После этого дела пошли довольно быстро; у нее - быстро.
Я проверила пульс, а затем шейку матки, и почувствовала, как сердце мое помчалось с удвоенной скоростью, когда я коснулась того, что без сомнения было крошечной ножкой, уже на выходе.
Смогу ли я вытащить другую?
Я взглянула на Moнику, с прицелом на ее размеры и силу. Я знала, она была жилистой, как бечевка - но не так, чтобы очень большой.
Лиззи, напротив, была размером уже с...
Так - Ян, кажется, не преувеличивал, когда предположил, что это могут быть близнецы.
Угодливая мысль подсказала мне, что это все-таки могут быть близнецы, и заставила волосы у меня на затылке встать дыбом, несмотря на стоявшую в комнате влажную жару.
Нет, твердо сказала я себе.
Нет; ты сама знаешь, это не так. И с одним-то будет плохо.
"Нам нужен кто-то один из мужчин, чтобы помочь держать ее за плечи,"- сказал я Moнике.
"Потерпишь одного из близнецов, хорошо?"
"Обоих,"- выдохнула Лиззи, и Моника повернулась к двери.
"Одного будет..."
"Обааа! Нннннннггггг..."
"Обоих,"- сказала я Moнике, и та кивнула в ответ как ни в чем ни бывало.
Близнецы ворвались в комнату вместе с вихрем холодного воздуха, лица у них были совершенно одинаковые - румяные маски тревоги и волнения.
Я не успела сказать им ни слова, как они бросились к Лиззи, будто пара железных стружек к магниту.
Она тужилась изо всех сил, сидя, и один тут же встал на колени позади нее, его руки принялись нежно разминать ей плечи, чтобы они расслабились после очередного спазма. Его брат сидел рядом, поддерживая ее рукой за то, что раньше у нее называлось талией, а другой убирал ей со лба слипшиеся от пота волосы.
Я еще пыталась как-то организовать вокруг нее одеяло, на ее выпирающем животе, но она оттолкнула его, капризная и разгоряченная.
Хижина наполнилась влажным теплом, паром из котла и потом общих усилий.
Что ж, по-видимому, близнецы были несколько лучше знакомы с ее анатомией, чем я - подумала, и передала ватное одеяло тете Moнике.
Скромности нет места при рождении ребенка.
Я встала перед ней на колени с ножницами наперевес, и быстро обрезала пуповину, почувствовав мелкие брызги теплой крови на руках.
Мне и во время нормальных-то родов редко приходилось такое делать, но для этих... сейчас мне было необходимо больше места для маневров. Я зажала разрез одной из моих чистых тряпок, но кровотечение оказалось незначительным, а внутренняя поверхность ее бедер в любом случае уже была перепачкана кровью - в ходе этого неожиданного "спектакля со зрителями."
Это была нога... я увидела пальчики, длинные, как у лягушонка, и автоматически посмотрела на босые ноги Лиззи, прочно расставленные на полу по обе стороны от меня.
Нет, у нее они были короче и компактней; должно быть, сказалось влияние близнецов.
Влажный, болотистый аромат рождения, его вод, пота и крови поднимался от тела Лиззи, как туман - и я почувствовала, как собственный пот течет у меня по бокам.
Я нащупала что-то наверху, зацепила пальцем, как крючком, маленькую пятку и потянула ножку вниз, чувствуя жизнь в этом детском движении, во всей его плоти - хотя сам ребенок не двигался, беспомощно зажатый в тисках родовых путей.
Другая, теперь мне нужна была другая.
Чувствуя, что мне нужно срочно двигаться дальше, через брюшную стенку, между одним и другим сокращениями матки, я скользнула рукой по ускользающей ножке вверх и нашла крошечную круглую ягодичку. Поспешно направила руку в другую сторону, и с закрытыми глазами нащупала кривое согнутое бедро.
Кровавый ад, кажется, у него колени подтянуты под подбородок... почувствовала податливую жесткость крошечных хрящеватых костей, твердых в хлюпающей вокруг жидкости, напрягшуюся мышцу... нащупала палец, два пальца, обхватила вторую лодыжку, и - зарычала: "Держите ее! Обхватите ее руками!"- когда Лиззи вдруг снова изогнулась дугой, и вся ее нижняя часть устремилась прямо на меня...
И... я вытянула вторую ножку.
Я откинулась, широко открыв глаза и тяжело дыша, хотя это не было большой физической нагрузкой.
Маленькие лягушачьи ноги дернулись раз, потом вяло опустились, и вдруг, со следующим толчком, показались все целиком.
"Еще разок, моя милая,"- шептала я, положив руку на напрягшееся бедро Лиззи. "Сделай нам это еще разок, точно так же."
Рычание - как будто из глубины земли, когда Лиззи достигла той точки, где женщину больше не заботит, живет ли она, умирает, или просто распадается на части, - и нижняя часть тельца ребенка медленно скользнула вниз... я увидела, как пупок пульсирует под толстой, фиолетовой, похожей на червя, петлей у него на животе.
Я не могла оторвать от этого зрелища глаз, думая - Слава Богу, Слава Богу, - когда меня заставила очнуться тетя Moникa, пристально всматривавшаяся через мое плечо.
"Ist дас... шары?"- сказала она озадаченно, указывая на половые органы ребенка.
У меня еще не было времени посмотреть, я была слишком занята пуповиной, но я взглянула вниз и улыбнулась.
"Нет. Ist eine Mаdchen,"- сказала я. Это место у ребенка было еще отечным; и оно очень напоминало оборудование маленького мальчика; клитор, выступающий из опухших половых губ, но только не... шары.
"Кто? Кто это? "- спрашивал один из Бердсли, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть.
"Вы имеете маленький... haff a leedle девочка,"- вся сияя, сообщила ему тетя Моника.
"Девочка?"- выдохнул другой Бердсли. "Лиззи, у нас теперь есть дочка!"
"Вы когда-нибудь, к черту, заткнетесь?!?" - прорычала Лиззи.
"НННННННГГГГГ!"
В этот момент Родни проснулся и сел, выпрямившись на кроватке, широко раскрыв рот и глаза.
Тетя Моника была тут как тут, и сразу выхватила его из постели, прежде чем он начал плакать.
Сестренка Родни тем временем неохотно проталкивалась в этот мир, легонько дергаясь при каждом сокращения матки.
А я про себя считала - один бегемот, два бегемота...
От появления пупка - и до успешно открытого ротика и ее первого вдоха мы могли себе позволить не более четырех минут, прежде чем от нехватки кислорода начнут происходить необратимые повреждения головного мозга...
Но я еще не могла вытянуть ее наружу, не рискуя повредить шею или головку.
"Поднажми еще, дорогая,"- сказала я, опершись руками на оба колена Лиззи, теперь голос мой был совершенно спокоен. "Тужься, давай."
***
ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГИППОПОТАМА, тридцать пять ...
Все, что что мне сейчас было нужно - достать до ее подбородка, чтобы вывести его к тазовой кости.
Когда сокращение матки ослабло, я торопливо скользнула пальцами вверх, к лицу ребенка, и сомкнула два пальца над верхней челюстью.
Я чувствовала, что следующая схватка уже на подходе, и стиснув зубы, с силой надавила рукой между костями таза и детским черепом, и уже не отступала, боясь потерять опору.
Шестьдесят два бегемота ...
Теперь релаксация... я спустилась вниз, медленно, медленно, потянула головку ребенка вперед, высвобождая подбородок над краями таза...
Восемьдесят девять бегемотов, девяносто ...
Ребенок свешивался из тела Лиззи, кроваво-синий и блестящий в свете очага, качаясь в тени ее бедер, как язык колокола - или как тело на виселице, - но я оттолкнула эту мысль прочь...
"Должны мы его уже принять...?"- шептала мне тетя Моника, прижимая Родни к груди.
Сто.
"Нет,"- сказала я. "Не трогайте его... ее. Пока нет."
Сила тяжести постепенно и медленно помогала рождению. Если ее потянуть, можно травмировать шею, а если и головка будет задерживаться ...
Сто десять гиппопотамов - больно много тут стало бегемотов, рассеянно подумала я, предусмотрительно загоняя их марширующее стадо в какое-то кстати подвернувшееся дупло, - а там пусть себе валяются в грязиии, Глoooooория...
"Теперь,"- сказала я, приготовившись сразу вымыть ротик и нос, как только они выйдут наружу - но Лиззи подсказки не ждала, и вместе с громким вздохом и звуком - "Чпок!"- головка прорезалась целиком, и младенец упал мне в руки, как спелый плод.
Я НАЛИЛА В ТАЗ ДЛЯ КУПАНИЯ еще воды из кипевшего над огнем котла, и добавила из ведра немного холодной. Ее тепло больно ужалило мне руки; кожа между пальцами за долгую зиму потрескалась от постоянного использования разбавленного спирта, для стерилизации.
Только что я кончила зашивать Лиззи - и теперь обмывала и отчищала ее, и кровь с моих рук стекала в воду и кружилась в ней темными завитками.
Сама Лиззи лежала позади меня в постели, плотно укутанная одеялом и облаченная в рубашку одного из близнецов, пока ее собственная не высохла.
Она уже эйфорически хохотала, счастливая тем, что ребенок родился и выжил, а близнецы, сидевшие по обе стороны от нее, суетились вокруг, бессмысленно лопоча что-то от восхищения и облегчения; один заправлял ей распущенные, влажные светлые волосы, другой нежно целовал в шейку.
"Тебя не лихорадит, любовь моя?"- спросил один с оттенком беспокойства в голосе.
Это заставило меня живо обернуться и внимательно на нее посмотреть; Лиззи страдала от малярии, и хотя приступов не было уже довольно давно, стресс от родов мог...
"Нет,"- сказала она и поцеловала обоих, Джо или Keззи, в лоб. "Я просто раскраснелась - оттого, что счастлива".
Keззи - или Джо,- обожающе просиял, в то время как его брат взялся целовать ей шейку с другой стороны.
Тетя Моника слегка покашляла. Она уже вытерла малышку влажной тканью и клочьями шерсти, которую я принесла с собой - мягкой, и жирной от ланолина, - и теперь спеленывала ее одеяльцем.
Родни, давно соскучившийся от вынужденного безделья, уснул прямо на полу рядом с дровяной корзиной, засунув палец себе в рот.
"Ваш Vater, Лиззи,"- сказала она с легким укором. "Он стать совсем холодный пока рождение. Und умереть. Mожет - он хотел смотреть мит вас, но, может, не так много мит дер..."
Ей как-то удавалось одновременно склонить голову к кровати, и в то же время скромно отвести глаза от резвой троицы на ней.
Господину Вемиссу и его зятьям хватило ума осторожно примириться после рождения Родни, но все же лучше было не искушать судьбу.
Ее слова возбудили близнецов к жизни, они мигом вскочили на ноги, и один наклонился, чтобы подхватить Родни в охапку - он проделал это с привычной нежностью,- а другой бросился к двери, чтобы восстановить в правах мистера Вемисса, забытого на крыльце в суете и волнениях.
Его тощее лицо, уже слегка посиневшее от холода, сияло, он весь как будто светился изнутри.
Он улыбнулся Монике, радостно и сердечно, бросил беглый взгляд и нежно потрепал туго спеленутый сверток у нее на руках - но все его внимание было приковано к Лиззи, а ее - к нему.
"У вас руки совсем ледяные, Пa,"- сказала она, легонько хихикая, но ужесточила хватку, как только он попытался их вырвать.
"Нет, останьтесь; мне достаточно тепло. Садитесь-ка рядом со мной и скажите что-нибудь хорошее вашей крошечной внучке."
Ее голос звучал с застенчивой гордостью, когда она протянула руку к тете Монике.
Моника осторожно устроила ребенка на руках у Лиззи и встала, положив ладонь на плечо мистера Вемисса; ее обветренное лицо мягко светилось чем-то, куда более глубоким, чем любовь.
Не в первый раз я была удивлена - и даже немного смущена тем, что еще могу удивляться,- глубиной ее любви к этому хрупкому, тихому маленькому человеку.
"О,"- мягко сказал мистер Вемисс. Его палец коснулся щечки ребенка; я услышала, как та слегка причмокивает. Она была еще в шоке от травмы рождения и поначалу не заинтересовалась грудью, но скоро явно собиралась передумать.
"Она проголодалась."
Зашелестело одеяло, и Лиззи взяла ребенка и привычными руками приложила его к груди.
"Как ты ее назовешь, а leannan?"- спросил мистер Вемисс.
"Я как-то не подумала про имя для девочки,"- ответила Лиззи. "Она была такая большая, я думала, что это - ой!"
И она засмеялась, низко, сладко. "Я и забыла, какими жадными бывают новорожденные. Ох! Так, a chuisle, да, это уже лучше..."
Я потянулась за мешком с шерстью, чтобы вытереть свои сырые руки одним из мягких маслянистых комков - и так уж случилось, что взгляд мой упал на близнецов, стоявших немного в стороне, бок о бок, с глазами, устремленными на Лиззи и их дочь, и каждый - с тем же видом, что эхом отзывался в тете Монике.
Не отрывая от них глаз, один из Бердсли, державший на руках маленького Родни, склонил голову и поцеловал мальчика в круглую макушку.
Так много любви в одном небольшом пространстве...
Я отвернулась, и мои собственные глаза затуманились.
В самом деле, разве имело значение, насколько неортодоксальный брак был основой этого странного семейства? Что ж, зато Хираму Кромби было бы вовсе не все равно - и я задумалась...
Лидер несгибаемых иммигрантов-пресвитериан из Tурсo, он захотел бы побить Лиззи, Джо и Keззи камнями, по меньшей мере - или вместе с греховным плодом их чресел.
Однако нет никаких шансов, что такое произойдет - по крайней мере, до тех пор, пока Джейми остается в Ридже, - но вот когда он уедет?
Я медленно вычищала кровь из-под ногтей, надеясь, что Ян был прав насчет невероятной способности братьев Бердсли к хитроумной предусмотрительности - и обману.
Расстроенная этими размышлениями, я не заметила тетю Moнику, которая тихо подошла и встала рядом со мной.
"Dankе,"- негромко сказала она, положив корявую руку мне на плечо.
"Geschehen." Я положила свою руку на ее, сверху, и осторожно сжала. "Вы были мне большим подспорьем - спасибо."
Она по-прежнему робко улыбалась, но морщинка беспокойства уже прорезала лоб:
"Не очень много. Но я боюсь, ja?"
Она посмотрела через плечо на кровать, потом снова на меня.
"То, что происходить в другой раз, когда вы не здесь? Их не остановить, вы знаете,"- добавила она, деликатно изобразив колечко из большого и указательного пальца, и тыча в него средним пальцем другой руки - и самым нескромным образом иллюстрируя, что именно она имела в виду.
Я так и зашлась от смеха - но поспешно замаскировала его, якобы приступом кашля, - к счастью, заинтересованные стороны проигнорировали и то, и другое, только мистер Вемисс оглянулся через плечо с деликатным беспокойством.
"Здесь будете вы," - сказала я, немного успокоившись.
Она посмотрела на меня в ужасе.
"Я? Nein,"- сказала она, качая головой. "Das reicht Nicht. Ме..." Она ткнула себя в тощую грудь, видя, что я так ее и не поняла. "Я... я не достаточно."
Я тяжело вздохнула, отлично зная, что она права.
Но все же...
"Вы должны,"- сказала я очень тихо.
Она моргнула, ее выпуклые, мудрые карие глаза были устремлены прямо на меня. Затем медленно кивнула, принимая - и соглашаясь.
"Mein Gott, hilf mir,"- сказала она.
Господи - помоги мне...