Моему отцу и некоторым его товарищам особенно не повезло. Он был известен в наших местах как повстанец, который продолжал борьбу против американцев, хотя большая часть революционных войск уже сложила оружие. Вместе с другими повстанцами он ушел в горы, и они спускались из своих убежищ только тогда, когда начинался сезон дождей, чтобы помочь сажать рис тем, кто остался в деревне. Отец и его товарищи думали, что американцы не решатся разыскивать их в сезон дождей, когда кругом такая грязь. Но они не знали, что сегодня им мстили за гибель патруля, состоявшего из американских солдат и филиппинских предателей, уничтоженного партизанами в июле.
Власти боялись соваться к нам после этого. Повстанцы были горды собой. По близлежащим деревням распространилась новость: американский патруль, в который входили и продавшиеся филиппинцы, попал в засаду между деревнями Ликау и Тилад и полностью погиб. Всем, кто входил в патруль, отрубили головы.
Моего отца выдали американцам несколько предателей-филиппинцев. Кроме него, как руководители повстанцев в нашем районе были опознаны дядюшка Бино и дядюшка Имо. Их отделили от других, а потом погнали впереди колонны, привязав к лошадям, на которых сидели американцы. С плачем пошли за ними моя мать и другие женщины деревни, неся на руках дрожащих детей как единственную ценность, которую они смогли спасти. Это было похоже на процессию людей, просящих милосердия у святой Девы.
Отец страдал недолго. Он исходил кровью на грязной дороге, привязанный к белой лошади, на которой сидел белый солдат. Мы были на пересечении дорог, когда американцы увидели, что мой отец уже мертв. Они остановили процессию. Солдаты подошли к телу отца, приподняли за волосы его голову, чтобы убедиться в том, что он действительно умер. После этого солдат что-то крикнул, плюнул в грязь, и в один миг, как бы повисший в воздухе, два американца вытащили свои сверкающие сабли и ударили ими по телу отца. По лесу разнеслись громкие крики, поднявшие в воздух стаи испуганных птиц.
Американцы повесили руки и ноги отца на нижних ветвях дерева манго как строгое предупреждение всем живущим здесь, чтобы они не смели повторять то, что совершил мой отец. Тело его они привязали на мосту, ведущем к Сарате, а голову положили в мешок, и его понес один из солдат.
Мне было тогда семь лет, и я видел все это своими глазами. Когда мы пришли в центр города Сарате, я был оглушен грохотом оркестра, который встречал «экспедицию». Я увидел разноцветные флажки, висящие по всей улице Реал. Увидел сотни людей, собравшихся на площади в ожидании вкусной еды, расставленной на большом столе перед зданием муниципалитета, — они приготовились встречать американских победителей. Увидел служащих муниципалитета и политиканов, приехавших из Манилы. Все глазели на их роскошные одежды и довольные лица. Там я впервые и увидел дона Амбросио Вентуру.
Он был там героем праздника. В белом пиджаке, белых брюках, белых ботинках и белой шляпе с черной лентой. У него был красный галстук. Его аккуратные бакенбарды блестели от масла и шевелились от малейшего дуновения ветерка. Он стоял прямо, как его трость, украшенная ракушками. На пальцах у него было два ни с чем не сравнимых по красоте бриллиантовых кольца. Он выглядел восхитительно.
Дон Амбросио Вентура был главой делегации, приехавшей из Манилы, чтобы отпраздновать возвращение американцев из победоносного похода против повстанцев в районе Сарате. Только позже я узнал, что это был лишь один из способов, которыми дон Амбросио Вентура старался доказать свою верность стране. Прошло уже несколько лет после того, как он вышел из состава кабинета министров Первой Филиппинской республики, чтобы доказать американцам свою полную лояльность. Он был абсолютно уверен в том, что на Филиппинах нет национальной силы, которая сможет нанести поражение американским войскам, и что американцы будут более цивилизованными захватчиками, чем испанцы. И он хотел только одного — занять прочное положение в гражданском правительстве, созданном американцами на Филиппинах.
Собравшиеся на праздник люди не знали, по какому поводу было торжество. Развевались флаги, играл оркестр, на столе была расставлена еда, от одного вида которой текли слюнки. С одной стороны стояли гордые победители, а с другой — люди, у которых сердце разрывалось от горя. Мы, пришедшие с полей, были не к месту на этом торжестве. Посреди площади стоял солдат, которому приказали надеть на шест отрубленную голову и приветствовать всех пришедших на праздник.
Дон Амбросио произнес перед собравшимися речь. В этом столь же ярком, сколь и путаном выступлении он заявил, что филиппинцы ведут себя нечестно по отношению к американцам, и указал на голову моего отца, выставленную, как знамя, в центре площади. Он описал счастье филиппинцев, чью судьбу теперь будут решать американцы. А чтобы еще больше утвердить нашу веру в счастливое будущее Филиппин, он рассказал о создании Федеральной партии, которая будет защищать наше право стать частью Соединенных Штатов.
Я был тогда совсем ребенком и поэтому ничего не понял из того, что говорили и что случилось в тот день, но я хорошо помню, как пыталась бороться моя мать. Когда дон Амбросио Вентура перечислял блага, которые получат Филиппины от присоединения к Соединенным Штатам, моя мать вдруг бросилась бежать, оставив меня одного. Я посмотрел на дона Вентуру и громко заплакал. Со всей силы мать ударила по шесту в центре площади. Когда он упал, она с криком схватила голову моего отца, вокруг которой уже роились жадные мухи, и побежала, как раненый олень, к церкви. Видевшие это люди начали креститься. Они, естественно, поняли, что мать хотела спрятать оставшуюся часть тела отца в святом месте и там похоронить ее по-христиански.
Чиновники муниципалитета заволновались, разозлились американцы, загорелись глаза дона Амбросио Вентуры. Он закричал, приказывая остановить мать, пока она не скрылась в церкви. Два солдата кинулись за матерью и схватили ее перед самым кладбищем, рядом с церковью. Моя мать впала в безумие. Голова отца покатилась по улице. Его угнетали всю жизнь, и даже после смерти ему не давали покоя.
Мысли мои смешались. В моем сердце осталась рана, которая никогда не заживет. После этого мать посадили в тюрьму, а меня на несколько дней приютил дядя. Затем, как говорят, по просьбе моей матери, я был отправлен сюда, в Манилу, в дом моего двоюродного дяди Сальвадора Макато.
Сейчас я и живу с ним. Он уже старый человек, наполовину слепой. Он усыновил меня и все мне рассказал и объяснил. Женился дядя уже старым, и детей своих у него не было, поэтому он считает меня своим сыном. Он наполнил смыслом мою жизнь и стал моей совестью.
Мне было тринадцать лет, когда он рассказал мне о смерти моей матери. Говорят, что она совсем потеряла рассудок, когда ее выпустили из тюрьмы. Она все время бродила с мешком по дороге от Ликау к Сарате и собирала в него ветки и камни, как будто это были части тела моего отца. Однажды вечером, рассказывали, была сильная гроза, и мать увидела моего отца. Он велел ей идти туда, куда дует ветер, и она шла, пока не взобралась на вершину холма. Она твердо верила, что опять соединится с отцом. Она обняла его призрак и шагнула в пропасть.
Дядюшка Сальвадор был очень добр ко мне, и это скрашивало мое сиротство. Он был еще совсем молодым, когда уехал из Ликау, чтобы попытать счастья в Маниле. В Бинондо дядя обучился ремеслу часовщика. Когда филиппинцы начали борьбу против испанцев, он тайно примкнул к Катипунану. Он был среди филиппинцев, окруживших Манилу в последние дни власти испанцев на архипелаге. Он стал одним из «стрелков смерти», филиппинских снайперов, которых боялись и испанцы и американцы. А когда американцы отказались от своего обещания дать нам свободу, дядя Сальвадор присоединился к сражавшимся в Санта-Ане, Марикине и других районах Булакана. В битве при Тульяхане он был ранен в правую ногу осколком снаряда. Американцы схватили его и заключили в один из лагерей для пленных партизан. Потом Первая республика капитулировала, и американцы отпустили дядю домой. Он стал одним из тихих манильских часовщиков. Дядя часто говорит, что копаться в механизме часов чрезвычайно интересно, потому что время — ангел нашей истории. Вновь и вновь он повторял мне, что надежды, зародившиеся у него в те давние времена, живы и что он верит в то, что человек не сможет сформироваться без борьбы.
Он постоянно напоминал мне, что история нашей страны — это длинная история предательств, а мой отец, мать и сама наша революция — лишь их отдельные жертвы. И одним из подтверждений победы этих предательств является «героизм» дона Амбросио Вентуры.
Дон Амбросио Вентура, объяснял мне дядя, использовал революцию, чтобы прославить самого себя. Он был одним из самых богатых и знатных людей, собственником многих домов в Маниле, в Таябасе и даже в далеких Испании и Мексике. Когда он увидел, что власти испанцев приходит конец, он вошел в революционное правительство, а затем в правительство Первой республики, стал членом кабинета министров. Одним из его первых «подвигов» было создание финансовой хунты, исключительной обязанностью которой был сбор налогов и снабжение революции деньгами. А что же придумал дон Вентура? Он собрал богачей Манилы и отдал в их распоряжение все деньги, потому что якобы только они, люди с заграничным образованием, могли справиться с финансами. План дона Амбросио Вентуры и других богачей был ясен. С созданием банка финансовой хунты в их руках оказалась деятельность правительства. Во время революции Республика слишком доверяла им, а они стремились лишь к тому, чтобы занять господствующее положение в стране после поражения испанцев.
Но их планы были раскрыты. Когда репутация дона Амбросио Вентуры упала в глазах революции, он попросил отправить его в Гонконг, чтобы он мог там эффективно выполнять свои обязанности министра иностранных дел. Американские завоеватели сменили испанцев на Филиппинах, а дон Амбросио Вентура отсиживался в Гонконге и там «служил родине». Он вернулся только тогда, когда узнал, что революционные войска терпят от американцев одно поражение за другим.
Дон Вентура вернулся не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы выйти из правительства Первой республики. Он отказался от поста в кабинете министров и сговорился с американцами. Он-то был совершенно уверен в их победе, а потом, после поражения революционных войск в решающей битве на Поло, это стало очевидно всем. Дым войны постепенно рассеивался, неожиданно в стране стали устраивать праздники. Еще не были похоронены убитые, еще не затянулись раны, а оркестры уже играли, началась работа в муниципалитетах. И пока американцы сгоняли в лагеря филиппинцев, взятых ими в плен, на трибуне появлялся дон Вентура и произносил речь перед побежденными согражданами. Он стремился везде выдвинуть себя. Он призывал людей поклясться в верности американцам — иностранцам, которые, по его словам, должны были избавить нас от невежества и принести нам прогресс и процветание двадцатого века. Он говорил, что с испанцами покончено, а филиппинцы пока еще не готовы к независимости.
Дон Амбросио Вентура вновь и вновь повторял этот спектакль на праздниках в Сан-Тарине, Такоде, Дане и других местах. За это американцы сделали его председателем Верховного суда. Вместе с несколькими другими богачами он создал Федеральную партию, которая выступала за то, чтобы Филиппины стали провинцией США. В это-то время дон Амбросио Вентура и попал в нашу провинцию Таябас. Он продемонстрировал американцам свою преданность и стал членом созданной американцами легислатуры.
Дон Амбросио Вентура — герой, который в большом долгу перед родиной. Все его служение стране — это ложь и фальшь. Вы знаете, что Прогрессивная партия была создана лишь потому, что он быстро пронюхал о намерении Соединенных Штатов дать нам независимость. Он и нашу свободу использовал ради своего собственного благополучия. Он делал вид, что борется за независимость, а сам помогал удовлетворять требования американцев в нашем Конгрессе. Это значит только одно — то, что даже независимость, которую мы получим, уже отдана в заклад Соединенным Штатам. Разве он не обманывает, причем не нескольких человек, а всю страну? Он нажился на крови своих соотечественников. Но прежде чем он смог пожать плоды своего «героизма», я оборвал его жизнь.
Я добился своей цели. Ты, господин следователь, должен помнить, что я просто скромный рабочий на фабрике, где я ежедневно сворачиваю табачные листья для гаванских сигар. Я простой человек. Мне нужно зарабатывать на жизнь себе и своему дяде, которому я многим обязан. Он открыл мне глаза на этот мир. Теперь я достиг своей цели, я принес делу защиты справедливости и правды такую же жертву, как и мой отец, мой дядя и их товарищи. Я не умею держать оружие в руках, я никогда не был солдатом, я не стал часовщиком, я постепенно забыл работу в поле. Но я просто человек, умеющий трудиться и думать.
Я не знаю, что со мной будет, но я уверен, что в газетах не напишут об истинных причинах убийства дона Амбросио Вентуры. Я уверен, что никто не узнает о моей исповеди, потому что ты защищаешь спокойствие правительства. Но сам ты знаешь ту правду, вместо которой всем скажут, что я сумасшедший. Это легче принять власть имущим. А чтобы в этом никто не усомнился, меня быстро осудят и так же быстро казнят. Я в этом не сомневаюсь. Я рассказал тебе все, что ты хотел, чтобы ты меня больше не мучил. Убивая дона Амбросио Вентуру, я не думал о себе. Вот и все, господин следователь. Я прошу тебя поверить всему, что я сказал, потому что, какие бы еще страдания мне ни пришлось перенести, я не смогу ничего изменить.
Я честный человек и твердо скажу, что ты последний, с кем я говорил. Я прошу тебя постараться понять, господин следователь, что моя жертва — герой ложный.
Перевод В. Макаренко