Но Рост упёрся. Через неделю опять появился, прихрамывая, морщась, стал тренироваться.
-- Да что такое-то?! - возмутился Мих.
Вечером я пришёл к дяде Боре и рассказал всё про Ростика.
-- Пусть тренируется, Василь. Ну чем он тебе сейчас-то помешает?
-- Он чужой. Он городской! Они все поселковых презирают. У его родителей дом в Болгарии.
Тогда дядя Боря рассказал мне по секрету, что скоро наш посёлок включат в черту города, и что как только мы станем городским поселением с мирошевской регистрацией, то свободную землю раскупят обеспеченные, и родители Ростика тоже.
-- В общем, постепенно наш посёлок станет ого-го-го! - неопределённо сказал дядя Боря.
Но я опять запротестовал, рассказал до кучи и про американцев.
-- Ну не могу я его выгнать, -- расстроился дядя Боря. - К нам любой может приходить. - У нас же бесплатная секция, на бюджете. Я даже не имею права вывозить вас в лагеря, денег с вас собирать. У нас в Семенном круглогодичный лагерь. Правда, Василь?
-- Борис Александрович! Как мне быть с Ростом? - упёрто спросил я.
-- Привыкай, Василь, тренироваться в любых условиях. Тебе это очень на соревнованиях пригодится. Ты ещё не знаешь, как на триатлоне в воде дерутся, друг друга покалечить хотят. Прям по башке на повороте мочат. А как затирают на велах? Попадёшь в завал - и конец гонке. При-вы-кай, ясно? Ростик - это агнец. А вот когда тебе в транзитной зоне шину проткнут, ты тогда чё сделаешь?
-- Как проткнут? - удивился я. - А правила? А...
-- Вот тебе и "а". Спорт - это как на войне. Понял? Если не ты, то тебя. Понял, спрашиваю?
-- Понял, -- буркнул я недовольно.
-- Привыкай к дискомфорту. Враг рядом - это должно войти в привычку. И бди! Запомнил? Постоянно бди!
И я запомнил. Теперь очень жалею, что избил Ростика. Больно избил, лежачего бил, ногами. Я вымещал на нём злобу за то, что он поддакнул клевете, за то, что он тоже, наверное, хотел, чтобы я ушёл из секции. Да он, гад, просто мечтал об этом! Он не жалел меня, мстил за то, что американцы не самые сильные. Почему я должен теперь его жалеть?
Но после драки легче мне не стало. Помню, приблизительно в тоже время, мы поссорились с Михайло Иванычем и крепко подрались. Михайло Иваныч стал гнать на моего отца, что он все деньги забирает себе, а его отцу платит мало. Я знал, что это не так. Что мой отец отдаёт деньги тёте Вале, матери Михайло Иваныча. Чем меньше у дяди Вани денег, тем меньше он пропьёт. И тогда я напал первый. И мне стало легче после драки, от того что я первым напал стало легче - я защищался от оскорблений и несправедливых претензий. Чувствовал себя легко, когда я побежал промывать раны и останавливать кровь. А вот с Колей - было тяжело. До сих пор тяжело вспоминать драку. Давным-давно на бортике, когда Анна Владимировна устроила показательную разборку, против меня выступил не Ростик. Ростик просто помог меня оболгать. По сути против меня выступила тренер и её сын -стукач. И меня мучила эта несправедливость, это враньё, то, что весь конфликт свели к мату, который я и не произносил. Меня мучило, что мама очень переживала. Она до весны не могла придти в себя. Она ничего не говорила, но я-то видел. Я ничего не мог с этим поделать. И спустя четыре года я накручивал себя и накручивал... Время лечит, обиды забывается? Как бы не так. Я ни на минуту, ни на миг не забывал, как Анна Владимировна выставила нашу группу, и как потом Максим Владимирович перестал со мной и Михой разговаривать, и не повторял нам задание.
Всё время, многие годы мы потом занимались с Ростом, и я постоянно чувствовал свою вину перед ним. И до сих пор, если общаюсь с ним (а мы приятельствуем до сих пор), помню о том, как избивал его лежачего ногами (Ростик не признаётся, но по-моему я сломал ему ребро, он потом ещё долго кривился на беге - ему было больно вздыхать). Но я никогда не стану просить у него прощения, и это меня тоже мучает. Интересно: чувствовал ли Ростик свою вину передо мной? Думаю, что нет. Он наврал тогда, когда рассказывал о бое на "морковках" в душевой и раздевалке. И, наверное, считал, что мы с ним квиты. Ведь его любимые американцы всегда мстят. Вот и я ему отомстил, просто отомстил - думаю, он именно так до сих пор считает.
21 После седьмого класса
Прошёл ещё год, и ещё. Три года в клубе триатлетов "Марфа" -- так дядя Боря назвал наш клуб в честь жены. Церковь, которую отстроил дядя Боря в посёлке, стала Преподобной Марфы. Марфа - звали святую, которая приютила Христа.
Как и предсказывал дядя Боря, всё в посёлке изменилось. Не было теперь на новых картах нашего названия - Семенной, бумаги на продажу земель и приватизацию из поселкового совета пропали, испарились - вроде бы кража сейфа. В здании поселковой администрации поселился собес. Мы вошли в черту города. Вся пригодная, и не совсем пригодная, и совсем непригодная земля была к тому времени распродана, у озера появились новые улицы, строились они даже на месте старых помоек, строились повсюду, папа был очень занят. Все срубы в посёлке ставили его бригады. В посёлке появились и гастарбайтеры. Белорусы, хохлы, азиаты.
Нашу школу сейчас не узнать. Первого сентября к школе невозможно подъехать. Богатые иномарки, все как один внедорожники, перекрывали подъезды. Первых классов стало опять два. Наш поселковый детский сад был переполнен. На деньги новых жителей строился новый детсад. Появились новые продуктовые магазины. Теперь в посёлке и зимой и летом - жизнь. Все ходят, бродят. Цивилизация. А раньше-то мы одни бегали, одни играли, бродили. Людей стало очень много, а летом, когда заезжали ещё и дачники - вообще не протолкнуться. Многие дачники перестраивали дома, устанавливали мощные трансформаторы, генераторы и нагреватели, стали жить круглогодично. Интересно: много ли вы видели экзотических животных на городской улице? У нас по Дмитровской улице выходят вечерами на променад черно-бурая лиса на поводке, вся такая на нервах, тощая, от всех шарахалась попервоначалу, потом привыкла. А ещё выгуливают хорьков. Я уж о мопсах и шпицах не говорю - эти табунами променадятся. Один наглый шпиц тяпнул Миху, когда мы ехали на велах, так Мих месяц ногу не мог вылечить. Вот вам и комнатная собачка. Тётя Белла сказала, что нельзя было перекисью рану обрабатывать, а надо собачьи укусы промывать в воде, чтобы слюну вымыть. Вообще собаки привыкают и к машинам, и к бегунам, но к велосипедам - никогда. С поселковыми собаками ситуация наладилась -- понаехавшие (так мы называли наших новых жителей) подняли такую бучу из-за того, что у нас по посёлку бегают собаки, и домные и бездомные, что буквально за месяц бездомных не стало, а хозяйские все были посажены на поводок и дико с непривычки скулили по участкам. Иногда конечно убегали, срывались с цепей, не без этого. Но вообще тренироваться нам стало намного проще. Баллончики папа больше не покупал. Наглели по-прежнему только собаки-пастухи, те, что охраняли коз. Понаехавшие покупали у наших козье молоко, и поэтому из-за этих собак не устраивали разборок. В общем, жизнь в посёлке поменялась. Понаехавшие дружат между собой, поселковые - с понаехавшими не здороваются. Дети конечно в школе корефанятся. Дети есть дети. Тогда и родителям, наверное, приходится дружить. Но этого я не знаю, как там и что. Я вообще сильно отвлёкся.
С седьмого класса я начал ездить на соревнования. Всегда с дядей Борей и мамой. Они поочерёдно менялись за рулём. Соревнования проходили летом. Мы исколесили всё до Пскова и до Ростова, и в Астраханском районе были, и на Украине.
Мне нравилось на соревнованиях. Все заходят в реку. А в Одессе так в море. И плывут. В море - с поворотом, а в реке или в озере - на другой берег. В море сразу теряешь из виду соперников - волны же, ориентируешься только на буйки. Дальше велик, потом бег. Иногда бег без вела. Это дуатлон. Но это всё были любительские соревнования, неофициальные. Так называемая "элита", профи-триатлеты, стартовали с плангтона в первых рядах. Некоторые были в гидрокостюмах. Но Бегемот запретил мне гидрокостюм. Любители были в возрасте, даже старые, некоторые здоровались за руку с дядей Борей, его многие знали и все уважительно спрашивали: "Как бизнес?" Я видел, что этот вопрос дяде Боре крайне неприятен, даже мучителен. Всегда отвечала мама, объявляя приятелям дяди Бори, что он тренером работает.
Когда сейчас ко мне на пляже подходят родители и спрашивают, как определить, что у ребёнка есть способности к бегу или к плаванию, я отвечаю: надо чтобы ребёнку было в кайф. Если ребёнок ленивый, а сейчас таких много, конечно его надо расшевелить. Шевелить надо где-то год. Если ребёнок сопротивляется и после этого - значит это не его. В плавании отсев всегда большой. Даже сейчас, я знаю, что в спортсекцию в бассейне после 11 лет -- недобор. В плавании естественный отбор. К двенадцати годам бросают процентов пятьдесят. А к четырнадцати остаются единицы.
Мне были в кайф соревнования. Очень важно плыть впереди. Тем более плыть впереди все 800, 1500 км. Конечно на велосипеде меня догоняли мужики: у них мощные икры, они много лет в седле, они чувствуют вел как тело. Да и на беге обгоняли многие. Но это было неважно. Очень важно начать на позитиве.
Дядя Боря сразу сказал мне:
-- На время ты не смотришь. Время в триатлоне неважно. Погода всегда разная. А что, Василь, главное для триатлета?
-- Плавание?
--Нет.
-- Бег? - велосипед я знал, что не самое главное - велосипед для связки.
-- Нет, Василь. Главное - добежать до финиша и не умереть. Живым остаться после финиша. Ни в коем случае не терпи. Если плохо, шумит голова, темнеет в глазах, доползи до пункта питания. Если лучше не стало - сходи. Мне трупы не нужны. Ты городу нужен живой, ты наша и моя личная надежда. Соревнования приходят и уходят, а жизнь одна.
-- Неужели так всё страшно? - волновалась мама.
-- О плохом не надо думать. Учти, Василь, на соревнованиях на выносливость плохое случается с кем?
-- Не знаю, -- сказал я. - Со слабаками?
-- Да нет. Слабаков тут нет. Плохое случается только с мужчинами. А почему?
-- Потому что мужики--воины, -- серьёзно сказала мама.
-- Верно, Ириша, -- кивнул дядя Боря. - Выживу - не выживу, и -- понеслись сломя голову. Запомни, Василь: и самое здоровое сердце может остановиться на дистанции. Усёк?
Я кивнул, но про себя подумал: что ж теперь с дистанции сходить.
Дядя Боря был против детского триатлона, возил меня только по взрослым соревнованиям.
-- На детских и дистанция меньше, и родители достают, протесты подают, конфликты, вредительство... Да ты сам всё знаешь... дети же сам знаешь сейчас какие, особенно из столиц.
-- Да ну! - поморщилась мама. - У столичных одни амбиции, а характер - безвольный.
-- Лучше в любителях пока, -- серьёзно говорил дядя Боря.
А я и не хотел на детские. Я до сих пор переживал, что против меня что-то затевали в бассейне перед соревнованиями. Где гарантия, что другие тренеры лучше Анны Владимировны, а уж родители - это вообще, начнут крышками ноутбуков щёлкать как тот выпендрёжный дедок в буфете.
-- Все только за своих - так говорил дядя Боря,-- в наше время честности не сыщешь солнечным днём с фонарём. Дядя Боря это как-то сказал, после того как выпил после очередного моего триатлона пива. И ещё сказал тогда же:
-- Там чего только не бывает. В детском этом триатлоне. Шины колют постоянно. И кто колит? Тренеры. Проходят в транзитку с детьми - типа помогают воспитанникам и...
Я побывал за лето на десяти коротких триатлонах. Города, города.... Я уже и забыл некоторые названия. Мама везде фотографировала. Почти все соревнования были платные. За это дядя Боря выцарапывал у оргов дипломы. На некоторых соревнованиях дипломы и медали давались всем. А на некоторых - ничего не давалось. Дяде Боре нужна была официальная бумага с моим результатом - мои поездки частично финансировались из бюджета города. Дядя Боря везде со всеми разговаривал, договаривался и получал диплом или просто бумаги. Он сканировал документы. А подлинники отвозил в администрацию. Только поэтому всё не забылось. А протоколы тогда ещё не выкладывали в интернет. Сейчас-то всё выкладывается, если дистанция сертифицирована. В "любителях" важно какой ты: первый, второй, третий... Лучший результат в тот первый мой соревновательный год был пятое место среди юношей 18 лет и моложе. А мне тогда было 13.
21 Ева
На меня начали дуться после лета, наши заречные поцаки перестали здороваться. Один Михайло Иваныч общался со мной как прежде. Летом тренировались все сами. Пока меня не было, начались какие-то склоки, драки ругань. Появились девочки. Ева в последние числа августа пришла ко мне, встала под забором. Она была тонкая, майка обтягивала сильные, рельефные как у пацана плечи. Шея длинная, лицо загорелое с чётким сильным подбородком, без девичьей припухлости "щёчки-ямочки-пампушки", на затылке - пучок. Красавица. Я занимался на площадке. За время соревнований я сдал: вместо тридцати подтягивался семнадцать раз, а сколько на брусьях делал жимов - даже не хочу вспоминать, стыдно до сих пор. Подходы со штангой, приседания. И тут увидел её. Я подошёл, вытирая руки о тряпку, сгорая от стыда из-за провальной тренировки.
-- Заходи! - говорю.
Если честно, я вспоминал Еву иногда на дистанции. Когда становилось совсем тяжело, мне казалось, что её лицо - на небе, на шоссе, в море- везде, куда посмотрю.
Ева не зашла.
-- Ты - выйди.
Мы прогулялись с ней по лесу до озера. Когда вошли в лес, она остановилась:
-- Я чего тебе хочу сказать... Тут без тебя разброд и шатание, как говорит мой тренер. У тебя какой разряд?
-- Не знаю точно. Вроде первый, -- ответил я. Я не стал ей говорить, что ездил на клубные и любительские триатлоны.
-- Понятно. Ну так вот. Это самое... Гонят на тебя, Василь.
-- Я вижу. Пусть.
-- Говорят, секция вся под тебя создавалась.
-- Борис Алексаныч по-любому организовал бы секцию. Под меня он выбил финансирование. У него в администрации связи. Ему поверили насчёт меня и разрешили. Я буду обязан отработать, Ев, когда юниором стану. С ужасом думаю, если провалюсь. Я тогда уеду из Семенного, -- я замолчал, и испугался, что так разоткровенничался с девчонкой.
-- Успокойся, ты выиграешь, -- Ева погладила меня по предплечью. -- На Бегемота тоже гонят. Говорят, весь год просидел в школе с великами, всё чинит-чинит. А уроки по физре ты проводишь вместо него.
-- Ну блин, Ев, -- говорю. - Сама подумай. Двадцать велов подкачать. А если камеру поменять. А если подшипник перебрать, а если тормоз и переключатель скоростей накрылся. А смазка? А запчасти по интернету выписать?
Мы шли по тропинке, Ева - впереди, я - за ней.
-- Да я-то понимаю, Василь. У нас на гимнастике тоже все лидерам завидуют.
И она стала называть имена, которые я помнил по местной газете.
-- Кто всех против тебя настраивает, знаешь?
-- Ростик?
-- Как ты догадался?
-- Догадался.
-- Он за мной ухаживает.
-- А ты?
-- А я тебя люблю.
Она сказала это так просто, не меняя тона, не оборачиваясь... Я и не думал, не гадал, не собирался, но вдруг положил ей руку на плечо, повернул, притянул к себе и так сжал, что не знаю как она выжила. Так мы и стояли в лесу, на тропинке, пока не услышали перекличку грибников и какой-то шорох рядом - у нас грибники ближе к осени ходят допоздна, до темноты. Это понаехавшие дачники хотят наверстать упущенное за лето. Местные-то ходят в сентябре - не раньше, и только с утра.
-- Не пойдём на озеро, -- стала умолять Ева.
-- Тут комары, -- шептал я.
-- Пусть.
Комаров действительно было немного. Но я не знал, что с Евой делать. Я стеснялся, я нервничал. Поэтому сказал:
-- Ев! Пойдём. Я поплаваю. Мне каждый день надо тренироваться. Не могу, понимаешь. Не могу дядю Борю подводить.
В общем, я перевёл стрелки на дядю Борю, и мы побыстрее дошли до озера. Наших никого не было. Отдыхающие к Еве не приставали. Я был заранее готов к тому, что придётся за неё драться. Но не повезло. Я поплавал. Не до усталости. А так. Больше повыхвалялся перед девушкой. Потом мы шли обратно. Но по посёлку, а не по лесу. Уже стемнело.