— Современная молодежь. «Ченг» не корейская же фамилия, не так ли?
— Мой отец — не кореец, — сказал Генри. — А я — да. Я получил это вместе с вандализмом от матери. Давай войдём, Дик, я же уже вломился.
Однако Гэнси колебался.
— Ты следил за мной с помощью Робопчелы.
— По-дружески. Это был дружественный жест.
Он, похоже, очень хотел, чтобы Гэнси поверил в чистоту его намерений, поэтому Гэнси быстро признался:
— Я это знаю. Просто... мне не встречались люди, которые бы так же, как я, заводили друзей. Так... быстро.
Генри изобразил дьявольские рожки.
— Джонг, бро.
— Что это значит?
— Кто его знает, — ответил Генри. — Это означает быть Генри. Это означает быть Ричардмэном. Джонг. Ты никогда так не говоришь, но так живёшь. Буду честным, я не ожидал найти такого парня как ты. Словно мы уже раньше встречались. Нет, не совсем. Словно мы когда-то дружили, и мы сразу же делали друг для друга то, что сделали бы друзья. Не просто приятели. Друзья. Кровные братья. Просто чувствуешь это. «Мы» вместо «ты и я». Вот что такое джонг.
Гэнси же на определённом уровне знал, что это описание было нарочитым, преувеличенным, нелогичным. Но на более глубоком уровне он чувствовал, что это правда, и что ему это знакомо, и именно так можно было бы объяснить бóльшую часть жизни Гэнси. Вот что он чувствовал по отношению к Ронану, Адаму, Ноа и Блу. Оказавшись рядом с кем-нибудь из них, он тут же ощущал облегчение. Он решил, что, в конце концов, он нашёл их. «Мы» вместо «ты и я».
— Хорошо, — согласился он.
Генри лучезарно улыбнулся, а потом открыл дверь, которую только что взломал.
— Итак, что мы ищем?
— Точно не знаю, — сознался Гэнси. Его пленил знакомый запах этого дома: что бы это ни было, оно заставляло пахнуть так всё колониальное старьё. Наверное, плесенью, самшитом и старой мастикой для пола. Он был поражён, но не определённым воспоминанием, а, скорее, беззаботностью эпохи. — Что-то необычное, полагаю. Думаю, это будет очевидно.
— Мы должны разделиться, или это фильм ужасов?
— Кричи, если что-то начнёт тебя есть, — сказал Гэнси, обрадовавшись предложению Генри разделиться. Он хотел побыть наедине со своими мыслями. Он выключил свой фонарик, в то время как Генри зажёг свой. Генри посмотрел на него так, будто собирался спросить, зачем он это сделал, на что Гэнси вынужден был бы ответить: «Чтобы обострить свои инстинкты». Но Генри лишь едва пожал плечами, и они разошлись.
Гэнси в тишине бродил по полутёмным коридорам Грин Хауса. Призраки следовали за ним по пятам. Здесь когда-то был сервант, фортепиано, группка стажёров, будущих политиков, казавшихся тогда такими искушёнными. Он встал в самом центре того, что когда-то было залом. Включившийся свет снаружи, когда Гэнси прошёл вглубь комнаты, напугал его. Дальняя стена зияла широкой зловещей чёрной пастью уродливого камина. На подоконниках валялись мёртвые мухи. У Гэнси возникло чувство, будто он остался последним живым человеком на земле.
Когда-то это помещение казалось огромным. Если бы он сощурился, то смог бы всё ещё увидеть ту вечеринку. Она всегда проводилась в определённое время. Если бы здесь был Энергетический пузырь, возможно, он бы переиграл ту вечеринку заново, перепрыгнув во времени, чтобы пересмотреть её. Эта мысль была одновременно тоскливой и неприятной: он был тогда младше и проще, не скованный никакими обязательствами или мудростью. Но он столько всего сделал между сейчас и тогда. И мысль, чтобы пережить это снова, опять извлекая тяжкие уроки, чтобы наверняка встретить Ронана и Адама, Ноа и Блу... утомляла и действовала на нервы.
Отставив зал, он прошёл по коридорам, подныривая под руки, которых здесь давно не было, извиняясь, когда оказывался посреди давно минувших разговоров. Там было шампанское, там была музыка, там был вездесущий аромат одеколона. «Как ты, Дик?» Он был в порядке, хорошо, первоклассно. Это были единственно возможные ответы на этот вопрос. Над ним всегда сияло солнце.
Он вышел на крыльцо и взглянул на чёрный ноябрь. Истрёпанная трава казалась серой в двигающемся свете; обнажённые деревья — чёрными; небо — тоскливо-пурпурным из-за грозно возвышающегося вдалеке Вашингтона. Всё было мертво.
Неужели он всё ещё знал тех детей, с кем играл на той вечеринке? В прятки: он спрятался так хорошо, что умер, и даже когда воскрес, был всё ещё скрыт от них. Он случайно наткнулся на другую дорогу.
Он толкнул дверь-ширму и ступил на влажную мёртвую траву заднего двора. Вечеринка тогда проходила и здесь, дети постарше тщетно пытались играть в крокет, спотыкаясь о воротца.
Серый фонарик, уже включенный Гэнси, осветил задний двор. Он пересёк газон, подойдя к кромке деревьев. Свет с крыльца добрался и сюда и проник дальше, чем Гэнси ожидал. Лес был не таким бурным, как он запомнил, хотя и не мог решить, было ли это от того, что он стал старше и уже исходил много лесов, или причиной тому было время года. Сейчас это место не походило на то, где можно было бы спрятаться.
Когда Гэнси уехал в Уэльс на поиски Глендовера, он стоял на краю многих таких мест, как это, мест, где велись бои. Он пытался представить, на что это похоже, находиться там в тот момент с мечом в руке, с лошадью под собой, вокруг потные и истекающие кровью люди. Каково быть Оуэном Глендовером, человеком, который знал, что они дрались, потому что он призвал их?
В то время как Мэлори без дела слонялся по дороге или возле машины, Гэнси уходил на середину поля, настолько далеко, насколько нужно было, чтобы отгородиться от всего современного. Он закрывал глаза, отключался от шума далёких самолётов, старался услышать звуки шестивековой давности. Более юная версия его питала крохотную надежду, что его могут посетить духи, что поле могут посетить духи: что он откроет глаза и увидит нечто такое, чего прежде не заметил.
Но у него не было ни малейших экстрасенсорных способностей, и минута, которая начиналась с одинокого Гэнси на поле боя, заканивалась одиноким Гэнси на поле боя.
И вот он постоял на границе леса Вирджинии, возможно, минуту, пока не почувствовал себя странно, словно у него задрожали ноги, хотя это было и не так. А потом вошёл в лес.
Голые ветви над головой трещали на ветру, но листья под его ногами были влажными и безмолвствующими.
Семь лет назад он наступил здесь на шершней. Семь лет назад он умер. Семь лет назад он родился заново.
Он был тогда так напуган.
Зачем его вернули?
Сучки поймали его свитер за рукава. Он всё ещё не был на том месте, где всё случилось. Он сказал себе, что гнезда там больше нет; упавшее дерево, возле которого у него случился анафилактический шок, наверное, сгнило; оно было слишком тёмным в этом призрачном свете; он его не узнает.
Но узнал.
Дерево не сгнило. Оно не изменилось, осталось таким же крепким, разве что кора почернела от влажности и темноты ночи.
Вот где он почувствовал первое жало. Гэнси протянул руку, потрясённо, с любопытством изучая тыльную сторону своей ладони. И сделал ещё один неуверенный шаг. Здесь он ощутил их сзади шеи, нечто крадущиеся вдоль линии волос. Он не шлёпнул себя ладонью по тому месту, это никогда не помогало их смахнуть. Однако его пальцы всё-таки дёрнулись вверх в знак сопротивления.
Он сделал ещё один неуверенный шаг. Остался фут от того старого неизменившегося чёрного дерева. О которое Гэнси давным-давно споткнулся. Они ползали по его лицу, по векам, по дрожащим губам.
Он не побежал тогда. Да и, в любом случае, от них нельзя было бы убежать, оружие уже сделало своё дело. Ему вспомнилось, как он тогда подумал, что только испортит вечеринку, если появится, облепленный шершнями.
Он всего на мгновение опёрся на ладони, а потом перекатился на локоть. Яд разрушал его вены. Он лежал на боку. Сжался в комок. Мокрые листья прижимались к щеке, пока каждая его часть, казалось, задыхалась. Он дрожал и угасал, ему было страшно, очень страшно.
«Почему? — гадал он. — Почему я? Какова цель?»
Он открыл глаза.
Он стоял, сжав руки в кулаки, и глядел на место, где всё случилось. Его, должно быть, спасли, чтобы найти Глендовера. Его, должно быть, спасли, чтобы убить этого демона.
— Дик! Гэнси! Дик! Гэнси! — окликнул его Генри через двор. — Ты захочешь это увидеть.
Глава 54
Под домом находилось начало пещеры. Небольшая надземная расщелина, как та, в которую они вошли в Энергетическом пузыре. И не такая укрытая дыра в земле, как та, которую они использовали, чтобы зайти в грот, где была захоронена Гвенллиан. Это была влажная, широко открытая пасть прохода, обвалившиеся склоны грязи простирались по бетонным костям и кусочкам мебели, земля раскололась, и часть подвала упала в образовавшуюся яму. Её свежесть заставила Гэнси настороженно заподозрить, что она открылась, как результат его приказа, отданного Чейнсо на Фокс Вей.
Он просил увидеть Короля-Вóрона. Ему показали путь к Королю-Вóрону, и неважно, что земля должна была переместиться, чтобы заставить это произойти.
— Здесь чертовски требуется ремонт, — произнёс Генри, потому что кто-то должен был это сказать. — Кажется, по возможности хозяевам надо освежить подвал, если они хотят хорошо тут всё продать. Паркетные полы, обновить дверные ручки, может, вернуть сюда стену.
Гэнси присоединился к нему на краю пропасти и заглянул туда. Оба светили в яму телефонами. В отличие от свежей раны прохода, пещера внизу выглядела потёртой, сухой и пыльной, как будто она всегда существовала под домом. В ответ на его обращение был создан только вход.
Гэнси посмотрел в окно на припаркованный напротив Фискер, мысленно расставляя на прямой себя, шоссе, Генриетту и энергетическую линию. Конечно, он уже знал, что дом располагался на энергетической линии. Разве ему не сказали в самом начале, что он пережил свою смерть на энергетической линии только потому, что кто-то ещё где-то на ней умирал?
Он задался вопросом: был ли какой-нибудь способ попроще добраться до этой пещеры? Существовал ли где-то на энергетической линии другой естественный вход в неё, или она так долго ждала, чтобы он велел ей показаться?
— Ну, — в итоге вздохнул Гэнси. — Я пойду внутрь.
Генри засмеялся, а потом осознал, что тот говорил серьёзно.
— Разве ты не должен иметь при себе шлем и слугу для подобных экспедиций?
— Возможно. Но не думаю, что у меня есть время вернуться в Генриетту за амуницией. Мне просто нужно будет двигаться медленно.
Он не попросил Генри пойти вместе с ним, потому что не хотел, чтобы Генри почувствовал себя плохо, когда откажется. Он не хотел, чтобы Генри ощутил, будто Гэнси вообще ожидал, что Генри сделает подобное вместе с ним, словно он заберётся в яму в земле, когда единственным, чего Генри действительно боялся, были ямы в земле.
Гэнси снял часы и положил их в карман, чтобы они не цеплялись ни за что, если ему придётся карабкаться. Затем он подвернул брюки и ещё раз оглядел вход в пещеру. Было не страшно спускаться вниз, но он хотел быть уверенным, что сможет оттуда выбраться, если вернётся, а никого тут не будет, кто бы оказал помощь. Нахмурившись, он сходил за одним из стульев, который не сломался при крушении. Опустил его в темноту; чтобы это дало ему несколько дополнительных футов, если придётся выкарабкиваться обратно.
Генри наблюдал за всем этим, а потом сказал:
— Подожди. Ты же выбросишь своё милое пальто, белый человек. Возьми. - Он стянул с себя аглионбайский свитер и предложил Гэнси.
— Ну, ты буквально отдаёшь мне рубашку со своего плеча, — обменяв его на своё пальто, произнёс Гэнси. Он был благодарен. Он поднял взгляд на Генри: — Увидимся на другой стороне. Всё выше и выше[41].
Глава 55
Когда Гэнси прошёл через тоннель, он ощутил, как что-то вроде безумной радости и печали поднимается внутри него всё выше и выше. Вокруг не было ничего, кроме безликой каменной тропы, но всё же он не мог избавиться от чувства, будто всё правильно. Он представлял себе этот момент столько раз, и теперь тот наступил, Гэнси не мог припомнить разницу между тем, какой воображал себе эту ситуацию, и тем, с чем он столкнулся на самом деле. Не было несоответствия между ожиданиями и реальностью, как всегда ощущалось до этого. Он намеревался найти Глендовера, и сейчас он находил Глендовера.
Радость и печаль были слишком велики, чтобы вмещаться в его тело.
К нему снова пришло ощущение, что время ускользало. Здесь, внизу, это было осязаемо, как вода, несущаяся над его мыслями. Его посетила идея, что не только время проносилось вокруг, но и расстояние. Вполне возможно, этот тоннель изгибался и вёл его в совершенно иное место на энергетической линии. Пока шёл, он следил за батареей мобильного; она быстро истощалась из-за включенного фонарика. Каждый раз, когда он смотрел на экран, время менялось каким-то невероятным образом: иногда двигалось вперёд раза в два быстрее, иногда прыгало в обратную сторону, иногда задерживалось на одной и той же минуте на четыре сотни шагов. Порой экран мигал и полностью гас, увлекая за собой и фонарь, оставляя Гэнси на секунду в темноте, на две секунды, на четыре.
Он не был уверен, что будет делать, когда останется в темноте. Во время предыдущих миссий в пещерах он уже убедился, что очень легко упасть в отверстие, даже с фонариком. Даже несмотря на то, что пещера представляла собой больше коридор, чем грот, нельзя было определить, где она заканчивалась.
Ему нечему было доверять, кроме вóронов и чувства правильности происходящего. Все его шаги несомненно вели его к этому моменту.
Гэнси должен был верить, что свет не пропадёт, пока он не дойдёт туда, куда нужно. Это была та ночь, это был тот час; всё это время ему полагалось остаться в одиночестве.
Так что он шёл и шёл, а его батарея мерцала в большую и в меньшую сторону. Больше в меньшую.
Когда осталась только красная предупреждающая полоска, он замешкал. Он мог бы сейчас повернуть назад, и ещё ненадолго бы ему хватило света. Остальной путь пришлось бы проделать в темноте, но, по крайней мере, было известно, что по пути сюда не обнаружилось никаких ловушек. Или он мог бы продолжить идти вперёд, пока не исчезнет последний лучик света, надеясь что-нибудь найти. Надеясь, что ему свет не понадобится, как только он доберётся туда, куда направляется.
— Господи, — выдохнул вслух Гэнси. Он был книгой и открывал последние страницы, и он хотел добраться до финала и узнать, как всё пройдёт, но не желал, чтобы всё заканчивалось.
Он продолжил путь.
Немного позже свет погас. Его телефон умер. Он остался в кромешной темноте.
Теперь, когда он стоял на месте, он понял, что ещё было зябко. Холодная капля воды упала ему на макушку, а другая проскользнула за воротник рубашки. Он почувствовал, как плечи заимствованного у Генри свитера промокали. Темнота была чем-то сущесвенным, она давила на него.
Он не мог решить, что делать. Устремиться вперёд дюйм за дюймом? Сейчас, когда он находился в абсолютной темноте, он хорошо помнил чувство, когда у тебя крадут почву из-под ног, которое испытал в пещере вóронов. Здесь не было ни страховочного каната, который бы его поймал. Ни Адама, который удержал бы от дальнейшего падения. Ни Ронана, который сказал бы, что гудящий рой, это не осы, а вóроны. Ни Блу, которая бы шептала ему, пока он снова бы не стал достаточно храбрым, чтобы спастись.
Тьма была не только в тоннеле, она оказалась внутри него.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя нашёл? — прошептал он. — Ты здесь?
Тоннель остался тих, раздался разве что слабый шлепок воды, капающей с потолка на каменный пол.
Им завладел страх. Страх, когда это касалось Гэнси, приобретал очень специфическую форму. И, в отличие от ямы под Борден Хаусом, в таком месте страх имел силу.
Он осознал, что тоннель больше не был тих. На расстоянии уже начал формироваться звук: чрезвычайно знакомый звук.