Было не слишком рано - зная привычки Жермена, он дождался, пока не пробьет 1:00 - но на том до сих пор откровенно сказывались последствия бурной ночи.
Глаза, с дряблыми синими мешками под ними, похожие на два яйца всмятку, исследовали Грея с явным отсутствием энтузиазма. Тем не менее, сделав над собой усилие, Жермен любезно пригласил Грея присесть и отправил клерка с ланьими глазами за бренди и печеньем.
Грей редко начинал день с крепких напитков, только после чаепития, и сейчас хотел сохранить голову ясной. Поэтому он едва пригубил свой коньяк - отличный, кстати сказать,- зато Жермен окунул в стакан весь свой знаменитый Саквиллский нос - резко выступающий, и более всего похожий на нож для вскрытия писем, - глубоко вздохнул, затем быстро его осушил и налил еще.
Кажется, жидкость оказала на него самое благотворное действие, ибо он вышел из своего второго стакана, выглядя уже несколько более счастливым, и осведомился у Грея, как тот поживает.
"Очень хорошо, благодарю вас,"- учтиво ответил Грей. "Недавно я вернулся из Америки, и привез вам несколько писем от наших общих знакомых."
"О, неужели?" Лицо у Жермена немного прояснилось. "Весьма любезно с вашей стороны, Грей. Надеюсь, путешествие было достойным?"
"Терпимым."
На самом деле, оно было совершенно злосчастным; они попались в ловушку штормов по всей Атлантике; качка и бесплодное рысканье по волнам не прекращались много дней подряд - до тех пор, пока Грей не взмолился всем сердцем, чтобы корабль пошел ко дну, просто чтобы положить конец этим мучениям.
Но сейчас ему не хотелось тратить время на какую-то тривиальную болтовню.
"У меня была довольно примечательная встреча, как раз перед моим отъездом из колонии в Северной Каролине,"- сказал он, рассудив, что теперь Жермен достаточно насторожился, чтобы слушать его внимательно.
"Позвольте мне рассказать вам об этом."
Жермен был одновременно и тщеславен, и мелок, и довел искусство политической неопределенности до совершенства - однако все же умел сосредоточиться на вопросе, когда этого хотел - в основном, если в сложившейся ситуации тот сулил ему некоторую выгоду.
Упоминание о Северо-Западной территории превосходно сфокусировало его внимание на предмете:
"И в дальнейшем вы больше не разговаривали с этим Бошаном?"
Третий стакан бренди стоял у локтя Жермена, уже наполовину пустой.
"Нет. Он доставил мне сообщение; ничего, достойного внимания, из дальнейшего разговора выяснить не удалось, а действовать на собственный риск он не имел полномочий. К тому же, если бы он намеревался обнародовать личности своих патронов, он бы так и поступил."
Жермен снова взял стакан, но пить из него не стал, только повертел в руках, помогая ходу своей мысли. Тот был совсем простой, не граненый, весь был вымазан отпечатками пальцев Жермена и запятнан его губами.
"Этот человек вам знаком? Почему он искал именно вас, в частности?"
Нет, он отнюдь не глуп, подумал Грей.
"Я уже сталкивался с ним много лет назад,"- ответил он бесстрастно. "В ходе моего сотрудничества с полковником Боулзом."
Ничто на свете не могло вынудить Грея раскрыть истинную сущность Перси перед Жерменом; Перси был - хорошо, все еще был - его сводным братом, его и Хэла, и только удача и собственное решение Грея помешали разразиться ужасному скандалу, во времена предполагаемой смерти Перси. Некоторые скандалы со временем тускнеют - но только не этот.
Выщипанные брови Жермена чуть дрогнули при упоминании Боулза, в течение многих лет возглавлявшего Черную Палату Англии.
"Шпион?"
В его голосе проскользнул легкий оттенок отвращения; шпионаж был вульгарной необходимостью, но вовсе не тем, чего истинный джентльмен будет касаться голыми руками.
"В свое время, возможно. Похоже, отныне их роль в мире сильно поднялась в цене."
Он тоже взял свой стакан, сделал хороший глоток - в конце концов, бренди был очень хорош - поставил его на стол и встал, чтобы откланяться.
Теперь он уже лучше знал, чем ему подстегнуть Жермена. Оставить дело на усмотрение секретаря и довериться его собственным интересам, дав ему возможность хорошенько его изучить.
Грей оставил Жермена, сидевшего в кресле в глубокой задумчивости и глядевшего в свой пустой стакан, и принял плащ из рук пухлогубого клерка, чья рука его мимоходом коснулась...
***
НЕТ, РАЗМЫШЛЯЛ ОН, поплотнее закутываясь в плащ и придерживая шляпу от порывов неожиданно налетевшего ветра... не то, чтобы он намеревался полностью оставить вопрос на усмотрение весьма ненадежной ответственности капризного Жермена...
Для Америки Жермен был все еще Государственным секретарем, это верно - но само дело было из тех, что касались не только Америки.
В кабинете лорда Норта были двое других государственных секретарей: один из Северного отделения - тут имелась ввиду вся Европа, - а другой из Южного департамента, что подразумевало весь остальной мир.
Сам он предпочел бы не иметь дела с лордом Жерменом вовсе. Тем не менее, ни требования протокола, ни соображения политики не позволяли ему пойти к лорду Норту напрямую - что было первым его побуждением.
Пожалуй, он даст Жермену фору в один день, а затем обратится к Южному секретарю, Томасу Tинну, виконту Веймауту, с возмутительным предложением господина Бошана.
В обязанности Южного секретаря входило поддерживать связи с католическими странами Европы - таким образом, все, что в рассматриваемом ныне вопросе касалось французских интересов, было его заботой тоже.
Если оба решат взяться за это дело, оно, разумеется, обратит на себя внимание лорда Норта - и тогда Норт, или один из его министров, придут к Грею сами.
Буря уже докатилась до Темзы; он уже видел лавину клубящегося черного облака, готового обрушить свой гнев прямо на здание Парламента.
"Немного грома и молний им не повредят,"- пробормотал он злобно и остановил кэб как раз перед тем, как первые тяжелые капли начали падать на землю.
Когда он прибыл в "Бифштекс," дождь стал уже проливным и хлестал во всю мочь - он вымок до нитки всего за три скачка от тротуара до дверного проема.
Мистер Бодли, пожилой стюард, принял его так, будто они не расставались со вчерашнего дня, хотя он отсутствовал более восемнадцати месяцев.
"Сегодня черепаховый суп с шерри, милорд,"- сообщил он Грею, изящным жестом указывая, что готов принять влажную шляпу и плащ Грея. "Прекрасно согревает желудок. А затем чудесная баранья котлета с молодым картофелем?"
"То, что нужно, мистер Бодли,"- ответил Грей улыбаясь.
Он занял свое место в обеденном зале, утешившись его уютным камином и прохладной белой скатертью. Однако, когда он откинулся в кресле, чтобы мистер Бодли мог уложить салфетку у него под подбородком, он отметил в убранстве комнаты новые детали.
"А это кто?"- воскликнул он испуганно.
На живописном полотне, висевшем на самом видном месте, на противоположной от него стене, был изображен величественный Индеец, украшенный пышной гирляндой из страусиных перьев и с головы до ног закутанный в богато расшитые драпировки. Здесь, уютно расположившись среди благоразумных портретов нескольких выдающихся - и в основном давно умерших, - государственных деятелей, он выглядел определенно странно.
"О, разумеется это мистер Брант, сэр,"- сообщил ему мистер Бодли с видом тихой укоризны. "Мистер Джозеф Брант. Мистер Питт привозил его к нам пообедать в прошлом году, когда тот был в Лондоне."
"Брант?"
Брови мистера Бодли высоко подскочили. Как и большинство лондонцев, он полагал, что каждый, кто хоть раз бывал в Америке, безусловно обязан был знать там каждого.
"Он там главный Moгавк, несомненно,"- сказал он, старательно выговаривая слово "Moгавк."- "Вы знаете, он должен был посетить самого Короля!"
"Действительно,"- пробормотал Грей. Интересно, подумал он, кто из них был впечатлен визитом больше - король или индеец?
Мистер Бодли торжественно удалился, по-видимому, чтобы принести суп - но вернулся уже через несколько мгновений, чтобы положить перед Греем на скатерть письмо. "Отправлено для вас по поручению секретаря, сэр."
"О? Спасибо, мистер Бодли." Грей, сразу признав руку сына, осторожно взял его в руки - и в результате претерпел мягкое падение сердца в желудок.
Отчего это Вилли не захотел отправить его на попечение бабушки или Хэла? Видимо, не хотел рисковать тем, что кто-то из них его прочтет. Разум тут же подсказал логический ответ - и он схватил свой нож для рыбы, чтобы вскрыть письмо с должным трепетом.
Неужели это Ричардсон?
Хэл не любил этого человека, и совсем не одобрял того, что Уильям на него работает - хотя ничего конкретного выдвинуть против него не смог.
Возможно, он с самого начала должен был более осторожно продвигать Уильяма по этому специфическому пути, наперед зная все то, что знал сам о темном мире разведки и шпионажа. Тем не менее, сейчас было крайне необходимо поскорее убрать Вилли из Северной Каролины, прежде чем тот лицом к лицу столкнется с любым из них - неважно, с Джейми Фрейзером или с Перси-так-называемым-Бошаном.
...И тогда вы должны будете позволить сыну уйти, чтобы свершить свой собственный путь в этом мире - независимо от того, чего это будет стоить вам самому; именно так говаривал ему Хэл, и не раз. Три раза, если быть точным, подумал он с улыбкой - каждый раз, когда один из мальчиков Хэла получал свой военный патент.
Он с величайшей осторожностью развернул письмо, как будто то могло взорваться у него в руках. Написано оно было неожиданно тщательно, что он сразу нашел весьма зловещим; обычно Вилли писал довольно разборчиво, но редко обходился без случайных клякс и помарок.
Для лорда Джона Грея,
В Общество Ценителей Английского Бифштекса
От лейтенанта Уильяма, Лорда Элсмира
7 сентября, 1776
Лонг-Айленд, Королевская колония в Нью-Йорке
Дорогой Отец,
У меня есть к вам Дело особой деликатности...
Что ж, это была фраза, способная охладить кровь любого родителя, подумал Грей.
Неужели Вилли соорудил какой-нибудь молодой девице ребенка, или рискованно играл, и лишился значительной собственности, подцепил венерическое заболевание, вызвал кого-то - или сам был вызван на дуэль? Или... что, если в ходе своей разведки, по пути к генералу Хоу, он столкнулся с чем-то зловещим?
Он потянулся за вином, сделал профилактический глоток и, таким образом, приготовился - прежде чем снова вернуться к письму. Хотя ничто не могло подготовить его к следующему предложению.
Я влюблен в леди Доротею, и взаимно...
Грей задохнулся, прикрываясь от разбрызганного вина рукой - но от стюарда, поспешившего к нему с полотенцем, отмахнулся, а вместо этого все вытирал рукою штаны, торопливо просматривая остальные страницы.
...Мы оба в течение некоторого времени сознавали растущее между нами Притяжение - но, прежде чем сделать подобную Декларацию, и зная, что скоро мне предстоит отправится в Америку, я еще колебался. Тем не менее, однажды мы неожиданно обнаружили себя в Уединении в саду, на балу у Леди Бельведер, за Неделю до моего отъезда - и красота Окружения, романтическая суть Вечера и опьяняющая близость Леди Доротеи победили во мне Здравый смысл.
"О, Иисус,"- вслух сказал лорд Джон. "Скажи, что ты не лишил ее девственности там же, под кустом, ради Бога!"
Он поймал заинтересованный взгляд из-за соседнего стола и, коротко откашлявшись, вернулся к письму.
...Я сгораю от Стыда, признаваясь в том, что Чувства одолели меня до такой Степени, что я просто не решаюсь изложить вам это на Бумаге. Разумеется, я сожалею - хотя не может быть никакого существенного Извинения такому бесчестному Поведению. Леди Доротея была одновременно великодушна в своем Прощении, и страстно убеждена в том, что я не должен - хотя я был сначала к этому склонен, - сразу идти к ее Отцу.
"Весьма разумно с вашей стороны, Дотти,"- пробормотал Грей, слишком хорошо представляя реакцию брата на любое откровение такого рода. Оставалось только надеяться, что Вилли краснел и сокрушался над подобной неосторожностью не сразу после...
...Я намеревался просить вас поговорить с Дядей Хэлом обо мне в следующем Году, когда я смогу вернуться Домой, и буду в состоянии сам официально просить руки Леди Доротеи для Женитьбы. Тем не менее, я только что узнал, что она получила еще одно Предложение, от виконта Максвелла, и что Дядя Хэл серьезно его рассматривает.
Я не мог бы запятнать Чести дамы в любом Случае, но в сложившихся Обстоятельствах она явно никак не может выйти замуж за Максвелла...
Ты имеешь в виду, что Максвелл обнаружит, что она не девственница, мрачно подумал Грей, и наутро после брачной ночи раструбит обо всем Хэлу.
Он крепко потер руками лицо, и продолжил чтение.
...Слова не могут выразить моего Раскаяния за мои действия, Отец, и я не в силах заставить себя просить Прощения, которого просто не заслуживаю, разочаровав вас так жестоко.
Не ради собственного Благополучия, но ради Нее, я прошу Вас поговорить с Герцогом. Я надеюсь, его можно будет убедить в том, чтобы принять мое Предложение и позволить нам быть помолвленными, без Необходимости доводить до его сведения таких Откровений, как возможное бедствие Леди.
Ваш покорный Блудный сын,
Уильям
Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Первый шок начинал рассеиваться, и его ум вплотную занялся проблемой.
Это было вполне возможно.
Никаких препятствий к браку между Уильямом и Дотти быть не должно. В то время, как официально молодые люди считались кузенами, кровных уз между ними не существовало; Уильям был ему сыном во всех отношениях и во всех значениях этого слова - но не по крови.
И хотя Максвелл был молод и богат, словом, считался весьма подходящей партией - Уильям был полноправным графом, а также наследником баронета Дансени, и сам к тому же отнюдь не беден.
Нет, эта часть была в совершенном порядке. Да и самой Минни Уильям нравился, и очень сильно.
Что касается Хэла и мальчиков... ну, при условии, что они никогда не узнают о предосудительном поведении Уильяма, они должны согласиться.
С другой стороны - если хоть кто-то из них об этом узнает, Уильяму сильно повезет, если удастся отделаться только кнутом, и если при этом ему не переломают костей... Как, впрочем, и самому Грею.
Хэл, разумеется, будет очень удивлен - кузены виделись друг с другом довольно часто, пока Вилли был в Лондоне - однако Уильям никогда не отзывался о Дотти таким образом, что могло бы указать на...
Он взял письмо, и перечитал его снова и снова. И снова.
Потом сложил его, и прищурившись, в течение нескольких минут на него смотрел, о чем-то размышляя.
"Будь я проклят, если этому верю,"- наконец сказал он вслух. "Что за дьявол в вас вселился, Вилли?"
Он скомкал письмо и с поклоном извинения взял с соседнего стола подсвечник, и поджег послание.