Снаружи температура была низкой, было даже прохладно. Это было хорошо, учитывая количество мертвых тел, лежащих повсюду вокруг нас, скрытые в домах и кроватях; те, кто умер в одиночестве и кто позабыт. Так и есть, запах исходивший с заднего двора никуда не исчез, он проникал в клинику, когда ветер дул с той стороны. Если бы на дворе сейчас было лето, запах был бы невыносимым.
Пока мы шли по тротуару, я вновь поразилась тому, какая стоит тишина. Не так давно, мы постоянно слышали звуки сирен и машин, крики, выстрелы и звуки бьющегося стекла. На противоположной стороне реки, возле монумента Округа Колумбия город представлял собой зону военных действий. А сейчас режущая слух тишина повисла повсюду, и все здания вокруг нас погружены во тьму. Разумеется, наша маленькая клиника располагалась сразу за чертой города, поэтому я не знала, что происходило ближе к центру. Время от времени, я слышала крики или отдаленный рев двигателей машин, свидетельства того, что где-то там еще есть люди. Но теперь город казался покинутым, без надежды на восстановление, умирающим.
Я бросила украдкой взгляд на Бена, идущего рядом со мной, одной рукой он держался за угол каталки. Его взгляд сканировал здания и тени вокруг нас, каждая клеточка его тела была в боевой готовности. Так же он выглядел и в клинике, когда стало темнеть, только сейчас впечатление было во стократ сильнее.
Он пошел со мной вовсе не для того, чтобы помочь мне, я поняла это, и у меня похолодело в сердце. Он боится, что сейчас что-то есть снаружи. Я остановила каталку посреди дороги.
— Бен…
Что-то большое выскользнуло из тени прямо перед нами, заставив нас обоих отпрыгнуть. Я вздрогнула, а Бен бросился вперед и схватил меня за руку, как будто готовый в любой момент закрыть меня своей грудью. Бездомная собака, большая и черная, отступила назад, увидев нас. Она бросила то, что несла, и скрылась из вида, ринувшись с поджатым хвостом между двумя машинами.
Бен расслабился и быстро отпустил мою руку, выглядя смущенным.
— Простите, — пробормотал он, уставившись в землю. — Обычно, я не такой дерганный, честно. С вами все в порядке?
Я потерла свою ладонь, морщась от силы его рук.
— Со мной все в порядке, — ответила я ему, собираясь еще и спросить его, почему же он такой нервный. Но затем поняла, что несла в своей пасти собака, и подавила стон.
— Это что… рука? — спросил Бен, всматриваясь через каталку.
— Ага, — выдохнула я, догадываясь, где собака могла взять ее. По мере приближения к нашей цели, запах стал наполнять темноту вокруг нас. Этот знакомый комок из страха, вины, сожаления и злости скрутился у меня в животе. — Просто предупреждаю, — сообщила я Бену, — картина вовсе не приятная. Так что приготовьтесь.
— К чему?
— Я невесело улыбнулась и завернула за угол дорожки.
Краем глаза я увидела, как Бен выпрямился, хотя не сказал ни слова. Гул насекомых постоянно стоял над сотнями тел, лежащих аккуратными рядами на пустом участке земли. Большая часть тел была накрыта простынями и брезентом, но несколько кусков ткани было разорвано и отброшено прочь, выставляя напоказ трупы с пустыми глазницами, смотрящими в небо. И, судя по состоянию самых "давнишних" трупов, падальщиков тут побывало немало.
Бен издал сдавленный звук, словно к горлу подступила тошнота. На какое-то мгновение, я пожалела, что привела его сюда, позволив увидеть суровую реальность, с которой мы сталкивались каждый день. Но он стиснул челюсть и подошел к краю последнего ряда, где я оставила троих людей — мать и двух ее сыновей — бок о бок на прошлой неделе. Я пыталась не смотреть на них, пока мы поднимали тело мистера Джонсона в простыне и клали его на тротуар. Но сложно было не помнить. Бесчисленное количество ночей я оставалась с этой семьей, отчаянно пытаясь спасти их, но вирус сначала забрал мать, а через пару часов и мальчиков, и это поражение все еще преследовало меня.
Бен молчал, пока мы покидали площадку и толкали пустую каталку обратно в клинику. Он молчал, но вместо сканирования улиц и теней, казалось, он был глубоко погружен в свои мысли, осознавая только что увиденное. Довольно отрезвляюще осознавать, как много мы потеряли, и как все это незаметно подкралось к нам: враг, которого невозможно было остановить, сбавить его обороты, привести разумные доводы. Все это заставляло задуматься над тем, что мы можем и не пережить все это.
— Как вы это делаете?
Я моргнула. Я уже так привыкла к его молчанию, что его вопрос застал меня врасплох. Весьма странно предполагать, что знаешь мужчину после всего пары часов рядом с ним. Его карие глаза сейчас смотрели на меня, печальные и оценивающие.
— Потому что должна, — ответила я, нырнув в заднюю дверь, оставив его позади. — Должна дать людям надежду. Потому что иногда это единственное, что помогает им преодолевать все, единственное, что поддерживает в них жизнь.
Следующие слова он произнес шепотом. Я едва расслышала их, пока мы шли через главную комнату в темный коридор.
— Что если нет никакой надежды?
Я подкатила каталку к стене и обернулась, пронизывая его своим самым свирепым взглядом.
— Надежда есть всегда, Бен. И я буду вам весьма благодарна, если вы оставите свои мрачные размышления при себе, пока вы тут. Я не хочу, чтобы мои пациенты слышали их. Да и мои интерны тоже, если уж на то пошло.
Он склонил голову, выглядя раскаивающимся.
— Мне очень жаль. Я просто… Очень сложно непредвзято относиться, когда ты видел… то, что видел я, — я вскинула бровь, и у него хватило совести поморщиться. — А вы… видели и кое-что похуже, я знаю. Приношу свои извинения. Я… перестану распускать нюни.
Я вздохнула.
— Вы ели хоть что-то в последнее время? — спросила я, в ответ он покачал головой. — Ну что ж, тогда пойдемте. У нас осталось не так уж много, но, по крайней мере, я могу предложить вам кофе. Хотя и растворимый. Мне кажется, что вам он не помешает.
— Было бы неплохо, — признал Бен, улыбаясь. — Но вам не стоит утруждаться.
— Пустяки. Кроме того, я тоже не откажусь от кофе, так что составьте мне компанию, хорошо?
Он кивнул, и мы направились наверх в небольшую комнату отдыха, которой не особо часто пользовались со времени открытия клиники. Холодильником и микроволновкой не пользовались с тех пор, как отключили свет, и мы стали пользоваться генератором, но вот газовая плита все еще была пригодна для того, чтобы подогреть воду. Я вскипятила две чашки бутилированной воды, щедро насыпала растворимого кофе и передала кружку Бену, усаживаясь за стол.
— Это, конечно, не предел мечтаний, но, по крайней мере, он горячий, — сказала я, сев на стул напротив него. Он благодарно улыбнулся и взял чашку обеими руками, наблюдая за мной сквозь пар. Сделав осторожный глоток, я потерла лоб, заставляя себя проглотить это горькое пойло. — Нда. Вы, наверное, думаете, что я привыкла к этой дряни. Но, очевидно, Старбакс навсегда испортил меня.
Он сдавленно фыркнул в ответ на мое заявление, но пил свой напиток без жалоб или комических гримас. Попивая кофе, я изучала его, притворяясь, что всматриваюсь в чашку, но бросала украдкой взгляды на него каждые несколько секунд. Обеспокоенное выражение покинуло его лицо, и он выглядел немного спокойнее, хотя тревога все еще угадывалась в глазах. Я поймала себя на мысли, что мне хотелось потянуться к нему через стол, погладить небритую щеку и сказать, что все будет в порядке.
И затем я задумалась, что же стало причиной столь странного желания.
— Расскажите мне о себе, — попросил он, поставив чашку на стол и внезапно переключив на меня все свое внимание. — Без обид, но вы ужасно молодая и красивая, чтобы самостоятельно управлять клиникой. И вы не носите маску, как делают другие. Разве вы не боитесь тоже заразиться?
Глупо с моей стороны, но я покраснела от комплимента.
— Я уже переболела Красным Легким, — сообщила ему я, и его глаза полезли на лоб. — Заразилась от одного из пациентов в больнице, где раньше работала. Я провалялась три дня в кровати, и все считали, что я умру, но я выкарабкалась, прежде, чем мои легкие начали распадаться.
— И вы выжили? — Бен был шокирован.
— Я одна из везучих шестнадцати процентов, — кивнула я, и опустила взгляд на свои руки, вспоминая. Как я лежала в стерильной больничной палате, кашляя кровью на простыни. Обеспокоенные, мрачные лица своих коллег. — Все были удивлены, когда я выжила, — проговорила я, делая очередной глоток той дряни, которую назвали кофе. — А позже, я была настолько благодарна и считала себя такой везучей, что вызвалась помогать доктору Адамсу, когда он основал это место. Особенно после… — я замолчала.
— После? — побуждал продолжить Бен.
Я сглотнула и тихо пробормотала:
— После того, как я обнаружила, что вся моя семья погибла от вируса. Они заболели, когда я была в больнице, только вот они так и не выздоровели. Я узнала об этом, когда меня выписали. Я собиралась вернуться домой, только вот дома, куда можно вернуться, у меня теперь не было.
Я вспомнила о небольшом домике в пригороде города, месте, где я провела свое детство, с его крошечным двориком и гаражом, рассчитанным на одну машину. О небольшом, но идеальном цветочном саде моей мамы, о старинном кожаном кресле моего отца. О своей старой комнате. Нас всегда было трое; у меня не было ни братьев, ни сестер, но я никогда не была одинока. У меня были друзья, а мои родители заполняли оставшееся место в моем сердце, поощряя меня воплощать свои мечты в реальность. Папа всегда говорил, что из меня выйдет что-то стоящее, доктор там или астронавт, или же ученый, и позволял мне делать все, что я хотела. Я поступила в колледж сразу после окончания школы, страстно желая увидеть, какова жизнь там на вкус, но я всегда возвращалась домой на праздники и выходные. И папа, и мама гордились мною и увлеченно слушали рассказы о моей жизни в колледже. И я никогда не задумывалась, что однажды их просто… не станет.
Вернувшись домой после смерти родителей, я стояла в гостиной с пустым креслом и тикающими часами, осознав, как много я потеряла. Свернувшись калачиком в папином старинном кресле, я рыдала около часа, но когда слезы иссякли, я покинула дом с принятым решением. Я не смогла спасти родителей, но, возможно, я смогу спасти других людей. Красное Легкое, молчаливый убийца, сейчас стал моим врагом. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить его.
Бен сохранял молчание. Я смотрела на стол между нами и удивилась, когда его грубая, мозолистая рука накрыла мою.
— Мне очень жаль, — прошептал он, когда я взглянула на него, и мне пришлось вымученно улыбнуться.
— Ничего. Они быстро ушли, по крайней мере, так сказали врачи, — у меня перехватило дыхание, и я всхлипнула, пытаясь вернуться в нормальное состояние. Бен сжал мою ладонь; его крупные пальцы были нежными, а кожа теплой. По моей руке побежали мурашки. — Как насчет вас? — спросила я, когда Бен убрал руку, снова взяв чашку. — Где ваша семья? Разумеется, если это не очень личный вопрос.
— Не очень личный, — вздохнул он, его лицо омрачилось, и он выглядел отстраненным. — У моей семьи есть большая ферма к западу отсюда, — сказал он безрадостным голосом. — Мы с Нейтаном направлялись туда, чтобы узнать, выжил ли кто-то. Они достаточно изолированы, поэтому мы надеялись, что массовое нашествие вируса пока не настигло их. Не знаю, я их не видел какое-то время.
Ферма. Ему подходит, как по мне, судя по его широким плечам и мозолистым рукам, закаленным работой. Я могла себе представить, как он перетаскивает тюки прессованного сена и управляется с коровами. Но было в нем и что-то другое, что-то не настолько грубое.
— А что вы делали в городе? — спросила я, и его лицо еще больше помрачнело. — Вы сказали, что не видели их какое-то время. Как долго?
— Четыре года, — он поставил на стол свою чашку и оперся подбородком на руки. — Я переехал в город четыре года назад и с тех пор даже не разговаривал со своими родными. Они хотели, чтобы я унаследовал ферму, как это принято в нашей семье, а я хотел закончить обучение в Техническом колледже Иллинойса, — раздался горький смешок. — Однажды мы с моим отцом здорово поспорили, я даже ударил его, и после этого я ушел. С тех пор так и не видел их.
— Мне очень жаль, Бен, — я вспоминала свою семью, своего отца, который так гордился тем, что я пошла в медицину. Маму, которая всегда говорила, что необходимо иметь большие мечты. — Это тяжело.
Он склонил голову.
— Я годами не разговаривал с ними. Мама всегда посылала мне рождественские открытки, рассказывая, как дела на ферме, что они скучают по мне, но я никогда не отвечал. Ни разу. А сейчас… — его голос немного надломился, а плечи поникли. — Вся эта эпидемия, вирус, все летит к чертям, а я не знаю, как они. Я не… Я даже не знаю, живы ли они.
Он прикрыл глаза рукой. Я встала, тихонько обошла стол и села рядом с ним, положив руку ему на плечи. Они дрожали, хотя Бен не двигался и не издавал никаких звуков. Как много раз я уже делала это; утешала члена семьи, который потерял кого-то близкого? Больше, чем я могу вспомнить, особенно учитывая быстрое распространение эпидемии. Но на этот раз все было по-другому. Раньше, я всегда предлагала поддержку, когда кто-то нуждался в ней, и не важно, что это были незнакомые люди. С Беном Арчером я по-настоящему хотела быть здесь, дать ему почувствовать, что здесь есть кто-то, на кого он может опереться.
Я все еще не знала причину этих ощущений. Мужчина был самым настоящим незнакомцем; я знала его всего пару часов. Но осталась здесь, просто обнимая его и ничего не говоря, пока он уступил своему горю в этой крошечной грязной комнате отдыха в клинике. Я чувствовала, что он слишком долго носил все это в себе, и, наконец, оно нашло выход наружу.
Наконец, он сделал резкий вдох и отстранился, не глядя на меня. Я встала, чтобы снова наполнить наши кофейные кружки, давая ему время собраться с мыслями.
— Спасибо, — прошептал он, когда я вновь дала ему полную чашку, и это была благодарность не только за кофе. Я улыбнулась и села, но прежде чем я успела устроиться, из-за двери донесся звук чьих-то шагов, и Мэгги поспешно влетела в комнату.
— Мисс Кайли?
Я подавила стон, вскакивая на ноги, Бен последовал моему примеру.
— Да, Мэгги, что случилось?
— Это друг мистера Арчера, — ответила Мэгги, и Бен быстро выпрямился после ее слов. Интерн бросила на него полуиспуганный, полусочувствующий взгляд и обернулась ко мне. — Мне очень жаль. Но он впал в кому несколько минут назад, и мы не можем разбудить его.
Глава 3
— Мы для него сделали все, что в наших силах.
Я вытерла руки о полотенце, с беспокойством наблюдая за мужчиной под покрывалами, он был невероятно бледным, можно было подумать, что он сделан из бумаги. Единственными цветовыми пятнами были его влажные волосы и одежда, кожа на его лице впала и плотно обтягивала череп. Его повязки были снова заменены, мы ввели ему пластиковые трубки для внутривенного вливания, я сделала ему несколько уколов антибиотиков, чтобы помочь преодолеть лихорадку. Запах — этот жутковатый, беспокоящий запах разложения и смерти — все еще исходил от него, не смотря на то, что я все проверила и перепроверила, чтобы обнаружить любой признак гангрены. Я не увидела ничего настораживающего, но не это беспокоило меня больше всего.
Нейтан лежал под простынями на спине, единственное, что свидетельствовало о том, что он все еще жив — это его неглубокое и хриплое дыхание. Кровь окрасила его губы, и у меня внутри все скрутило от страха. Мои глаза встретились с грустными и понимающими глазами Дженны. Мне не надо было слышать хрипы в его груди, чтобы понять. Он заразился Красным Легким. Вирус добрался и до него тоже.
Бен стоял в углу, наблюдая за всем сквозь полуприкрытые веки. Я не знала, как сообщить ему.
— Бен…
— Он заразился, — голос Бена был безжизненным, взгляд отрешенным.
— Мне так жаль, — мужчина не подал знака, что он услышал. — Он будет у нас под наблюдением, мы сделаем все, чтобы ему было удобно, но… — я сделала паузу, ненавидя себя за следующие слова. — Но, думаю, вам стоит приготовиться к худшему.