– Пожалуй, нам сюда не стоит… – пробормотал Бён, оказываясь в холле второго этажа. Не хотелось ему встречаться с остальными членами семьи.
– Ладно, – пожал плечами Чан, резко разворачиваясь. – Тогда на наш этаж.
– Наш? – переспросил Бэк, морщась, так как Чанёль чуть не вывернул ему руку.
– Ой, прости, тебе больно? – заметил Чан, притормаживая. – Наверное, я слишком все это, да?
– Да, – кивает Бэкхён. Однако Пак не отпускает руку Бёна, только вроде старается не так сильно теперь сжимать его запястье. А затем медленнее поднимается наверх.
– На третьем этаже моя комната прямо напротив гостевой. На самом деле, эта должна была быть комната одного из близнецов, но они не захотели жить раздельно. Так что до этого времени комната пустовала. Давай, я хочу показать тебе свою комнату.
Бэкхён отметил, что на третьем этаже почему-то темнее, чем на остальных. В конце коридора только полукруглое оконце наверху, бра на стене не горит. Прямо напротив друг друга две двери. За той, что справа проснулся Бэкхён, а за другой – комната Чанёля.
Чан пропустил старшего вперед и только потом зашел сам. Бэкхён остановился посередине комнаты, не зная, что ему делать, и Чанёль молчал, словно бы давая Бёну время осмотреться.
В самой комнате был ужасный бардак, но это не казалось удивительным. Вещи на стульях, не разобранные сумки, шнуры и провода от техники на полу. Все такое обычное, что это даже ненормально. Слева от двери большой шкаф и письменный стол, полностью заваленный барахлом, упаковками от еды и какими-то потрепанными тетрадями и книгами. Справа – другая дверь и рядом большая незастеленная кровать, на которой одиноко лежала акустическая гитара. И что примечательно – прямо напротив двери огромное окно с широким подоконником, на котором легко уместиться даже Чанёлю.
Бэкхён понимал, что Чан ждет от него каких-то слов. Но Бэк не хотел начинать разговор, пусть молчание и давило.
– Я понимаю, здесь все вверх ногами, – усмехнулся Чанёль, пиная ногой пластиковую бутылку из-под колы. – Сядь уже куда-нибудь.
«И не только здесь», – подумал Бэкхён и запрыгнул на подоконник. Было страшно оставаться наедине с Чанёлем в запертом пространстве.
– На самом деле, я попробую здесь прибраться как-нибудь, – продолжал Чанёль, подвинув гитару и разместившись на кровати. – Некоторые сумки еще не открыты со времен переезда. Просто я не разбираю их полностью. Мы не очень часто переезжаем, но делаем это очень быстро. Я родился в Сеуле, а старшие братья в Кояне. У меня была еще старшая сестра, но она умерла до моего рождения, о ней не любят говорить. Сёрин родилась где-то в Кёнги-до. Откуда мои родители, я даже и не знаю. После моего рождения мы еще года четыре прожили в столице, прежде чем переехали в Кёнги-до. Там я и в школу пошел. Дальше снова переезд, я сменил школы так три-четыре. Потом университет в Сувоне, а теперь вот здесь. Сё тоже перевелась в местную школу, папа и Чоль с Даном нашли работу.
– Кем работает твой отец? – Бэк подумал, что молчать слишком долго будет неправильно и решил все же разбавить монолог Чанёля. Да и не мешало бы узнать кое-что о семье Пак.
– Он врач, хирург. В провинции всегда найдется место. Что касается денег и этого всего, – Чан развел руками, словно бы имея в виду дом. – То дедушка оставил большое наследство маме.
Ясно, на какие деньги госпожа Пак покупает ингредиенты для готовки.
Бэк повернул голову к окну, наблюдая пейзаж, который отсюда открывался. Был виден забор, окружающий дом, кусочек сада на заднем дворе. Внезапно Бэк увидел, как что-то большое и черное движется по двору. Он пригляделся внимательнее, развернув корпус. Этим «чем-то» оказался огромный ротвейлер – мощный черный пес с жесткой шерстью. Собака порыскала под забором, а затем исчезла на задворках.
– Это Чума, – раздался голос совсем рядом. Бэк развернулся и увидел, что Чан стоит рядом, и колени Бёна почти упираются в его живот. – Еще есть ее братья Бес и Хантер. Боишься собак?
Бэкхён отрицательно повертел головой, отодвигаясь назад, потому что ему неудобно, когда Чан так близко и вообще возвышается над ним. Вообще Бэк любит собак, и в детстве у него был щенок бигль. Его пришлось отдать в добрые руки, после того, как Бэкхён покинул Сеул, ведь у дяди аллергия на шерсть. Но вот эти собаки вызывали опасения, особенно сейчас, когда стали известны жуткие клички.
– А меня боишься? – Чанёль уперся руками о подоконник, наклоняясь ближе к Бэкхёну.
– Нет, – ответил Бэк и сам понял: врет. И Чанёль это тоже понял.
Сердце Бэкхёна громко колотилось. Он боялся вдохнуть.
Чан, как и вчера, запустил пальцы обеих рук в волосы Бэка, касаясь подушечками кожи головы. Словно жжется. Чанёль провел по волосам от висков к шее, обхватывая голову Бэкхёна. Тот дернулся и вжался в оконное стекло.
Бэк вцепился в локти Пака, желая отстранить его руки. Но Чанёль был очень напорист, и сопротивление Бэкхёна то ли ему не нравилось, то ли распаляло. Чан подался вперед и поцеловал. Сначала почти промахнулся, потому что Бён дернул головой, но затем Чанёль сильнее притянул Бэкхёна к себе, и целовал глубоко и развязно, не смотря на то, что ему не отвечали, полностью подавляя попытки к сопротивлению.
– Нет, Чанёль, – задыхался Бэк, пытаясь вдохнуть в те секунды, когда Чан отстраняется. – Нет… Хватит. Чан…
Одной ладонью Чанёль придерживал Бэкхёна за затылок, а другую положил ему на поясницу, сминая ткань широкой футболки. Продолжал целовать, ведь он так ждал этого. Бэк почувствал его горячий язык у себя во рту. Вроде и противно, а вроде и страшно, Бён не решился укусить Чанёля, боясь внезапной реакции.
– Бэк, – выдохнул Чанёль и распрямился, не убирая рук. – Как я позволил человеку украсть свое сердце?
Бэкхён уперся лбом в грудную клетку Пака, а слышал только свое сердце в ушах: бом-бом-бом. Губы горели.
Больно.
«Только, пожалуйста, больше ничего не делай. Не трогай меня, не трогай» – думал Бэкхён, поднимая голову и видя темные глаза Чанёля, которые так же прожигали его. И спасение пришло неожиданно.
– Чанёль! – раздалось из-за двери. – Ты проснулся?
– Да, мама! – ответил Чан, отстраняясь от Бэкхёна.
– Ты поел? Помнишь, что сегодня нам надо в город?
– Черт, – прошипел Чанёль. – Ненавижу эти поездки по магазинам. Да, я поел! Скоро спущусь.
– Не задерживайся, – послышался цокот каблуков.
Чанёль отошел к шкафу.
– Это займет некоторое время, – сказал, стоя спиной к Бэкхёну. – И это… ты прости, что набросился так. Тяжело ясно думать, когда ты рядом. Хах, ты посмотри, расцарапал мне плечи, надо рубашку с рукавом…
Бэкхён провел тыльной стороной ладони по губам. Похоже, ждать взаимности от него не будут. Чанёль больше ничего не говорил, просто молча переоделся, а затем вышел из комнаты, не взглянув в сторону Бэка.
Вот тебя впервые в жизни и поцеловали, Бён Бекхён.
Примечание к части План дома Чанёля: http://s020.radikal.ru/i715/1406/ce/559bd3226242.jpg
5. galbitang
Как ты позволил человеку украсть своё сердце?
Запоздало Бэкхён подумал, что его не отвели обратно в комнату для гостей, а оставили в этом хламовнике, где до сих пор чувствуется явное присутствие хозяина. Парень поднялся с подоконника и проверил дверь, которая, к удивлению, оказалась открытой. Бэк вышел в коридор и догадался, что его заперли на этаже: двустворчатые двери, ведущие на лестницу, были плотно закрыты.
Бэкхён вернулся в комнату Чанёля и осмотрел окно, на котором не было решетки в отличии от окна в гостевой комнате. Бэк поднял щеколду и раздвинул старые деревянные рамы, вдыхая свежий воздух. Посмотрел вниз – высоко, и никак не спустишься же, и даже если был какой-нибудь способ, то Бэк помнил, что во дворе свободно разгуливает три жутких ротвейлера. Он не сомневался, что псины разорвут его на клочки, если предоставится такая возможность.
Бэкхён вздохнул, устремляя взгляд на зеленые стены деревьев. Как же хочется домой. Бэк отошел от окна к письменному столу, бессмысленно перебирая полупустые пачки рисового печенья и «Choco Pie». Ничего полезного. Да и вообще, разве его бы оставили в комнате, в которой есть что-нибудь опаснее шоколадных пеперо? Если бы только Бёну удалось добраться до телефона или выйти в интернет, чтобы сообщить о своем местонахождении.
Бэкхён начал методично обыскивать комнату в поисках какого-нибудь гаджета, и в течении часовых поисков он нашел много разных вещей, но не то, что нужно. Ни ноутбука, ни планшета, и уж тем более смартфона, который Чан забрал с собой.
Так грустно, наверное, ему никогда еще не было, за исключением того происшествия семь лет назад. Словно бы он вернулся в прошлое.
Бэк со злостью отбросил стопку журналов обратно на стол, отчего с него посыпались остальные. Парень чертыхнулся и начал собирать их. Все же в комнате у Чанёля такой же бедлам, как и в голове. Кладя стопку обратно, Бэк обратил внимание на потрепанную большую тетрадь, которая раньше лежала, наверное, в самом низу. Он взял ее в руки и перелистнул несколько страниц – это были не конспекты лекций. На линованных страницах знакомыми корявыми буквами были написаны разные тексты, и карандашом кое-где были обозначены аккорды. Бэкхён с любопытством перевернул еще страницы, пока не наткнулся на одну из последних страниц, слова на которой привлекли его внимание. Его взгляд перепрыгивал через строчки, выхватывая отрывками.
«Ночь красит алым, и человек поддается тьме,
Ночь прячет ужасы за закрытыми дверями.
…
Услышь мой вой, приди ко мне.
Утешь меня, скажи, что ночь зажигает звезды.
Скажи, что тебе все равно. Скажи, что не уйдешь.
Я не хочу пачкать тебя красным.
…
Я мечтаю коснуться твоей лунной кожи,
Но не знаю, чего хочу больше: любить тебя или съесть тебя».
– Отдай это! – Бэкхён не заметил, как открылась дверь, и в комнату вошел Чанёль. Стоило тому увидеть, как Бэк держит в руках его тетрадь, он в два шага преодолел расстояние, разделявшее их, и вырвал ее из рук застывшего Бёна. Тот попятился назад, думая, что сейчас Чанёль ударит его в ярости, но этого не произошло. Чан просто закинул тетрадь куда-то на полку шкафа.
– Ты пишешь песни? – спросил Бэкхён, отходя чуть дальше.
– Так, просто для себя. Как хобби, – Чан подошел к кровати и провел пальцами по грифу гитары. – Я сам научился играть на гитаре, иногда просто перебираю струны, и что-то приходит на ум.
Сейчас Бэкхён замечает в руках Пака белый пакет, ручки которого немного запотели.
– Это обед, – Чан кладет пакет на подоконник. – Мама приготовила кальбитан, а тебе я принес салат и сливочную картошку. Давай поедим, пока еще горячее.
– Здесь?
– А почему бы нет? – Чанёль вытащил несколько контейнеров и деревянные палочки. – Я знаю, что ты не хочешь есть вместе со всеми в столовой. Я тоже иногда ем в своей комнате, мама привыкла. Только ворчит из-за беспорядка. Она хочет, чтобы Шин здесь прибрался, если я этого не делаю. Вот только я его никогда не пускаю в свою комнату. И вообще мало кого, да и особо они желанием не горят. Не стой, садись и давай кушать.
Чан протянул Бэкхёну контейнеры со сливочной картошкой и салатом, и, взяв чашку с супом кальбитан, опять расположился на своей кровати. А Бэк, наученный горьким опытом, сел на стул, стараясь держаться подальше. Он старался держать себя в руках, но на деле очень злился на Чанёля из-за его недавней выходки. Особенно его напрягало то, что, возможно, было в чашке Чанёля. Кто знал, что из человеческого мяса можно приготовить кальбитан, для которого используются свиные ребрышки?
– Ты ведь помнишь, какая свинина на вкус? – Чанёль оторвался от еды, замечая взгляд Бэка. – Не хочешь попробовать это?
Бэкхён сглотнул и молча продолжил кушать свою картошку.
– Да, жалко, что ты вегетарианец.
– Я не вегетарианец, – рявкнул Бэк, не вытерпев. – И даже если бы я чаще ел мясо, то все равно никогда бы не попробовал человечину!
– Это такое же мясо, как и все остальное. Только достать и приготовить его сложнее. И не у каждого хватит на это сил или желания. Чтобы есть людей, не обязательно быть оборотнем или животным-людоедом.
– Это твое мнение?
– Что? – не понял Чан.
– Ты сам так думаешь или повторяешь чьи-то слова? – пробурчал Бэк, пробуя морковный салат.
Чанёль ничего не ответил на это. Действительно, родители с детства повторяли ему эти слова. Но разве это не правда?
– Папа говорит, что человек — такое же животное, как и любое другое. А мы отличаемся от других семей. Это передается у нас несколько поколений, и в нас течет кровь новых хищников.