Невозможное случается. Так-то, господин старший инспектор.
Маан вернулся в кабинет, открыл ящик письменного стола и запустил руку внутрь. Пальцы наткнулись на что-то твердое и вытянутое. Его последняя пачка сигарет, наполовину опустошенная, которую он демонстративно закрыл на глазах Кло, поклявшись, что никогда больше не закурит. Маан достал сигарету, удивившись, до чего ловко двигаются вспомнившие эту процедуру лучше него, пальцы. Сколько он не курил? Лет одиннадцать? Зажигалка негромко щелкнула, выбросив маленький лепесток огня, он глубоко затянулся и даже не закашлял, когда грубый табак ободрал горло и легкие. Первую сигарету он выкурил в несколько затяжек, глядя перед собой, и лишь подкурив вторую, смог заставить себя сесть и расслабиться.
Глупо себя обманывать, то, что он видел, было пятном Гнили. Уж кому это знать, как не ему самому. Он видел сотни, а может и тысячи подобных отметин. На животах, ляжках, спинах, плечах, лицах… Они были разного размера, некоторые с детский ноготь, другие с днище стакана. Угольно-черные или сероватые, еще не успевшие налиться чернотой. На мужчинах, женщинах, детях, стариках. Инвалидах и беременных. Социально успешных и деклассированных. Пятно роднило их всех в одном — они все в равной степени утратили право называться людьми.
Как и он сам.
«Я не могу заболеть, — подумал Маан, вдыхая резкий, отдающий древесной стружкой, дым, — Я прошел вакцинацию, как и все инспектора Контроля. Ни единого случая сбоя. Полный, мать его, статистический ноль. Гниль не могла заполучить меня. Вероятно, это какая-то нестандартная реакция организма, что-то вроде аллергии. Локальное проявление».
Думая об этом в таком ключе, он менее боялся заглянуть в ту бездну, которую скрывала в себе чудовищное пятно. Просто проявление. Не болезни, лишь реакции организма на проведенную когда-то вакцинацию. Надо перестать пугать себя, вновь снять телефонную трубку и позвонить. Но не в дежурную часть. Маан похолодел, представив, что случится, если о его звонке сообщат дежурному какого-нибудь из отделов. Спустя минут десять под окнами остановится непримечательный белый фургон, лишенный надписей или номеров, из него выйдут несколько человек в неброских костюмах, все мужчины, все среднего возраста или близкого к нему, спокойные, уверенные в себе и не задающие лишних вопросов. И кто-то из них негромко скажет: «Господин Маан, с настоящей минуты вы заключены под карантин Санитарного Контроля. Пожалуйста, оказывайте содействие и не пытайтесь воспротивиться применяемым к вам мерам». Сколько раз он сам произносил эти слова, доработав формулировку до сверкающей монолитности? Гнилец — не человек и не имеет никаких прав человека. Даже если у него двадцать шестой класс и по какому-то недоразумению есть удостоверение инспектора. Маан, отдавший службе более тридцати лет своей жизни, понимал это как никто другой. С Гнильцом не разговаривают. Даже если он начнет кричать, что у него купированная нулевая, а метка Гнили появилась случайно, по какой-то досадной ошибке. У Контроля нет ошибок.
Позвонить Мунну. Он поймет. Должен понять. Ради всего, что сделал для него Маан. Мунн умен, он сможет разобраться. У него лучшие ученые планеты и самая большая научная база по синдрому Лунарэ. А значит, он сможет ему помочь. Возможно, придется провести повторное купирование…
«Идиот! — сигарета смялась в пальцах, обожгла кожу, — Первая стадия необратима!»
Боль помогла заглушить эту мучительную мысль, загнать ее внутрь. Мунн. Ему нужен Мунн. Геалаху нельзя доверять, как и остальным — они инспектора до мозга костей, псы Контроля, его нерассуждающие манипуляторы. Они не станут размышлять, они будут действовать. Они очень хорошо умеют это, и не раз доказывали.
Маан вспомнил глаза Мунна, ясные и пронзительные, обдающие холодом. Глаза человека, для которого Гниль стала не просто болезнью или угрозой человечеству, а личным врагом. И который уничтожал этого врага с одержимостью фанатика, в любом его проявлении. Без сострадания, без рассуждений, без повода. Просто потому, что это Гниль и самим фактом своего существования она омерзительна человеку, как чумная крыса.
Маан представил лицо Мунна в тот момент, когда он обо всем узнает. И вытащил еще одну сигарету. Он достаточно долго служил в Контроле чтобы считать, что отчасти знает Мунна. И это знание подсказывало ему, что Мунн может быть куда большей опасностью, чем все остальные его слуги. Увидев пятно Гнили, он не будет долго колебаться. Потому что уничтожение заразы для него нечто большее, нежели служба, это вся его жизнь. «У меня был хороший инспектор по имени Маан, — наверно подумает он, сохраняя непроницаемое выражение лица, — Он принес мне и всей Луне много пользы. Но теперь инспектор Маан мертв, а в его теле разгуливает очередной Гнилец. Наверно, есть смысл вызвать Кулаков и отправить его в лабораторию чтобы мои ребята смогли выпотрошить его и понять, как же это произошло».
А ведь он так и поступит.
Сердце тихонько заскрежетало о ребра — для него вдруг оказалось слишком мало места в тесной грудной клетке.
Когда Мунн узнает…
Возможно, ему захочется собственными руками разорвать его на части и засунуть под микроскоп еще живым. Гниль обошла метод защиты, считавшийся неуязвимым! Задавленная в нулевой стадии, смогла выжить и распространиться. Единственный случай на десятки тысяч вакцинаций. У него, Маана. Наверно, этим можно гордиться. Но когда до Мунна дойдет, что именно оказалось у него в руках, жизнь старшего инспектора Маана будет исчисляться считанными минутами.
Впрочем, нет, «белые комбинезоны» никогда не убивают свою добычу сразу. В отличие от инспекторов, стремительных хищников, они стервятники, падальшики. Они собираются только тогда, когда их жертва беспомощна и, ничего не опасаясь, никуда не спеша, колдуют над ней днями напролет. Вскрывают, делают трепанацию, осматривают и частично изымают внутренние органы. Очень осторожно, поддерживая жизнедеятельность объекта. Так это называется у них — «объект». Объекты бывают разные. Некоторые впадают в спасительную кому в самом начале, не выдержав первоочередных процедур. Другим везет меньше. Они живут еще долго.
Маан обхватил голову руками. Нет, кто угодно, только не Мунн. Должен быть другой путь. Другой…
Звонок в дверь заставил Маана вскочить на ноги. Обычный звук, похожий на хриплую птичью трель, вызвал испарину, печень вдруг заскулила, съежившись от боли. Маан вдруг увидел себя в зеркале, висевшем на стене гостиной — совершенно сумасшедшее бледное лицо, выпученные глаза, широко распахнутый, будто в крике, рот.
Кто-то на пороге. Пришедший за ним, Мааном. Терпеливо ждущий, когда он откроет дверь. Чтобы навести на него оружие и сказать: «С настоящей минуты вы заключены под карантин Санитарного Контроля».
Надо открыть. Никто не может знать об этом. Мешкая, он лишь вызывает подозрения. Никто не видел пятна на его ноге, этой черной нестираемой метки, въевшейся под кожу. Они не могут знать.
Шаркающей походкой старика Маан приблизился к двери и, переведя дыхание, заглянул в глазок. На пороге стояла Кло. В темном деловом костюме, с сумкой в руке, она выглядела утомленной.
Поставили ее у двери чтобы использовать в качестве живого щита. Чтобы не стрелял сквозь дверь. Старый, испытанный метод. Он сам там когда-то брал парня со второй степенью, прикрываясь его женой. Парень был нервный, опасный, не хотелось рисковать понапрасну…
— Джат! — Кло позвонила вновь, — Сколько можно?
Кажется, одна. Кло не умеет лгать. Слишком уж естественно раздражение на ее лице.
Очень медленно он поднял руку и отпер дверь. Кло легко распахнула ее и вошла внутрь, принеся с собой запах города — пыли, дезинфектанта, чего-то съестного, ржавчины…
— Ты что, спал?
— Не то чтоб спал. Просто лег вздремнуть. Извини.
— Какой пакостный день… Правую лодыжку почти не чувствую. Господи, как же мне надоел этот общественный транспорт. Иногда мне кажется, что эта затея Геалаха с автомобилем была не такой уж и дурацкой.
— А почему ты… так рано? — спросил Маан, наблюдая за тем, как она раздевается.
— Рано? — Кло уставилась на него в удивлении, — Знаешь, дорогой, ты не дремал, ты хорошо спал. Сейчас семь часов вечера. Видишь, уже сферы гаснут.
Она была права, улица за ее спиной стремительно серела.
— Да? И верно, должно быть я заснул.
Кло прошла в гостиную и Маан двинулся следом. Он чувствовал себя статуей, пустым рыцарским доспехом, который какая-то сила заставляет переставлять ноги. Если бы эта сила пропала, он, верно, в ту же секунду растянулся бы на полу. Выходит, он просидел так целый день. Погруженный в себя, потерявший счет времени, потрясенный. Раньше с ним никогда такого не случалось.
Кло открыла шкаф чтобы повесить на плечики свой костюм, но внезапно замерла. Маан не сразу понял, в чем дело. Пока не услышал, как она несколько раз выдыхает воздух через нос. Принюхиваясь к чему-то.
— О нет…
— Что такое?
— Это… — она повернулась и на лице ее была смесь ужаса и удивления. Так выглядит человек, обнаруживший что-то страшное и вместе с тем настолько невероятное, что ужас не сразу способен завладеть мимическими мышцами лица, — Это… Господи, Джат! Это табак?
Он совсем забыл про сигарету. Кажется, он выкурил несколько штук, пока пришел в себя. И, конечно, воздушный фильтр распространил запах табака по всему дому. Черт возьми, вот уж об этом он точно не думал!
— Ты курил!
Он попытался произнести что-то успокаивающе, но неведомая сила, взявшая на себя контроль над его телом, отказалась помочь. Он лишь прохрипел что-то неразборчивое.
— Джат, ты опять курил! Ты же поклялся, что никогда… Боже мой. Не могу в это поверить. Ты просто так взял и… Здесь все смердит табаком! Вонючим табаком! Я задыхаюсь… — Кло несколько раз открыла и закрыла рот, точно ей и в самом деле не хватало воздуха, — Ты что, забыл про все, о чем мы говорили? Ты… ты просто…
— Кло, Кло… — ему пришлось прикрыть глаза и сделать короткий выдох чтобы оставаться спокойным, — Извини, я действительно… Как-то это машинально вышло. На службе проблемы, и я, знаешь…
— Ты обещал мне! Джат! Ты же поклялся, что навсегда бросишь! Это все Гэйн, это от него… Ты знаешь, сколько стоит пачка сигарет? Не помнишь? Сорок социальных очков! Одна проклятая пачка! Которая вполне может вызвать у тебя самый настоящий рак! Не могу поверить, что ты это сделал… Это… это невероятно. После того, как мы с тобой договорились, раз и навсегда.
— Мы и не договаривались, — сказал Маан. Голос Кло бил по барабанным перепонкам, путал мысли, звенел в голове. От него хотелось съежиться и провалиться в какую-то непроглядную черную глубину, где царит вечная тишина. Чтобы снова обрести возможность думать. Дьявол, сейчас ему надо подумать как никогда прежде, — Ни о чем мы и не договаривались. Ты просто запретила мне курить. Потому что это вредно для ребенка и дорого. Но знаешь, мне вполне достаточно социальных очков, которых я зарабатываю. И сейчас мне это необходимо. Так что, пожалуйста, не кричи.
Он готов был сказать что угодно, лишь бы это заставило Кло замолчать. Но, видимо, он подобрал не те слова. Она покраснела, это было видно даже сквозь слой косметики на ее лице.
— Как ты можешь так говорить? Джат! Как… Я не верю своим ушам. Ты сошел с ума! Это все сигареты, это табак… Ты не можешь так говорить! Как хорошо, что нет Бесс и она этого не слышит…
Голос Кло резанул его точно наждаком по натянутым нервам. И тогда, сам не понимая, что делает, Маан вдруг шагнул вперед, положил руки на ее плечи, которые показались вдруг неожиданно хрупкими, и встряхнул. Ее густые волосы, наполненные запахом ландыша, взметнулись над головой темным пушистым облаком.
— Заткнись! — выдохнул он ей в лицо, глядя в потерявшие всякий цвет глаза, — Заткнись, слышишь? Я не хочу это слушать!
Когда он шел в кабинет, за его спиной оставалась полоса полной тишины.
Маан сидел в кабинете до тех пор, пока Кло не легла спать. Только после этого, выждав на всякий случай, еще полчаса, он зашел в спальню и, раздевшись, лег рядом с ней. Сложнее всего было снять брюки. Ему казалось, что пятно под коленом фосфоресцирует в темноте, приковывает взгляд. Прикрывая его рукой и мертвея при мысли о том, что будет, если Кло вдруг включит свет, он добрался до кровати и укрылся одеялом. Но несмотря на это еще долгое время его трясло, как в ознобе.
Ночь выдалась не лучше предыдущей, Маан не мог толком заснуть, лишь временами погружаясь в короткий, высасывающий силы, липкий сон. Он ощущал себя застывшей в паутине мухой, скомканной, обездвиженной, теряющей последние силы.
Но у него появилось время подумать. И пусть мысли текли с трудом, через силу, когда начали зажигаться дневные сферы, у него уже было подобие решения.
Прежде всего — не подавать виду. Никаких контактов с Контролем или Геалахом. Его подозрительность, растущая с каждым часом, говорила, что это недопустимо. И сейчас у него не было сил сопротивляться ей. Он должен выяснить, что с ним происходит. Гниль ли это или же он и в самом деле теряет останки рассудка, погружаясь в пучину галлюцинаций и старческого бреда. Если так… Он не позволил надежде глубоко пустить корни. Он слишком долго работал инспектором, чтобы в его плоть и кровь вошло понимание — когда речь идет о Гнили, надежде места нет. Даже сейчас, когда она оказалась не снаружи, а внутри.
«Я не Гнилец, — твердил он себе, успокаивая себя напевным ритмом этой мысли, — Не Гнилец. Просто у меня атипичная реакция, схожая с симптомами синдрома Лунарэ». Обличенные в граненые официальные формулировки, мысли ранили не так глубоко. «Это надо исследовать, но нельзя торопиться, нельзя паниковать. Разумеется, никакой я не Гнилец. Я чувствую свое тело, я мыслю, я испытываю чувства и все прочее. Если бы мой мозг начал перестраиваться, это было бы ощутимо».
Прежде всего, он должен удостоверится в том, что глаза не подводят его. Сложный вопрос. Если начинаешь сомневаться в том, что говорят тебе глаза, значит и верно стоишь на самом краю той пропасти, которую именуют безумием. Но Маан решил действовать не торопясь, с обстоятельностью ученого, с предусмотрительной осторожностью. Эти качества воспитала в нем тоже Гниль. Выслеживая ее проявления, он чаще был исследователем, чем охотником. Анализировал, сопоставлял, рассчитывал вероятность. Теперь эта наука, умение действовать, подчиняя тело разуму, а не чувствам, должна была послужить ему в очередной раз.
Когда Кло проснулась, он, как и прежде, притворился спящим. Она не пыталась его будить, лишь некоторое время стояла и молча смотрела на него. Этот взгляд, который он ощущал несмотря на закрытые глаза, был с трудом выносим. Он прижал к себе одеяло и надеялся, что Кло не придет в голову мысль стащить его. Она никогда не делала ничего подобного, но лишь когда Кло вышла, Маан смог расслабить застывшее в напряжении тело.
Время, в течении которого Кло и Бесс завтракали, показалось ему вечностью. Он ерзал в кровати, но все же не поднялся до тех пор, пока не услышал щелчок входной двери. Этот звук обозначал безопасность. На время. Встав и торопливо одевшись — глаза не могли даже бросить взгляд в сторону правой ноги — Маан почувствовал себя увереннее.
План действий был составлен еще ночью, ему оставалось лишь следовать ему. И в этом не было никакой сложности. Он взял фиксирующий визор — небольшую пластиковую коробочку с объективом. Когда-то он подарил его Бесс на ее двенадцатилетие. Хорошая, дорогая игрушка. Но сейчас она требовалась ему для дела. Выставив уровень освещения, Маан задрал штанину и, вытянув руку с визором, несколько раз нажал на кнопку. Аппарат послушно прожужжал, подтверждая, что снимки сделаны. Маан вытащил крошечный цилиндр запоминающего устройства и вставил его в разъем своего рабочего инфо-терминала в кабинете. Но выводить изображение на экран не стал.
Сложнее всего было взять в руку трубку войс-аппарата. Она казалась все еще теплой после вчерашнего звонка. Однако времени на страх не было. Досчитав до ста и убедившись в том, что дыхание его выровнялось, Маан набрал номер.