- Иногда хочется прохлады. И некоторые пахнут свежим морским бризом и даже цветами.
Взгляд скользит по мне, раздевая и лаская. Это смущает, будоражит и зажигает кровь. Одновременно хорошо и тревожно.
Ставлю рисунок на каминную полку и возвращаюсь к столу.
Мы кушаем и говорим - о Викторе и Лизе (оказывается, Ян их ещё не поздравил), о творчестве, о перспективах.
С экрана нас один за другим поздравляют политики и артисты.
- Меня тоже звали в эту передачу, но я отказалась.
- Почему?
- Не люблю отмечать праздники заранее, а это - снималось в октябре. А какое в октябре Рождество!
- Вы шутите?
- Так и есть, - нахожу приглашение в шкатулке на тумбочке, протягиваю Яну. - Посмотрите на дату.
- Удивительно ... - комментирует Ян. - Но вы бы хорошо смотрелись там. Смотрите, какие все радостные и нарядные.
- И лживые, - вздыхаю я. - В этом суть высшего общества. Потому-то все и норовят туда попасть: чтобы лгать уже беззастенчиво.
- Зато люди охотно требуют правдивости от других ...
За разговором мы не замечаем, кто появляется на экране, просто вместе оборачиваемся на голос.
Морташ, как всегда, самодовольный и лоснится. Ничто его не берёт. В руках - бокал шампанского, на губах - ехидная улыбка. Словно, он смотрит именно на нас с Яном.
Холодею.
Чувствую, как жжёт руку, в том месте, где Морташ когда-то коснулся губами.
Он поднимает бокал и, будто гипнотизируя меня взглядом, произносит:
- Это был удивительный год. Случилось много ...
Оттаиваю, кидаюсь к телевизору и выдёргиваю шнур из розетки. Сердце колотится. Вот-вот выпрыгнет. Прижимаю руку к груди, пытаюсь восстановить дыхание.
Ян подходит сзади и обнимает за плечи, разворачивает к себе, и я оказываюсь в кольце рук.
- Не думайте о нём сейчас! Не в этот вечер! Не при мне!
Он говорит резко, чеканя фразы. Потом приподнимает моё лицо за подбородок и целует.
Но этот поцелуй - хоть и дерзкий, не похож на наш первый, который я стёрла и пыталась забыть. Этот - правильный, нужный. Я таю, растекаюсь, Яну приходится крепче обнять меня за талию, прижать к себе.
Я хватаю его за плечи, потому что чувствую: ещё немного и улечу. Отвечаю также жадно, как он целует меня. Мы словно двое жаждущих, которые никак не могут напиться.
Он наконец отрывается от моих губ и шепчет на ухо:
- Хочу тебя.
От его слов ведёт, как от шампанского.
Ян без особых усилий подхватывает меня на руки и несёт на диван. Опускает бережно, и теперь поцелуи становятся осторожными и лёгкими. Будто меня спрашивают: можно?
Прикрываю глаза и доверяюсь ему.
Между ласками он шепчет:
- Красивая ... Нежная ... Желанная ...
И я растворяюсь в этих словах. Хочу быть его. Принадлежать безраздельно.
Он вытаскивает шпильки из моей причёски, волосы рассыпаются по диванной подушке. Ян запускает в них пальцы и прячет лицо. Его дыхание обжигает мне шею. Дедушка как-то рассказывал, что у васпов, при выбросе в кровь любого гормона, повышается температура тела. И приравнивается к температуре крупного хищника.
От его близости невыносимо жарко. Одежда липнет к телу.
Пусть он скорее избавит меня. А я - его. Помогаю стащить свитер, потом принимаюсь за пуговицы рубашки ...
Он перехватывает запястья, сжимает их на грани грубости и накрывает мои губы своими. В этот раз поцелуй глубокий и страстный. И по жилам уже струится раскалённый металл. Стекает вниз живота ...
Нас отвлекает звонок в дверь.
Чёрт.
Приходится прервать поцелуй.
Ян в ярости.
- Ты кого-то ждёшь?
- Нет, - мотаю головой.
- Я убью этого мерзавца! Кто бы он ни был! Испортил нам вечер!
Я благодарна за "нам", но допустить убийства в рождественскую ночь не могу. Поэтому прошу Яна попридержать пыл, чмокаю в щёку и бегу к двери.
... Он радостен и улыбается во все зубы.
- Ну, здравствуй, малышка. Я всё-таки вырвался к тебе!
- Дедушка?!
- Да, пташка моя. Твой дедуля приехал. Всё-таки Рождество - семейный праздник. Но что-то ты не рада! Или ... ты не одна?
О, да! Не одна!
И только от одной мысли, что они сейчас встретятся и мир разлетится на осколки, мне плохеет. Видимо, потрясений на сегодняшний день оказывается слишком много, и меня накрывает благодатная тьма.
И уж не знаю, кто из них успевает подхватить меня ...
- 6 -
... Но в чувство приводит точно дедушка - сидит рядом, суёт под нос ватку с нашатырём.
Слышу обрывки фраз.
- ... ты посмел! Марать её своими грязными прикосновениями, тварь! Зарвался! Равным себя почувствовал! Она столько для вас сделала, монстров неблагодарных.
Я смотрю на Яна. Он стоит у двери потерянный и одинокий. Голову опустил, кулаки стиснул.
За что дедушка так с ним?
Злюсь и пытаюсь встать.
- Дедушка! Он мой гость! Я сама его пригласила.
Встаю и подхожу к Яну, хочу обнять, но он шарахается от меня, как от чумной.
- Ваш дедушка прав. Я должен идти.
Холодно и отчуждённо. Словно не было тех сумасшедших поцелуев и тянуче-сладкого "хочу тебя".
Теперь взгляд колючий.
Почему-то чувствую себя предательницей и понимаю: если он уйдёт сейчас - потом не подпустит на пушечный выстрел.
Пусть дедушка от меня отречётся. Оставит без наследства и содержания. Мне всё равно.
Я не могу потерять Яна.
Потому что я ... впервые в жизни ... сейчас я осознаю это чётко ...
- Он не прав! Здесь - мой дом и ты - мой гость. И вообще ... я ... я ... люблю тебя ...
Ян спотыкается, хватается за дверной косяк и замирает.
А у меня за спиной ехидно смеётся дед.
Я зла на них обоих. Разорвала бы в клочья. Треснула лбами. Потому что нет никого дороже и роднее.
Реву, как последняя плакса. И совсем-совсем не знаю, что мне делать.
Ян поворачивается и смотрит с тоской.
Говорит тихо и обречённо:
- Не плачьте. Я не стою ваших слёз. А ваша любовь - слишком дорогой подарок. Я не могу его принять. И мне, правда, лучше уйти.
- Ещё шаг - и я пристрелю тебя, ублюдок.
Кошусь на деда и замечаю у него в руках пистолет с сонными дротиками. Всегда при себе. Работа опасная. Не удивлюсь, если намешал туда такой гадости, что Яна долго корёжить будет.
- Я тебя не прогонял. А ты - ещё и до слёз её довёл. Моя добрая девочка, - он обводит пистолетом комнату, - всё это сделала для тебя. Она тут унижается, в любви тебе признаётся, а ты ...
Ян растерян и напуган. Но скорее не намереньями деда, а его словами. И, кажется, полностью дезориентирован. Ведь раньше дед отругал его за то, что Ян касался меня.
Он не подойдёт.
Поэтому подхожу сама, в этот раз он позволяет коснуться.
Я кладу руки и голову ему на грудь, и Ян говорит совсем тихо:
- Не надо плакать.
Чувствую, как подрагивают пальцы, когда он проводит ладонью мне по спине.
- Так значит, - говорит дедушка. - То есть, он - твой сознательный выбор.
- Да, - отвечаю я, поднимаю лицо и встречаю взгляд Яна, полный благодарности, нежности, отчаяния и ещё не пойми чего.
- А ты, васпа, обещаешь её беречь?
- Да, - отвечает Ян, и обнимает меня уже увереннее и надёжнее.
Так правильно. Не отпускай.
- Умеешь ты делать сюрпризы, Хлоя. Прямо, как твоя мать, которая выскочила за своего эгерца и слушать меня не хотела! А упрямство у тебя его, Миллеровское, будь он проклят и земля ему пухом! - дед кладёт пистолет на стол, откупоривает шампанское, наполняет бокал, пьёт залпом. - И если Марину, твою маму, я ещё мог понять, то тебя - никак! Влюбиться! в васпу! Это всё равно, что полюбить вон его, - кивает на пистолет.
Я чувствую, как напрягается Ян, и прижимаюсь к нему ещё сильнее.
- А ты?! - понимаю, что дед обращается к Яну. - Решил, что теперь всё можно. Равным себя посчитал?
Обнимаю за шею, шепчу:
- Не отвечай.
Он и не собирается. Вместо этого - трогает мои волосы, целует в макушку. Успокаивается.
Мне рядом с ним тепло и правильно.
- Разбаловала вас, насекомых, моя внучка. И знаешь, есть одна беда - я не могу ей возражать. Вениамин, вон, считает, что у вас можно вырастить души. Благодаря его наработкам и появилась "О.С.А.". Васпы научились любить и им есть, что терять. Он умеет убеждать. Я никогда не принимал психологию всерьёз. Не могу апеллировать к исследованиям, результаты которых не увижу даже под микроскопом. Но раз моя девочка выбрала тебя, я поверю этому ненормальному. Но если хоть волосок упадёт с её головы ...
- ... вы сделаете меня пожизненным хомячком в вашей лаборатории! - заканчивает Ян, и меня окатывает волной его негодования. Разделяю целиком и полностью - Ян и сам не допустит. Иначе бы не было так спокойно в его объятиях.
- Ну что ж, на этом пока заключим нейтралитет. А, согласны? Это не самый плохой расклад. Как контролировать васпу, я знаю. А вот то чудо, которое выкопала тебе, пташка, в качестве жениха моя дражайшая сестрёнка, нет. Она намерена познакомить вас в самые ближайшие дни. Только не надо мне такого счастья ... Я собственно и примчался предупредить. И потому, что с кем Рождество встретишь, с тем весь год и проведёшь. А я хочу с тобой, малышка. Ну ... теперь придётся и с тобой, - он салютует бутылкой Яну, - раз уж она выбрала тебя... И ещё, раз уж вы стоите под омелой, целуйтесь уже.
Мы целуемся.
Мир начинает искрить, взрывается фейерверком.
Часы бьют двенадцать.
И, шепча ему в губы его имя, я успеваю загадать желание, самое заветное. И оно сбывается тут же. Ян наклоняется и говорит:
- Я тоже. И очень давно. Наверное, с того дня, как впервые увидел тебя. Ты - моя. И больше не отпущу.
- Берите уже шампанское и айда фейерверки смотреть, - зовёт дед.
И я смеюсь.
Вот уж воистину - счастливое Рождество.
... Дальше застолье продолжается в уже более дружелюбном ключе. Хотя, конечно, Яну не так уютно, как когда мы были вдвоём, он холодён и натянут, но позволяет мне держать себя за руку.
В два пополуночи понимаю, что едва ли стою на ногах. Дедушку целую в щёку, Яна - в губы, и прощаюсь.
Ян начинает собираться тоже.
Дед качает головой:
- Э, нет, зятёк, у нас с тобой ещё долгий разговор впереди. Так что садись пока. А где переночевать - найдём, квартира большая.
Ян печально вздыхает и садится за стол. Дед извлекает из чемодана бутылку "Хеннеси". Да, разговор точно будет серьёзным и мужским.
- Обещайте, что не поубиваете друг друга.
Оба ухмыляются.
- Заботишься, моя умница! - хвалит меня дед.
- Нет, - говорю, - просто утром двадцать шестого будет сложно вывезти два трупа. У всех служб - выходной.
Делаю книксен и ухожу.
Смеются они уже мне вслед.
... Засыпаю, едва голова касается подушки. Снится мама - красивая и молодая, и городской каток с огромной ёлкой посередине. То была сказка.
- 7 -
В гостиную выхожу с опаской - мало ли что всё-таки случилось. И - удивляюсь. Стол чист. Иду на кухню проверить догадку: действительно, еда - в холодильнике. Ну надо же, какие мужчины у меня умнички!
Сердце щемит от нежности.
Едва успеваю привести себя в порядок - раздаётся звонок.
- Готовься, малыш, в три мы с Яном заедем за тобой! - ошарашивает дедушка.
- Постой. Вы с Яном? Где вы вообще?
- Потом, всё потом, малыш. К трём - будь готова. Отправимся к твоей тёте Римме знакомиться с женихом.
- Не собираюсь я не с кем знакомиться. Я хочу быть с Яном.
- Будешь, но потом. А сейчас - поедешь и познакомишься. Всегда сможешь ему сказать, что он тебе не нравится.
- Он мне уже не нравится.
- Я очень на это надеюсь.
Дедушка отключается, а в груди клокочет ярость. С шестнадцати лет доказываю родственникам: свою жизнь я строю сама. Не понимают, и всё ещё продолжают опекать. Ладно, дедушка, нужно отдать ему должное, влияет на мою жизнь в основном финансово, после того, как я поступила на искусствоведа, а не на генетика, как он хотел, наши отношения стали прохладнее. Потом позиции сильно разошлись, когда я пробивала поправку в закон о перемещённых лицах. Но всё это сущие пустяки, по сравнению с разногласиями в жизненных позициях между мной и тётей Риммой. Она считает: я всё ещё выпускница гимназии, и меня нужно направлять на путь истины. И да, ежегодно подыскивать мне женихов, из-за которых потом приходится менять номера телефонов и чуть ли не работу.
Что задумал дедушка?
Почему Ян подыгрывает ему?
Злюсь на них и пылесошу. Домашние дела - лучшая пилюля. Так время пролетает незаметно, но к трём я готова и безупречна. Потому что тётушка Римма устроит мне разнос, если хоть один волосок в причёске будет лежать не так.
Звонок в дверь удивляет - дедушка мог бы и по телефону, я бы спустилась.
Открываю дверь и вижу Яна.
Сердце прыгает, и улыбаюсь я, наверное, глупо.
Но Ян - мрачнее тучи, и скорбь, что окружает его, расползается по моей радости, как чернильная клякса по бумаге.
- Ты слишком хороша, - наконец говорит он. Голос глухой и бесцветный. - Чтобы отказаться от тебя.
- А ты отказываешься?
Комната качается, опираюсь рукой о стену, чтобы не упасть.
Ян подхватывать не спешит, он вообще не переступает порог.
- Я должен, - заученно повторяет Ян. - Полич прав: ничего хорошего из этой связи не выйдет.
Ну вот! Дедушка всё-таки наговорил ему пакостей! Сломал его! Сжимаю в руке клатч и усилием сдерживаю слёзы.
- Но мы же договорили - только если ты хочешь сам. Ты говорил, что хочешь меня. Сегодня уже не так?
- Хлоя, - в моём имени - почти стон, - я так долго мечтал о тебе. Так отчаянно и безнадёжно. И тут ты, рядом, доверчивая, желанная. Конечно, я потерял голову. Но ... я не обрёл её и теперь. И желаю тебя не меньше. Но я должен отказаться от тебя, от твоей любви...
Нет! Не делай этого?! Я не выдержу!
Но он безжалостен.
- Прощай.
Ломаюсь, падаю на колени и плачу навзрыд.
Он разворачивается и уходит, шаги гулким эхом отдаются в пустоте души ...
Пол подо мной проваливается, и я падаю в бездну.
Больно ударяюсь.
И - просыпаюсь.
На полу.
Ничего себе сон!
В сумочке, которую всё ещё стискиваю в руке, трезвонит телефон. Я прилегла на пять минут, в ожидании дедушкиного звонка, и вот - уснула. Прямо в костюме и туфлях. Хорошо, что ничего не измялось.
Достаю телефон.
Дедушка в ярости:
- Ну где ты там! Такси уже пятнадцать минут ждёт! А Римма - собирается подавать в розыск.
Я смеюсь.
Потому что сон.
Хватаю шубу, замыкаю квартиру и бегу к лифту.
Мне так хорошо, потому что он не отказался от меня. Мы будем вместе. Как и обещали друг другу вчера.
... Сажусь в такси, назад, рядом с дедом. Он целует меня в щёку и говорит:
- Крепись, детка.
Дедушка называет водителю адрес, и мы отправляемся в гости к тёте.
И тогда решаюсь спросить:
- Где Ян?
Ведь ещё с утра они были вместе.
- Поехал домой, - спокойно отвечает дед. - Не волнуйся, он обещал тебе позвонить.
Сникаю.
За время нашего с Яном сотрудничества он звонил мне всего два раза. И то - по острой необходимости.
Сон в руку.
- Чего ты ему наговорил?
Дедушка хлопает меня по ладони:
- Просто небольшая проверка. Должен же я знать, на что он готов ради тебя.
- Меня пугают одни только догадки.
- Не гадай, всё узнаешь в своё время.
Смотрю за окно на пляску снежинок. И злюсь на людскую природу: всегда нужны доказательства.
Мне не нужны. Я и знаю и так.
Дедушка наконец выдаёт то, что, по-видимому, мучит со вчерашней ночи: