Женщина принялась за работу, а девочка расплела косы, умыла лицо холодной водой и юркнула в постель.
– Доброй ночи, мамочка, – громко сказала она, а потом тихо-тихо прошептала: – Здравствуй, мальчик-сон!
– Здравствуй, дочь кружевницы Яна!
Мальчик-сон шагнул к ее кроватке и, улыбнувшись, накрыл своим белым с золотыми звездами плащом.
– Сегодня ты впервые назвал меня по имени, почему? – поинтересовалась девочка.
– Потому что ты повзрослела, – тихо ответил он.
– Но ведь ты не оставишь меня одну из-за этого? – девочка чуть приподнялась на кровати.
– Не-е-ет, что, ты, – он прикрыл глаза и покачал головой. – Еще не время.
– Что значит, еще не время? – нахмурилась девочка.
– Мне еще много надо тебе показать, многому тебя научить, – ответил он. – Не волнуйся. Мы с тобой всегда будем вместе.
– Обещаешь? – девочка крепко сжала его руку. Он кивнул.
– Ложись. Закрывай глазки. Клади руки под щечку. Сегодня мы отправимся в чудесную страну, полную тайн и загадок.
Голос мальчика сна звенел, переливался и, как легкий дымок обволакивал все пространство комнаты, лишая его реальных границ. Вот уже не кровать, а тонкая кружевная паутина летит по воздуху, а на ней сидят, взявшись за руки, мальчик-сон и дочь кружевницы.
Летят они над бледно-розовым озером прямо по поверхности, которого извивается русло реки. Вода в реке светло-коричневая, берега зеленые необыкновенно правильной формы, словно люди специально смастерили их, чтобы воды озера и реки не смешивались. В самом центре озера русло реки превращается в разветвленную дельту, похожую на след гигантской птицы.
Тысячи крокодилов с громадными роговыми наростами на спинах нежатся на солнышке. Время от времени они собираются большими группами и, покинув берег, шумно ныряют в воду, чтобы, выстроившись клином, загонять стаи рыб к берегу. Испуганные рыбы выпрыгивают из воды прямо в пасти крокодилам.
Над водами озера кружатся розовые пеликаны, белые цапли, утки и бакланы.
– Это озеро Рудольф и река Омо, – сказал мальчик-сон.
– Омо и Рудольф, – повторила девочка и проснулась.
Как же ей хотелось помчаться на улицу и рассказать о чудесном озере соседским детям. Но она вспомнила противного длинноносого мальчишку и решила больше никому ничего не рассказывать.
– Пусть живут без сказок, – сказала она. – А я лучше помогу маме плести кружева.
Работа спорилась. Рисунок получался таким необычным, что кружевница восхищенно ахнула:
– Подобной красоты я никогда не видывала!
– О, мама, это всего лишь жалкая часть того, что видела я, – отмахнулась девочка.
Она была недовольна своей работой. Ведь на белом кружеве ей никак не удавалось передать ярко желтый цвет солнца, заставляющий сверкать и переливаться разными красками кристаллики соли, похожие на веера, пальмовые ветки и рыбьи чешуйки.
Не могла девочка сделать и светло коричневые песчаные дюны, покрытые рябью барханы, янтарно-коричневые скальные образования причудливой формы, которые отбрасывают темно-синие тени.
Но больше всего злило девочку, что она не в силах изобразить оазис в пустыне, где буйная зеленая растительность, яркие цветы, прозрачная светло-голубая вода и кружевные белые дворцы с синими, замысловатыми ставнями на окнах.
Все чаще и чаще стала дочь кружевницы просить мальчика-сна отвезти ее в оазис Тенер, где живут Ахаггарские туареги – люди, скрывающие свои лица.
– Чем тебя так привлекли туареги? – удивился мальчик.
– Тем, что они носят острые кинжалы и мечи, – восторженно проговорила девочка. – Щиты у них сделаны из шкуры белой антилопы. А предками туарегов были таинственные воины на колесницах, которые не побоялись пройти через Данакиль – землю ужасов, тягот и смерти, чтобы найти самый сказочный оазис Тенер, окруженный со всех сторон песчаным океаном Сахары.
– Но ведь у туарегов синие лица, – хитро прищурился мальчик-сон.
– Ты же сам мне говорил, что лица у мужчин синие, потому что они укутывают их синими платками, чтобы злые духи пустыни не проникли через рот, – резонно заметила девочка. И, немного подумав, добавила:
– Выходит, что духов пустыни боятся только мужчины. Ведь женщины из племени Ахаггарсиких туарегов лиц своих не закрывают.
– Да, туарегские женщины вообще очень своенравные, властные, свободолюбивые и слегка избалованные, – сказал мальчик-сон.
– Ах, как бы я хотела стать одной из них! – выдохнула девочка. – Я бы носила серебряные браслеты, одевалась в яркие разноцветные одежды, украшенные замысловатыми узорами. Тогда бы ни один длинноносый мальчик не посмел надо мной смеяться. Если бы только было возможно…
Мальчик-сон набросил на дочь кружевницы свой белый с золотыми звездами плащ. Все закружилось, засверкало, заискрилось.
Жаркое, палящее солнце так нагрело песок, что невозможно было ступать. Даже в тени почва казалась огненной. А небо и пустыня слились, образовав единое целое без линии горизонта. Только в оазисе Тенер люди могли скрыться от полуденного зноя. Казалось, что здесь существует свой особый микроклимат, позволяющий пальмам иметь необычайно сочную зелень. Тут и там раскрывали свои колоколообразные чашечки-соцветия алые цветы, из которых пили нектар малахитовые нектарницы. Прозрачные струи прохладной светло бирюзовой воды спадали каскадами из гигантских чаш-фонтанов.
Под арочными сводами дворца танцевали, звеня браслетами, нарядные красавицы. Среди черноволосых, черноглазых девушек особо выделялась одна. Она была чуть выше других. Русые волосы свободно струились по плечам. Серо-зеленые глаза блестели озорным блеском. Кожа у девушки была такой же белой, как снег на горных вершинах.
Смуглолицые туарегские женщины смотрели на красоту чужестранки с опаской. А юноши туареги не сводили с красавицы глаз. Девушка звенела серебряными браслетами, ловко играла прозрачной лиловой шалью, расшитой серебряными монетами и беззаботно смеялась. Смех ее колокольчиком звенел во всех уголках кружевного дворца.
Красавица приблизилась к группе юношей, тронула одного из них за руку, и, стыдливо прикрыв лицо прозрачной шалью, спросила:
– Я тебе нравлюсь?
– Оч-ч-чень, – прошептал юноша.
– Оч-ч-чень? – засмеялась красавица. – Я стану твоей, если ты принесешь мне розу пустыни!
– Розу пустыни? – обеспокоено вскрикнули женщины. – Да в своем ли ты уме, что требуешь такое?
– Я не требую, а прошу, – проговорила красавица, надменно глянув на подруг. – Если я действительно нравлюсь этому юноше, то пусть выполнит мой каприз.
– Каприз? – заголосила самая старая женщина. – Да ты посылаешь его на верную смерть. Еще никто…
– Хорошо, я готов выполнить твой приказ, – поклонившись, произнес юноша. – Я принесу тебе розу пустыни, а пока прими от меня вот это.
Он протянул красавице смешной малиновый цветок, сделанный из атласной ленты, быстро повернулся и пошел прочь.
– Фу, какая безвкусица, – фыркнула красавица и швырнула цветок в фонтан. Он размок и рассыпался, превратившись снова в атласную ленту, которая юркой змейкой скользнула на самое дно глубокой фонтанной чаши.
Звуки музыки умолкли. Никто больше не желал веселиться. Женщины закутали лица прозрачными шалями и ушли на свою половину, не проронив ни слова.
Юноши поспешили на свою половину, злобно перешептываясь:
– Она отправила его на верную смерть.
– Он должен был отказаться.
– Нет. Отказом он обрек бы себя на вечный позор.
– Он выбрал смерть, чтобы не носить тюбетейку труса.
– Она должна была задержать его у ворот, крикнув, что пошутила.
– Скорее всего, в нее вошел злой дух пустыни.
– Красота всегда таит в себе что-то зловещее.
Найти розу пустыни – каменный цветок, созданный природой из соли, слюды, базальта, капель воды и песка, было делом непростым. Путнику предстояло пройти по земле тягот, ужасов и смерти – Данакиль, которая представляла собой волнистую поверхность из лавы, напоминающей застывшее море. Но каждая волна Данакиль была острой, как бритва, а пространство между волнами было заполнено вулканическим шлаком, который хрустел под ногами, как разбитое стекло и также, как стекло больно ранил.
За землей Данакиль раскинулась земля жажды – Тазенруф, в зыбучих песках которой можно было легко сгинуть навеки, так и не добравшись до заветного плато Атакор, где у подножия гигантского утеса, похожего на множество скрепленных между собой органных труб, можно разыскать розу пустыни.
Бедный, измученный юноша еле продвигался по песчаному океану. Его нещадно палило жаркое африканское солнце, донимая миражами. То на горизонте появлялось хрустальной чистоты озеро, то расцветали крупные каменные розы, то белокожая красавица протягивала ему серебряный кувшин с прохладной голубой водой – символом вечной любви. Но стоило юноше добежать до видения, как оно растворялось в дымке дрожащего жаркого воздуха.
Когда на горизонте замаячили башни, шпили и зубцы Атакора, окрашенные лучами заходящего солнца в ярко-красный цвет, юноша подумал, что это очередной мираж, и упал лицом в песок.
На редкость холодная ночь накрыла все вокруг черным плащом. Отсветы далеких зарниц распороли небо на множество темных лоскутков. Юноша приподнял голову и увидел прямо перед собой огромную пучеглазую ящерицу – игуану, покрытую пупырчатой кожей. Животное несколько раз выбросило вперед свой раздвоенный язык, а потом медленно продвинулось вперед. Очередной выброс языка стал для игуаны последним. Юноша со всего размаха воткнул кинжал в раздвоенный язык.
В отсвете молнии уродливая ящерица показалась юноше русоволосой красавицей, истекающей кровью. Он поспешно вытащил кинжал и помчался прочь.
Юноша бежал в ночь, не разбирая дороги, не оборачиваясь назад, не желая видеть ничего, пытаясь забыть о пригрезившемся кошмаре.
Только рассвет прервал этот безумный, утомительный бег. Юноша стоял у подножия органоподобных гор Атакора, окрашенных рассветом в розово-персиковый цвет. Темно-синие тени четко повторяли контуры фантастических шпилей и зубцов. Юноша опустился на землю, чтобы передохнуть, и увидел прямо перед собой причудливый песчаный цветок, который переливался всеми цветами радуги и, казалось, шевелил лепестками.
Юноша протянул к цветку руку, но тут же с криком отдернул ее. Цветок оказался острее самой острой иглы. Яркая капля крови прозрачным рубином заблестела в его сердцевине. Юноша вынул из ножен меч и рубанул цветок под корень. Раздался сдавленный стон.
– Прости, – прошептал юноша, поднимая с земли потускневшую розу пустыни. – Мы – люди настолько жестоки, что ради одной красоты губим другую. Я преодолел нелегкий путь, рисковал жизнью, чтобы разыскать тебя. Но вот я держу тебя в своих ладонях и не испытываю никакой радости. Наоборот, я ужасно огорчен из-за того, что погубил твою красоту, заставил тебя умереть.
Алая капля крови упала на песок рубиновым кристалликом в виде сердца. Юноша поднял его, крепко зажал в ладони и еще раз прошептал: «Прости!»
В оазисе царило безмолвие. Никто не говорил, не плясал, не пел, не звенел серебряными браслетами. Даже малахитовые нектарницы беззвучно опускались на алые чашечки цветов.
Русоволосая красавица надела неяркое платье, заплела тугую косу, укутала лицо синим платком так, что остались видны лишь глаза, ставшие темно-серыми, как дым над вулканом. Безмолвной тенью бродила девушка по кружевным галереям дворца, не встречая никого на своем пути. Все сторонились ее.
А между тем туареги, озабоченные долгим отсутствием юноши, перешептывались между собой.
– Эта чужестранка навлекла на нас гнев духа пустыни. В Сахаре зарождается песчаная буря, спастись от которой не удастся даже за крепкими стенами дворца.
– Песок засыплет все наши каналы, и вода покинет оазис.
– Надо задобрить духа пустыни. Надо прогнать чужестранку.
– Да, да, да, давайте прогоним ее прочь. Пусть сама отправляется за своей розой.
– Постойте! – вышел вперед вождь. – Подождем до рассвета.
Всю ночь русоволосая красавица не сомкнула глаз. Даже сон покинул ее.
– Ах, как я несчастна, – вздыхала девушка, ворочаясь с боку на бок. – Я погибну одна в этой жуткой пустыне. Я умру под палящими лучами солнца. Неужели не найдется человека, который бы вступился за меня?
Утро раскрасило горизонт нежным пурпуром. Запели малахитовые нектарницы. Девушка посчитала это добрым знаком и выбежала к главному фонтану. Она нагнулась, чтобы набрать прохладной воды и увидела на дне чаши малиновую ленту.
– Ах, если бы тот смелый юноша был здесь, он бы непременно защитил меня, – прошептала девушка, глядя на свое отражение.
– Смотрите, смотрите, он вернулся! – закричали со всех сторон.
Девушки зазвенели браслетами и заспешили к главным воротам. Юноши весело засмеялись, отправляясь за ними следом.
– Он настоящий Ахаггарский туарег! – доносилось отовсюду.
– Он прошел Данакиль – землю ужасов, тягот и смерти!
– Он принес розу пустыни!
Толпа расступилась, пропуская юношу вперед. Он еле стоял на ногах. Одежда была изодрана в клочья. Синий платок, скрывающий лицо, превратился в жалкую тряпку, которая соскользнула с головы юноши. Все вокруг ахнули.
Юноша не был туарегом. Его глаза были небесно-голубыми, а золотые волосы отличались от смоляных волос туарегов, как день от ночи. Кожа юноши была необыкновенно белой, как снег на горных вершинах.
– Я принес тебе розу пустыни, – проговорил юноша и упал на землю.
Девушка зачерпнула прозрачной воды из фонтана и аккуратно полила юноше на лицо. Малиновая лента юркой змейкой скользнула из ее рук и замерла на губах юноши. Девушка опустилась на колени, поцеловала юношу в губы и вскрикнула. Губы были ледяными.
– Нет, нет, нет!!! – замотала она головой.
Кто-то тронул ее за плечо. Она подняла глаза. Строгий, немногословный вождь смотрел на нее сверху вниз через прорезь в своем синем платке. В черных, как африканская ночь глазах светился огонь презрения.
– Ты должна уйти. Оставь нас. Забудь дорогу в оазис Тенер.
Прощай, – слова звучали, как удары бича.
Девушка поднялась, закутала лицо синим платком и медленно пошла к воротам. Никто не проронил ни слова.
Когда ворота с грохотом закрылись, девушка дала волю слезам. Из ее глаз полился настоящий Ниагарский водопад. Все краски смешались в одну серую, размытую матовой дымкой…
– Яна, Яна, проснись, – услышала она взволнованный голос матери. – Что стряслось? Неужели вернулся злобный карлик, который мучил тебя в детстве?
– Нет, нет, милая мамочка, – отозвалась Яна, с трудом размыкая веки. – Мне приснился поучительный сон.
– Почему же ты так горько плачешь, если сон поучительный? – удивилась кружевница.
– Потому что я стала взрослой и многое поняла, – ответила девочка, прижавшись к матери.
– Для меня ты всегда останешься малышкой, – погладив ее по голове, проговорила женщина.
– Какое счастье, что я дома! Как я люблю свой Северный Уэльс! – девочка зажмурилась.
– Я должен проститься с тобой, Яна, – тихо-тихо произнес мальчик-сон.
Девочка быстро открыла глаза и увидела, как золотоволосый мальчик-сон закутывается в свой белый со звездами плащ. Его небесно-голубые глаза стали необыкновенно грустными, а малиновые губы чуть шевельнулись: «Прощай».
– Неужели, там, в оазисе Тенер был ты? – вскрикнула девочка и побледнела. Он кивнул. – Значит, ты не умер?
– Я никогда не умру, – грустно произнес он. – Я просто растворюсь в вечности. Стану маленькой мерцающей звездочкой, заглядывающей в твое окошко. А чтобы ты помнила меня, чтобы никогда не забывала про страну туарегов, я оставлю тебе вот это.
Мальчик-сон разжал ладонь, в которой блеснуло прозрачное рубиновое сердечко, величиной с небольшую горошину.
– Не уходи, – выдохнула она. Он отрицательно покачал головой.
– Скажи, хотя бы, как тебя зовут, – прошептала она.
– Я-н-н-н, – пропел он и растворился в воздухе.
После исчезновения мальчика-сна, дочь кружевницы стала замкнутой, строгой и немногословной. Соседи вокруг судачили, что всему виной рубиновое сердечко в дорогой серебряной оправе, которое девушка носит на шее.