Я на мгновение остановилась, и, обернувшись, добавила шепотом: "И там я найду немного покоя, потому что мир и покой приходят очень медленно, по капле."
Я быстро спустилась к тропинке; ни к чему обращаться с пышными речами ни к руинам дома, ни к белой свинье. Я и так вспомню их без усилий. Что касается амбара и курятника - если вы видели в жизни хотя бы один, вы видели их все.
Отсюда я даже разглядела небольшой табун лошадей и мулов, и людей возле нашей хижины, в медлительном хаосе скорого отъезда. Но я все еще не была готова к окончательным прощаниям, и вошла в лес, чтобы взять себя в руки.
Мягкая перистая трава, росшая вдоль тропинки, задевала поднятые подолы моих юбок. Что-то куда более тяжелое, чем пучки травы, щекотнуло меня по ногам, и я посмотрел вниз, и увидела там Aдсо. Я искала его вчера, почти весь день; как это было типично для него - устроить представление в последнюю минуту.
"Так вот вы где,"- воскликнула я обвиняюще. Он посмотрел на меня своими огромными спокойными глазами цвета морской волны и лизнул лапу.
Импульсивно я зачерпнула его из травы и прижала к себе, чувствуя всем телом его гулкое мурлыканье и мягкую, густую шерсть на серебристом брюхе. С ним все будет в порядке; я это знала.
Леса были его личным заповедником для игр, и Эми Хиггинс он нравился; она обещала мне, что присмотрит за тем, чтобы у него всегда было молоко в миске и теплое местечко у огня в плохую погоду. Я ей верила.
"Ну, иди,"- сказала я, и поставила его на землю. Он мгновение постоял, медленно помахивая хвостом и задрав голову в поисках пищи или интересных запахов, а затем мягко ступил в траву, и исчез.
Я очень медленно наклонилась, скрестив руки на груди, и затряслась от рыданий.
Я плакала, тихо и яростно, пока у меня не заболело горло, и я уже не могла дышать, а потом села в траве, свернувшись комочком, как сушеный листок, и слезы, которые я все никак не могла остановить, падали мне на колени, похожие на первые тяжелые капли грядущей бури. О Боже. Это было только начало.
Я крепко вытерла руками глаза, но только размазывала по лицу влагу, пытаясь соскрести с него горе.
Мягкая ткань коснулась моего лица, и я, всхлипывая, посмотрела наверх - чтобы найти Джейми, стоявшего передо мной на коленях с платком в руке.
"Мне жаль,"- нежно сказал он.
"Это не то - не волнуйся, я просто... Он всего лишь кот,"- сказала я, и свежий прилив горя стиснул мне грудь, словно обручем.
"Да, знаю."
Он подполз ко мне поближе и обнял меня за плечи, притянув мою голову к своей груди, и в то же время нежно утирая мне лицо.
"Ты только не должна плакать по детям. Или по дому. Или по своему крохотному садику. Или по бедной мертвой девушке и ее младенцу. Но если ты будешь плакать по своему котику - ты будешь знать, что когда-нибудь сможешь остановиться."
"Откуда ты все это знаешь?"
Голос у меня охрип, но обод, затянутый вокруг груди, уже не был столь жестким.
Он печально хмыкнул. "Потому что сам я не умею плакать из-за таких вещей, Сассенах. И я никогда не заводил себе кота."
Я всхлипнула, вытерла лицо в последний раз и шумно высморкалась, прежде чем вернуть ему обратно платок; и он засунул его в свой спорран, без гримас и без всякой задней мысли.
Господи, сказал он. С меня довольно - позволь мне теперь отдохнуть.
Эта молитва застряла в моем сердце, как стрела, как только я ее услышала; я тогда решила, что он обращается за помощью в том, чему только предстояло свершиться.
Но думал он вовсе не об этом - и осознание того, что он имел в виду, разорвало мне сердце надвое.
Я взяла его лицо обеими руками, и пожелала ни больше ни меньше, как иметь такой же дар, как его собственный - способность высказать все, что лежало в моем сердце, так, как умел это сделать он.
Но у меня такого дара не было.
"Джейми,"- сказала я наконец. "О, Джейми. Ты все. Навсегда."
Час спустя мы оставили Ридж.
БЕСПОКОЙСТВО
ЯН ЛЕЖАЛ С МЕШКОМ РИСА под головой, пристроив его вместо подушки.
Было жестко, но ему нравился шорох мелких зерен, когда он поворачивал голову, и их слабый крахмальный запах. Ролло с носом забрался под плед и долго фыркал, подбираясь к Яну поближе, закончив тем, что уютно устроил нос у него подмышкой.
Ян осторожно почесал у собаки за ушами, а затем прилег, глядя на звезды.
Высоко в небе висел осколок луны, тонкий, как отстриженный ноготь, и звезды в пурпурно-черном небе казались необыкновенно большими и блестящими.
Он следил за созвездиями у себя над головой.
Сможет ли он увидеть те же самые звезды в Шотландии?- подумал он. Он не слишком часто обращался разумом к звездам, когда жил дома, в горах - а уж в Эдинбурге звезд вообще не было видно, в дыму вечно чадящих фонарей.
Тетя и дядя лежали на другой стороне тлеющего костра, делясь друг с другом теплом - и достаточно близко друг к другу, чтобы выглядеть, как одно тело. Он увидел, как одеяла задергались, устраиваясь поудобней, дернулись снова, а потом затихли в неподвижности, словно выжидая.
Он услышал шепот, слишком тихий, чтобы можно было разобрать слова - но намерения за всем этим были достаточно ясными.
Как обычно, он задержал дыхание.
Мгновение - и тайные движения начались снова. Трудно было обмануть дядю Джейми, но бывают в жизни случаи, когда человек хочет оставаться в заблуждении.
Его рука мягко легла на голову собаки, и Ролло вздохнул; огромное тело рядом с ним обмякло, теплое и тяжелое...
Если бы не пес, он никогда бы не смог спать под открытым небом. Не то, чтобы он засыпал слишком крепко, или слишком надолго - но, по крайней мере, сейчас он мог позволить себе уступить телесным потребностям, и только полагая, что Ролло услышит каждый шаг - задолго до того, как тот будет сделан.
"Здесь будет достаточно безопасно,"- сказал дядя Джейми в их первую ночь на дороге.
Нервничая, он никак не мог уснуть, даже с головой Ролло у себя на груди - и встал, чтобы посидеть у костра, вороша палкой угли, пока пламя не взметнулось в ночь, чистое и яркое.
Он отлично понимал, что теперь прекрасно виден тем, кто, быть может, следил за ним из темноты, но ничего не мог с собой поделать. Даже если бы у него на груди была нарисована мишень... свет ли, темень стояли вокруг - ему было уже все равно.
Бдительный Ролло, лежавший рядом с ним у разгоревшегося огня, вдруг поднял большую голову, но ограничился тем, что слегка повернул ее в сторону какого-то слабого звука. Значит, сюда шел кто-то знакомый, и Ян не стал лишний раз беспокоиться, и не удивился, когда из леса вышел его дядя - он ходил туда по нужде, - и присел рядом.
"Знаешь, а ведь он не хочет, чтобы ты был мертв,"- начал дядя Джейми без предисловий. "Ты в безопасности."
"Я даже не знаю, хочу ли я быть в безопасности,"- вырвалось у него, и дядя внимательно на него посмотрел; лицо у него было обеспокоенное, но не удивленное. Дядя Джейми только кивнул.
Ян знал, что тот имел в виду; Арчи Баг не хотел, чтобы он умер, потому что это положило бы конец его вине, и, таким образом, его страданиям.
Ян успел заглянуть в эти древние глаза, с пожелтевшими белками и резьбой красных прожилок, слезившиеся от холода и горя - и увидел в них нечто такое, от чего у него замерзла самая сердцевина души.
Нет, Арч Баг не убьет его - пока что.
Его дядя смотрел на огонь, свет от него тепло играл на широких скулах, и от этого зрелища Яна одновременно охватили чувства мирного семейного уюта - и паники.
Разве не то же происходит с вами? - мучительно думал он, но говорить этого вслух не стал. Баг сказал, что заберет лишь то, что я люблю. И вот теперь вы сидите рядом со мной, ясный, как божий день, и видный отовсюду, как на ладони...
Такая мысль пришла ему в голову впервые, и он отогнал ее прочь; старый Арч был слишком многим обязан дяде Джейми, всем, что тот сделал для Багов, и он был человеком, который признает свои долги - хотя, возможно, больше об этом распространялся.
Но, без сомнений, Баг уважал его дядю как мужчину.
Казалось, на какое-то время дело было улажено.
Но потом пришли другие мысли, тоже непростые - много разнообразных вещей, которые, как насекомые-многоножки, выползали к нему из бессонных ночей, с тех самых пор, как он убил Mурдину Баг.
Арчи был стариком. Твердым, жестоким, как закаленное в огне копье, и в два раза опасней - но очень старым.
Он воевал еще в Шерифмуире; сейчас ему должно быть около восьмидесяти.
Месть могла продлить ему жизнь, на какое-то время - но все же плоть его не бесконечна. Может, он тоже думает, что у него попросту нет времени ждать, пока у Яна появится то, "что стоит забрать."
И если он собирается исполнить свою угрозу, он должен начать действовать в ближайшее время.
Ян снова услышал еле уловимые движения и шорохи по ту сторону костра, и с трудом глотнул - во рту у него пересохло.
Старый Арч может попытаться захватить его тетю, потому что Ян, безусловно, любит ее, и убить ее будет гораздо легче, чем дядю Джейми.
Но нет - быть может, Арчи действительно чуть не сошел с ума от горя и ярости, но он вовсе не был безумцем.
Он знает, что прикоснись он к тетушке Клэр хоть пальцем - не убив прежде дядю Джейми,- это было бы равносильно самоубийству. Хотя, возможно, тогда ему будет уже все равно.
Это была другая мысль, пробежавшая у него вниз по животу маленькими холодными лапками. Он должен от них уйти; он знал это точно. Все равно он был обречен: над ним по-прежнему висел приговор.
Подождать, пока они не уснут, потом подняться и потихоньку уйти. Тогда они будут в безопасности.
Но сердце снова его подвело, как и в первую ночь. Он пытался собрать все свое мужество, здесь, у огня, чтобы наконец уйти - но дядя опередил его, выйдя из леса - и теперь сидел рядом с ним, безмолвный и дружелюбный, до тех пор, пока Ян не почувствовал себя в состоянии прилечь снова. Завтра он еще раз обо всем подумает.
Ведь не было поблизости никаких признаков Aрчи Бага; не было, с тех пор, как состоялись похороны его жены...
А может, он уже мертв. Ведь он был глубоким стариком, и стариком одиноким.
И было еще одно соображение - если он уйдет сейчас, не говоря никому ни слова, дядя Джейми непременно последует за ним.
Тот ясно дал ему понять, что Ян должен отправится обратно в Шотландию - и неважно, сделает он это добровольно, или поедет в мешке, связанный по рукам и ногам.
Ян усмехнулся, несмотря на все свои мысли, и Ролло слегка зарычал, когда грудь под ним тихонько затряслась от смеха.
До сих пор ему и в голову не приходило думать о Шотландии, или о том, что его может там ждать.
Возможно, звуки, регулярно доносившиеся с другой стороны костра, заставили его об этом задуматься - внезапный душераздирающий стон и глубокие двойные вздохи, которые за ним последовали, были ему хорошо знакомы, и вызывали яркие физические воспоминания о том, какие действия могли вызвать эти вздохи - и он вдруг подумал, сможет ли он найти себе жену в Шотландии.
Он и этого не мог. Или все-таки мог?
Вряд ли Баг будет в состоянии последовать за ним так далеко? Может, он уже мертв - подумал он снова, и чуть сместился под пледом. Ролло что-то недовольно проворчал, но, признавая его права, немного отполз в сторону и свернулся клубком на некотором расстоянии от него.
Там с ним вместе будет его семья.
Окруженный Mюрреями, он - и его будущая жена, разумеется - смогут жить в безопасности. Сейчас ему было довольно просто скрыться и затаиться в густых лесах где-нибудь здесь, в горах - но далеко не так просто будет это сделать в горах Шотландии, где каждый глаз остер, и ни один чужак не сможет остаться незамеченным. К тому же, он даже не знал наверняка, что будет делать его мать, когда увидит его снова - но, как только она к нему привыкнет, может, она смогла бы подумать о девушке, которая не станет слишком его бояться?
Сладкие сосущие звуки, причмокивание и что-то, похожее на стон его дорогого дядюшки - он делал так всякий раз, когда она клала ему в рот свой сосок... Ян раза два или три видел, как она, закрыв глаза, это делает - в хижине, при тусклом свете углей из очага, - быстрый влажный блеск зубов, и ее волосы падали назад, на голые плечи, в облаках света и тени.
Соблазненный, он положил руку на собственный прибор. На этот случай у него была заготовлена целая частная коллекция образов, которые он лелеял в определенных целях - и среди них некоторые были образами его двоюродной сестры, хотя он немного этого стыдился. Она давно была женой Роджера Мака, в конце концов.
Но, вспомнив однажды, что на определенном этапе он и сам должен был на ней жениться, несмотря на весь свой былой ужас, при одной только мысли об этом - тогда ему было всего семнадцать, и она была значительно старше,- он уже смелее представлял ее в своей постели.
В течении нескольких дней он исподтишка, но пристально ее рассматривал, когда та была совсем близко, и разглядел ее круглую попку, и тень рыжего треугольника внизу, под тонким муслином ее сорочки, когда она шла купаться - ясно воображая, какие острые ощущения его ждут, когда он увидит ее всю, целиком - ночью, когда она ляжет с ним, и заголит для него ноги...
Черт - что он делает? Как он может так думать о Брианне, когда лежит в десяти футах от ее отца!
Он сморщился, и зажмурился изо все сил, замедлив движения руки... пока не подобрал себе из личной библиотеки другого изображения.
Только не ведьму - не сегодня. Воспоминание о ней взывало его к еще большей поспешности, и часто было болезненным, с оттенком некоторой собственной беспомощности. Мальва... Нет, ее он вызвать боялся; он часто думал, что ее дух еще не отлетел отсюда достаточно далеко.
Малышка Мэри. Да, она.
Рука сразу окрепла и вошла в ритм - и он с облегчением вздохнул, укрывшись меж двух маленьких розовых грудок, утешенный ободряющей улыбкой первой из девушек, с которыми он когда-то переспал.
Несколько мгновений спустя, уже паря на самом краю мечты о крошечной блондинке, которая была ему сегодня женой, он сонно подумал - Ага, должно быть, тот уже мертв...
Ролло изобразил горлом глубокое несогласное ворчание и перевернулся, задрав лапы кверху.
ДЕЛИКАТНЫЕ ПОРУЧЕНИЯ
Лондон, Ноябрь 1776
КАК МНОГОЕ В ЖИЗНИ УСТАРЕВАЕТ и теряет свою былую ценность - думал лорд Джон.
Мудрость, перспективы, положение в жизни, чувство исполненного долга, хорошо проведенное время, роскошь привязанности к друзьям и к семье... и тот факт, что отныне он больше не должен держать спину плотно прижатой к стене, когда будет разговаривать с лордом Джорджем Жерменом.
Теперь они оба смотрели на мир через стекла очков, и - хотя его камердинер уверял его, что выглядит он по-прежнему презентабельно,- теперь он, по крайней мере, был лет на двадцать старше, и собирался обратиться к Государственному секретарю, которому они когда-то нравились молодыми, с нежной упругой кожей.
Встретивший его клерк обладал всеми этими достоинствами, и вдобавок был оснащен длинными темными ресницами и мягкими пухлыми губами. Грей удостоил его не более, чем мимолетным взглядом; сам он предпочитал более мужественный тип.