть, лишь бы в компашке с нашими заречными друганами.
И тут пришёл дядя Костя, удивился, что я не в школе. Мама сказала:
-- Мы всё знаем, дядь Кость.
Но он ещё рас всё рассказал, и сказал так:
-- Даже не думайте появляться. Эта Владимировна...
-- Которая? - переспросила мама. -Там весь бассейн, одни Владимировичи.
-- Ну Анна, у которой сынок Стёпа, москвичи которые. Эта Анна вам проходу всё равно не даст. Будет травить. Она два года в нашем бассейне, у неё, точнее - у её мужа -- в горкоме, то есть в администрации города, связи. А у этой Анны -- в Москве связи. Тут к ним приезжает иногда в гости тренер из Москвы. Деловая вся, во-от такая тумба. Они там в Москве все тренера высшей категории, вот и наглеют. Ей надо, чтобы её сын медальки и статуэтки с кубками получал. Ещё эта тренерша, котораяприезжает...
-- Тумба?
-- Ну. Всё со Стёпой в зале занимается, а потом на воде. Прям в воду с ним заходит. И в воде смотрит, ошибки говорит. Да у нас в бассейне вообще беспредел, -- махнул рукой дядя Костя, и погладил рукавом тулупа нечёсаные седые волосы. -- Хулиганы такие попадаются. Все всё видят и молчат. И я молчу, и Белла молчит. Зарплаты-то в бассейне - будь здоров, в Москве столько не платят. Вот и молчу. Куда я пойду? А тут я и при сауне, и зимой дворником подрабатываю. И платят. До бассейна-то я грузчиком в магазине работал, снег тоже убирал, так за снег не платили.
-- Слушайте, дядя Кость. Они ж ещё деньги берут за секцию, - сказала мама. - Это ж незаконно.
-- А где теперь деньги не берут, -- махнул рукой дядя Костя. - Покажи мне такого человека, чтоб деньги не брал.
Я всё понял. Я взял рюкзак и стал собираться в школу.
-- Проводите, дядя Кость. Мальчик в таком состоянии.
-- Да нам по пути, Иришка, -- улыбнулся дядя Костя. - А пацан у тебя и без соревнований чемпион. На такого бугая напали они с Мишаней. Э-эх, наши семеннОвские, одним словом.
В школе я нагрубил учительнице, но она не ругалась. Я всё рассказал Мишане. А Михайло Иваныч говорит:
-- Да, ё-моё, Василь. Да они совсем там, что ли, уже? Батя мой говорит, бросать надо этот бассейн к такой-то матери. Он у своих тож поспрошал. Все говорят: бассейн этот -- для блатняка. А спортшкола--одна видимость, заслон. И соревнования у них блатные, и судят чёрти как.
Мама, папа и я решили бросить бассейн.
Это был самый грустный Новый год в моей жизни.
Папа сказал за праздничным столом:
-- Зачем унижаться? Парень плавает полмесяца, а тренер с ним не разговаривает
Мама рыдала:
-- Это ты сказал жалобу написать.
-- Не жалобу, -- а заявление, -- успокаивал маму папа. - А как не написать? А если тот псих покалечит кого? Я же в бассейне этом работал. Мы там лет пять назад, сауну перестраивали, потолок у них сгнил. Нам разрешили поплавать. Так там кафель и скользко. Кто-то из наших работяг ногу окарябал. А если ещё драка в душевой, то это вообще опасно. Тем более с бугаём.
Но мама рыдала и говорила, что больше никогда папу не послушается, что ребёнок не виноват, а родные родители, как ехидны последние, ему навредили.
13 На учёт
Прошёл год, и к нам пришёл милиционер из Мирошевского УВД. Этот Перелом-Копчика всё-таки переломал кому-то рёбра в душевой. И тут всплыло мамино заявление. Милиционер, толстый и пыхтящий, с четырьмя маленькими звёздочками на погонах, долго пил чай, а потом стал у мамы всё выспрашивать, и сказал, что Перелому повезло: -- успел за три дня до четырнадцати лет, и уголовки не будет. Милиционер спросил маму, не сможет ли она проехать в детскую комнату. Мама отказалась.
-- Видеть никого из этого бассейна не хочу, и сына везти на очную ставку не позволю. -- сказала мама. -Вы же хулигана на учёт и так-и так поставите?
- Да тут, понимаете какое дело... - замялся, заёрзал на табурете капитан.
- Знать не хочу.
- А вы выслушайте!
- Слушаю, - огрызнулась мама.
- Этот, ну ваш обидчик, он ещё после брёвен... то есть рёбер - милиционер волновался и заговаривался. - Так он ещё кипятком брызгался и у второго пострадавшего - ожог роговицы глаза.
- Ужас! - сказала мама, помолчала и добавила: - Они там и правда включают иногда кипяток, играются так. Игрались... Верно, Василь?
-- Верно, -- ответил я. - Но я знал души, где кипяток, а где -- не сильно горячо.
- Мне тоже так сказали, всё от смесителя зависит, -- сказал капитан. Всё от местоположения душа зависит. Ну вот, - продолжил он. - Слушайте что дальше. Отец этого, у кого ожог роговицы, на этого, вашего значит обидчика, наехал, словесно угрожал. И родители хулигана заявление подали на угрозы их ребёнку.
- И что? - испугалась мама.
- Да вот, запутывается всё. Очень пригодились бы ваши показания. Очная ставка очень желательна. Вы же с ним тоже говорили?
- Говорила.
-- На вас тоже встречное заявление родители хулигана писали.