[Судабе прибегает к помощи колдуньи]
Узнав о своем пораженьи в борьбе,
Царя обмануть не сумев, Судабе
Вновь хитрые козни плести начала
3790 И семя посеяла нового зла.
Служила в гареме колдунья в те дни,
Обман и коварство ей были сродни;
Младенца носила в утробе, и ей
Та ноша была с каждым днем тяжелей.
Колдунью к себе Судабе позвала,
Дав золота, верности клятву взяла
И молвила: «Слову внемли моему,
Да только не выдай меня никому.
Ты снадобьем верным себе помоги,
3800 И выкинь, а тайну мою сбереги.
Себя облегчишь и меня ты спасёшь.
За истину выдам коварную ложь.
Скажу Кей-Кавусу: „Младенец тот — мой.
Убил его дьявол!". Пред шахом с мольбой
Паду, Сиавуша в злодействе виня...
За дело возьмись, не теряя ни дня!
А если согласья не дашь ты, страшусь:
И милости царской, и трона лишусь».
На это колдунья ответствует ей:
3810 «Готова склониться пред волей твоей».
На мир опустилась вечерняя мгла,
И женщина, зелья испив, родила
Два мерзких исчадия — двух близнецов;
От дива с колдуньей приплод был таков!
Тайком от прислужниц, тот дьявольский плод
Царица в лохань золотую кладёт,
Колдунью затем водворяет в тайник,
Сама испускает пронзительный крик
И падает навзничь на ложе свое;
3820 Гарем содрогнулся от вопля ее.
Прислужницы к ложу царёвой жены
Все разом сбежались, тревоги полны.
Два мёртвых младенца предстали глазам.
Рыданья, стенанья летят к небесам,
И прерван стенаньями этими сон
Властителя; вздрогнув, прислушался он,
Расспрашивать стал, что случилось и где.
Узнав о постигшей царицу беде,
Взъярился, но гнева не выдал ничем.
3830 Наутро пришел, удрученный, в гарем.
На ложе увидел жену и вокруг
Печалью объятых, встревоженных слуг,
И мёртворожденных увидел, четой
Лежавших в посудине той золотой.
Льёт слезы рекою пред ним Судабе:
«Теперь, словно солнце, все ясно тебе.
Не я ль пред тобою злодея дела
Раскрыла? Но разум твой ложь оплела».
Проникли сомнения в душу царя.
3840 В раздумьи ушел он, себе говоря:
«На что же решиться? Чем зло мне пресечь?
Подобной виною нельзя пренебречь».
[Кавус расследует дело о младенцах]
Собрав звездочётов иранской земли,
Которые тайны небес берегли,
Царь ласковым словом приветствовал их.
Затем, рассадив на скамьях золотых,
Рассказывать стал о венчанной жене,
Напомнил о хамаверанской войне,
Дабы прорицателей мудрость могла
3850 Судить справедливо царицы дела.
Затем о младенцах заводит он речь,
Велев мудрецам тайну свято беречь.
Таблицы читая, сидели они,
Трудились не меньше недели они...
Сказали: «Коль чаша отравы полна,
Напрасно ты стал бы искать в ней вина.
Гадали мы чьим-то младенцам чужим —
Не ты и царица родители им.
О тех, что владыка держав породил,
3860 Нетрудно прочесть предсказанья светил.
Но этих не видно ни здесь, на земле,
Ни в небе — их след исчезает во мгле».
Затем рассказали владыке земли
Все то, что узнать о колдунье смогли.
Стеная, взывает к владыке жена,
В слезах, правосудия просит она,
Твердит: «Мне не страшен царя приговор,
Побои, лишенье престола, позор,
Невмочь мне младенцев загубленных кровь
3870 Забыть,— что ни час умираю я вновь!».
«Уймёшься ли, женщина! — царь ей в ответ —
К речам твоим в сердце доверия нет».
И отдал он страже дворцовой приказ:
Собравшись, на поиски выйти тотчас,
Весь город от края до края пройти,
Виновницу зла отыскав, привести.
И стражи бывалые вскоре на след
Напали. Колдунью извлекши на свет,
Схватили и тут же к владыке земли
3880 Насильно злосчастную поволокли.
С ней шах поначалу добром говорил,
Ей жизнь обещал и награды сулил.
Но тем увещаньям она не вняла,
От шаха свершённые скрыла дела.
Не веря, велит он колдунью схватить,
Все средства возможные в дело пустить:
«Солжёт — пусть распилят ее пополам,
Ведь так указуют обычаи нам».
К упрямой колдунье идут с палачом
3890 И ей угрожают петлёй и мечом.
Она же одно повторяет в ответ:
«Вины за собою не ведаю, нет!».
Ни с чем воротились к царю во дворец:
Мол, истину знает один лишь Творец.
Велит Кей-Кавус привести Судабе,
Велит звездочётам при ней, при себе
Поведать, что речь о младенцах — обман,
Что мать их — колдунья, отец — Ахриман.
Ответ у жены и на это готов:
3900 «Правдивых от них не дождёшься ты слов.
Им правду сказать запретил Сиавуш,
Ослушаться князя под силу кому ж?
Кто мог бы тягаться с могучим таким?
Лев ярый, и тот задрожал бы пред ним.
Он восемь десятков слонов бы сразил,
Он Нилу бы силою путь преградил.
В сто тысяч бойцов закалённая рать
В бою от него бы пустилась бежать.
Мне, слабой, его одолеть не дано,
3910 Лишь слёзы кровавые лить суждено.
Кому, кроме князя, их речь угодит?
И кто их другой за неё наградит?
Ты холоден к детям, к их горькой судьбе,
А мне ведь не ближе они, чем тебе.
На зло равнодушно взираешь ты — что ж
В том мире зато от суда не уйдешь!».
И более влаги, чем Нил от лучей
Теряет, царица струит из очей.
Внимая коварной, и царь зарыдал,
3920 С ней вместе младенцев оплакивать стал.
В печали затем проводил он жену;
Все думал он горькую думу одну,
И в поисках истины дальше идти
Решился, чтоб дело к концу привести.
Мобедов столицы владыка созвал
И мудрым мужам обо всём рассказал.
Ответил владыке верховный мобед:
«От мира не скроешь негаданных бед.
Коль истину хочешь раскрыть, государь,
3930 Ты камнем о ковш, размахнувшись, ударь.
Душа твоя тяжким сомненьем полна:
И сын их внушает тебе, и жена,
Властителя хамаверанского дочь;
Тебе отогнать подозренья невмочь.
Когда ты и в ней усомнился, и в нём —
Его иль её испытай ты огнём.
Кто зла не свершил, на костре не сгорит —
Так небо высокое нам говорит».
И вот объявил повелитель, к себе
3940 Призвав Сиавуша и с ним Судабе:
«Покоя не знает мой дух и сейчас,
Не знаю досель, кто виновен из вас.
Одно остается: пусть жаркий костёр
Виновнику вынесет свой приговор».
Ему отвечает на то Судабе:
«Я правды слова говорила тебе,
И мёртворожденных ты видел детей:
Бывало ли в мире злодейство лютей!
В огонь Сиавуша пошли: это он
3950 Свершил преступленье, грехом соблазнён».
Властитель на сына взглянул своего:
«Решенье твоё — вопросил — каково?»
Ответ был: «Доколь от стыда мне гореть!
Мучения ада готов я презреть.
Велишь мне пройти через гору огня,
Пройду я — позор нестерпим для меня».
[Сиавуш невредимым проходит через огонь]
Кавус, изнывая в душевной борьбе,
О сыне скорбит и о злой Судабе:
«Его ли, её ли постигнет позор,
3960 Кто звать меня станет владыкой с тех пор?
Жена — моё сердце, и кровь моя — сын,
Добра не сулит мне исход ни один.
И все же готов я прибегнуть к огню,
Сомненья сей страшной ценой отгоню.
Вождь, мудрости полный, говаривал встарь:
В груди подозренье носящий — не царь...
Везиру погонщиков звать он велит,
Им сто караванов пригнать он велит.
На рыжих верблюдах он множество дров
3970 Доставить велит, непреклонен, суров.
И стали поленья везти без числа.
Всё выше гора поднималась, росла;
Уж издали можно её различить.
Царь дольше неведенья бремя влачить
Не мог. С каждым часом страдая сильней,
Искал он виновника боли своей.
Запомни, о сын мой, правдивую речь:
От женских сетей должно сердце беречь.
Женись, коли честную выбрал жену:
3980 С порочной — изведаешь муку одну...
В степи возвели две горы дровяных,
Народ с содроганьем взирает на них.
Меж теми горами проход неширок,
Там мог бы проехать один лишь ездок.
По воле владыки, обильно сперва
Горючею нефтью полили дрова.
Вот с сотнями факелов слуги идут,
Подносят, и дуют все разом, и тут
День сделался ночью,— не видно ни зги.
3990 Но встали из дыма огня языки,
И вот уж земля небосклона светлей,
И пламя бушует при воплях людей.
Явился в степи Сиавуш, между тем.
На нем золотой, ослепительный шлем,
Вид бодрый, одежда бела и проста,
Дух полон надежды, смеются уста.
И всех в этот миг опалила печаль.
Цветущего юношу каждому жаль.
Себя Сиавуш осыпал камфорой,
4000 Как будто свершая обряд гробовой,
Испытание огнем Сиавуш
С рукописи Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина.
Худ. Резайе-Мосаввер
Как будто его не в палящий огонь,
А в рай унести приготовился конь.
На гордом своем вороном скакуне,
Что тучею пыль поднимает к луне,
Приблизился к шаху и спешился он,
И отдал властителю низкий поклон.
На лике у шаха смущенье и стыд,
Он ласково с сыном своим говорит.
В ответ Сиавуш: «Не кручинься. Увы,
4010 Превратности жизни людской таковы!
Удел мой сегодня — печаль и позор.
Да будет небесный свершён приговор!
Коль прав я — Создателем буду спасен,
Коль грешен — меня не помилует Он.
Но верю я, благость Йездана меня
Живым проведет сквозь громаду огня».
И вот уж пред самым костром Сиавуш,
И молит Создателя праведный муж:
«О, дай мне живым через пламя пройти,
4020 Меня от отцовской вражды защити!».
Стремительно, словно клубящийся дым,
Уносится конь с седоком молодым.
Народ возмущеньем и горем объят,
Равнина и город от воплей дрожат.
До слуха царицы те вопли дошли;
На кровлю идет, видит пламя вдали,
И в бешенстве, мстительной злобы полна,
Погибели князю желает она.
А люди глядят на владыку страны
4030 Сурово: слова осужденья слышны.
Несётся, меж тем, вороной сквозь огонь:
Сдружился, сказал бы ты, с пламенем конь!
Багровое пламя встаёт, как стена,
Не видно ни всадника, ни скакуна.
Все замерли, тяжкой тревогой томясь:
Сквозь адское пламя прорвется ли князь?
И вдруг невредимым явился ездок,
Уста улыбаются, лик — что цветок.
И радостно грянуло: «Сладил с бедой,
4040 Прошел сквозь огонь властелин молодой!».
Казалось, его лишь душистый жасмин
Касался — так светел и свеж властелин.
В воде был бы княжеский плащ увлажнён,
В огне — не покрылся и копотью он.
Сравнится, когда пожелает Йездан,
С дыханьем весны огневой ураган.
Веселья огонь в каждом взоре сверкнул,
В столице, в степи ликования гул.
4050 Равнина дирхемами устлана сплошь.
И топотом конским повергнута в дрожь.
Ликуют и празднуют все, как один,
Пируют и знатный, и простолюдин.
Благое известье друг другу несут:
Свершился Создателя праведный суд!
Льет в ярости слёзы, меж тем, Судабе,
Рвёт волосы, щёки терзает себе.
Предстал Сиавуш пред очами царя
В одежде нетронутой, свеж, как заря.
Спустился с коня своего властелин,
4060 За пешим владыкой — строй пеших дружин.
И вот Сиавуш пред венчанным отцом
Склонился, к земле припадая лицом:
Мол, вышел из пламени я невредим
На горе врагам вероломным моим!
Восклинул Кавус: «Богатырь молодой,
Муж славного рода, с великой душой!
Да славится та, что тебя родила,
Такого властителя миру дала!».
И крепко обняв Сиавуша, в слезах
4070 Прощенье просил даровать ему шах.
Ликуя, прошествовал он во дворец,
Надел драгоценный кеянский венец,
Потребовал руд и певцов, и вина,
И с сыном пируя, сидел допоздна.
Три дня веселился он с кубком в руках:
Забыла казна о ключах и замках.