В перерывах между поцелуями он снова и снова повторял:
— Ты счастлива, Джен?
И снова и снова я отвечала:
— Да.
Он грубо расстегнул пуговицы на моем платье, волосы рассыпались по плечам, когда он прижался к моей коже, высвободив груди и целуя их. Я охнула, когда он взял затвердевший сосок в зубы, разжигая такой огонь, от которого мне тут же захотелось слиться с его телом. Я словно растворилась в страсти, которая, казалось, наконец примирила мою душу с телом и сжала вселенную до размеров нас двоих.
— Сюда, — сказал он, взял мою руку и поднес ее к твердой выпуклости на бриджах.
Мне тут же вспомнились горничная и камердинер, за которыми я однажды подсмотрела, и я, пытаясь действовать с уверенностью, которой на самом деле не было и в помине, начала расстегивать его ширинку…
Он застонал, когда я осторожно прикоснулась к его плоти, но потом сам освободил член, и, когда тот выскочил наружу, я взяла его в кулак. Он был толстым, твердым и длинным, моя рука наслаждалась странным сочетанием гладкости и силы. Мне давно хотелось исследовать особенности мужского тела, но сейчас у меня не было времени. Нас обоих охватила настойчивая потребность. Охватила и утопила в своих глубинах.
В следующий миг я соскочила с него, торопливо освободилась от нижнего белья и подняла юбки.
— О Джен, Джен, — прошептал он, схватив мою руку и снова положив ее на свой затвердевший подрагивающий орган.
Я села на него сверху, подобрав юбки, как это делала горничная, впрочем, мне уже было все равно. В тот миг потребность почувствовать его внутри себя, наполниться им, соединиться была сильнее потребности дышать.
Он немного приподнял меня, сам подвинулся уверенным, точным движением, чтобы уткнуться во влажную складку у меня между ног. А потом наши рты раскрылись навстречу друг другу, наше дыхание слилось. Глядя мне прямо в глаза, хозяин пошевелился, и я почувствовала, что он немного вошел в меня. Я желала нанизаться на него так, чтобы оказаться наполненной им.
— Хочешь больше? — спросил он. — Уверена?
— Да, да, — выдохнула я, тая, зная, что не смогу отступить, что смогу только идти вперед, каждую восхитительную секунду ощущая, что отныне жизнь уже не будет такой, как прежде.
Боль, экстаз, удовольствие, страх — смесь этих ощущений пронзила все мое тело, когда он сжал мои бедра, широко раздвинул их и, направляя, стал двигать меня то вверх, то вниз, овладевая, присваивая, обладая. Преграда девственности была сломлена, я вскрикнула, впилась ногтями в его плечи, стала раскачиваться на нем, чувствуя, что он вошел в меня весь, полностью и окончательно.
А потом на меня обрушилась лавина удовольствия. Мой разум разлетелся на миллионы сверкающих осколков, когда я вскрикнула от чувства неимоверного облегчения. Открыв глаза, я увидела, как он задержал дыхание, почувствовала, как он напрягся и содрогнулся внутри меня. И когда это случилось, он издал первобытный крик, от которого грачи взлетели с газона.
Потом мы какое-то время сидели вместе, соединившись так крепко, что, казалось, уже никогда не сможем быть врозь. Меня охватило такое чувство, как будто только что свершилось какое-то волшебство, и, когда я сказала ему об этом, мистер Рочестер прошептал, что я околдовала его. Затем он снова крепко приник ко мне губами, наши языки затанцевали, и я почувствовала, как во мне опять шевельнулось его мужское начало, ставшее, казалось, неотъемлемой частью меня самой.
Но что случилось с ночью? Где же луна? Нас накрыла тень, и я с трудом различала лицо своего хозяина, хотя и сидела совсем рядом. И что стряслось с каштаном? Он изогнулся и застонал под напором ветра, внезапно налетевшего с лавровой аллеи.
— Нужно идти в дом, — сказал мистер Рочестер. — Погода меняется. Однако я мог бы оставаться здесь с тобой хоть до утра, Джен.
«А я с вами», — подумала я. Возможно, это стоило произнести вслух, но тут из тучи, на которую был устремлен мой взгляд, вырвалась гигантская вспышка, после чего раздался оглушительный треск и грохот. Недолго думая, я спрятала ослепленные глаза на плече мистера Рочестера.
С неба полилось. Подобрав с земли мои одежды, он торопливо провел меня по аллее, через двор, в дом, но мы успели промокнуть до нитки. Он снимал с меня шаль и стряхивал влагу с распущенных волос, когда в холл вышла миссис Фэрфакс. Я не сразу ее заметила, мистер Рочестер тоже. Горела лампа, стрелки часов показывали почти двенадцать.
— Снимай побыстрее мокрую одежду, дорогая! — сказал он, осыпая меня поцелуями.
Когда он освободил меня из объятий, я, отступив на шаг, заметила наконец стоявшую у окна вдову, бледную, мрачную и удивленную. Я улыбнулась ей и побежала наверх. «Объяснения могут подождать», — подумала я.
Когда я оказалась в своей комнате, меня вдруг посетила тревожная мысль, что старушка может неправильно понять увиденное, но очень быстро счастье вытеснило все остальные чувства. Несмотря на то что завывал ветер, совсем рядом грохотал гром, часто сверкали лютые молнии и дождь стоял стеной, я не испытывала страха — ведь мистер Рочестер был моим, а значит, я выдержу все что угодно.
Я лежала в кровати — сна ни в одном глазу, и, глядя на потолок, который то и дело озарялся молниями, задыхалась от радости и дрожала от удивления. Мой разум был не в силах постичь то, что произошло со мной, и через какое-то время я, должно быть, провалилась в сон, потому что следующее, что я помню, это спокойное, прозрачное утро за окном и оживленный щебет птиц.
Прежде чем я успела встать, в комнату вбежала малышка Адель с рассказом о том, что ночью в большой каштан в саду ударила молния и он раскололся пополам.
19
Я встала, оделась и принялась обдумывать вчерашнее, пытаясь понять, не приснилось ли все это мне. В последнем я не была уверена полностью и надеялась, что сомнения мои развеются только после того, как я увижу мистера Рочестера и снова услышу его признания и обещания.
Причесываясь, я посмотрела на свое лицо в зеркале и вдруг поняла, что оно перестало быть простым. В облике появилась надежда, кожа ожила, а глаза выглядели так, словно заглянули в само сердце радости и сохранили ее блистательные лучи. Раньше я часто не хотела смотреть на хозяина, боясь, что мой вид не доставит ему удовольствия. Теперь же я не сомневалась, что могу смело поднимать лицо, и выражение его не охладит страсть мистера Рочестера. Я достала из комода простое светлое платье. Когда я надела его, мне показалось, что еще ни одно платье не шло мне так, как это, и все потому, что раньше я никогда не одевалась, испытывая настоящее, неподдельное счастье.
Поэтому я не удивилась, когда, сбежав вниз, увидела, что на смену ночной буре пришло сверкающее июльское утро, и почувствовала свежий благоухающий ветерок, который проникал в холл через открытую стеклянную дверь.
Однако меня удивило поведение миссис Фэрфакс. Когда я вышла во двор, она выглянула в окно с выражением оскорбленного достоинства на лице и холодным голосом произнесла:
— Мисс Эйр, вас ждать к завтраку?
Пока сидели за столом, она хранила презрительное молчание, но я не могла открыть ей свою тайну. Нужно было дождаться, пока мой хозяин даст ей объяснения. Я съела что могла и побежала наверх, где встретилась с Аделью, которая как раз выходила из классной комнаты.
— Куда это вы? Нам пора заниматься.
— Мистер Рочестер отправил меня в детскую.
— А где же он?
— Там. — Она указала на комнату, которую только что покинула.
Я вошла и увидела его.
— Подойди, пожелай мне доброго утра, — сказал мистер Рочестер.
Я с радостью пошла к нему по зеленому ковру, на последних шагах перейдя на бег. Он с улыбкой принял меня в свои объятия и поцеловал. Мне казалось таким естественным быть любимой, принимать его ласки.
— Джен, ты прямо расцвела! Улыбаешься, — сказал он, нежно гладя меня по волосам. — Неужели это и есть мой маленький бледный эльф?
— Это Джен Эйр, сэр, — сказала я и вежливо присела.
— Скоро она станет Джен Рочестер, — добавил он. — Через две недели и ни днем больше. Ты слышишь меня?
Я слышала, но понять его мне было трудно, потому что от этих слов у меня кружилась голова. Ощущение, которое породило во мне это обещание, было сильнее того, что называют счастьем. Оно потрясло и оглушило меня. Чем-то, я думаю, оно было похоже на страх.
— Джен, сначала ты краснеешь, потом бледнеешь, что с тобой?
— Это оттого, что вы назвали меня по-новому — Джен Рочестер. Это так необычно.
— Да, миссис Рочестер, — убежденно сказал он. — Юная миссис Рочестер. Невеста Фэрфакса Рочестера.
— Этого не может быть, сэр. Звучит слишком неправдоподобно. Люди никогда не испытывают полного счастья в этом мире. Мне на роду было написано повторить судьбу миллионов таких, как я, и то, что выпало на мою долю, кажется мне сказкой.
— Которую я могу превратить в быль и сделаю это. Начну прямо сегодня. Я уже написал в Лондон своему банкиру, чтобы он прислал кое-какие украшения из фамильных драгоценностей хозяек Тернфилда. Надеюсь, через день-два я смогу надеть их на тебя, потому что хочу, чтобы ты пользовалась всеми почестями и вниманием, которое я бы оказал дочери пэра, если бы женился на таковой.
— О сэр! Не нужно драгоценностей! Джен Эйр, обвешанная драгоценностями, — это звучит так странно, так неестественно. Я бы лучше обошлась без них.
— Нет, я сам застегну бриллиантовое ожерелье на этой шее и надену на эту голову диадему, что тебе очень пойдет, потому что природа придала твоему лицу благородные черты, Джен. Я надену на эти тонкие запястья браслеты, — сказал он, целуя их, — и отягощу кольцами эти пальчики феи. Я буду любоваться тобою — нагой, но усыпанной драгоценностями.
— Нет-нет, сэр! Не разговаривайте со мной, как с красавицей. Я простая гувернантка в квакерском платье.
Краска залила мне щеки: я вспомнила, как он созерцал Бланш Ингрэм во время игры в шарады, когда сам изображал шейха. Я вспомнила скучающий, лишенный подлинного интереса взгляд, которым он смотрел на нее, полуобнаженную, сверкающую драгоценностями. Словно прочитав мои мысли, он приподнял мое лицо, чтобы я посмотрела на него.
— Для меня ты красавица, а красавица желанна моему сердцу, — сказал он.
— Вы спите, сэр. Спите и видите сон.
— Я не спал вчера, когда ты открылась мне. Но от осознания того, что это только начало, мое сердце начинает биться быстрее. Ты прекрасна, моя Джен, и я покажу всему миру, насколько ты прекрасна, — продолжил он. — Я облеку свою возлюбленную в атлас и кружева, волосы ее украшу розами, а любимую головку покрою бесценной вуалью.
— И тогда вы не узнаете меня, сэр, потому что я перестану быть вашей Джен Эйр и превращусь в пигалицу в павлиньих перьях.
Но он продолжал свои красивые речи, не замечая моих возражений.
— И еще я отвезу тебя в Милкот. Тебе придется самой выбрать платья для повседневной жизни и… подвенечное.
— Это случится скоро?
— К чему ждать? Я договорился — свадьба пройдет в ближайшей церкви без помпы. Сразу после церемонии я умчу тебя в город. Мы немного поживем там, а после я отвезу свое сокровище поближе к солнцу. К французским виноградникам и итальянским равнинам, где она увидит все, что было замечательного в прошлом, и познает, что есть замечательного в настоящем. Она испробует городскую жизнь и научится ценить себя, глядя на других и сравнивая.
— Я буду путешествовать? С вами, сэр? — ахнула я от удивления и удовольствия.
— Ты побываешь в Париже, Риме, Неаполе. А еще во Флоренции, Венеции и Вене. Все дороги, по которым ходил я, пройдешь и ты. Там, где оставило след мое копыто, побывает и твоя ножка сильфиды. Десять лет назад я, словно безумец, бежал через всю Европу, и спутниками моими были отвращение, ненависть и ярость, но теперь я, исцелившись, снова побываю в этих местах, и сопровождать меня будет сам ангел.
Тут я рассмеялась.
— Я не ангел, — заверила его я. — Мистер Рочестер, не стоит ожидать от меня чего-то небесного. Подобных качеств вы найдете во мне не больше, чем я — в вас, хотя я и не ожидала их найти.
— Я никогда не встречал такой, как ты, Джен. Ты покорила меня. Мне нравится, что ты такая мягкая, и, пока я наматываю на палец эту шелковую нить, трепет проходит по руке к моему сердцу. — Он улыбнулся. — Ну и в другие потаенные места моего тела.
С этими словами он взял мою ладонь и крепко прижал ее к своим бриджам в области паха. Там тут же вздыбилось, как будто какой-то огромный змей пытался восстать из морской пучины.
— Вот видишь, я поддаюсь влиянию, и меня можно захватить. И влияние это такое сладостное, что и передать нельзя, а плен прелестнее любой победы, которую я мог бы одержать.
Он снова поцеловал меня, и от этого поцелуя змей в его бриджах сделался тверд, как кусок выдержанной древесины. Я почувствовала, что и моя плоть не осталась безответной. Я знала, что желание могло в любой миг захватить нас, поэтому поспешно отдернула руку и отступила на полшага.
— Нет, сэр. Довольно. Нужно остановиться. Нам слишком многое нужно обговорить. Я хочу попросить вас кое о чем. К тому же Адель и слуги… Они не должны видеть наших несвоевременных нежностей.
— Просите, Джен.
— И попрошу, сэр. Ответьте на мой вопрос.
Я немного отошла от него, пригладила волосы и сжала губы. Потом сложила руки на груди, продолжая ощущать покалывание под ними и тепло между ног. Прокашлялась, не отвечая на его проникновенный взгляд.
— Вот что я должна спросить, — сказала я. — Зачем вы так старались убедить меня, что хотите жениться на мисс Ингрэм?
— Я отвечу, — сказал он, усмехнувшись, — хоть и рискую вызвать у тебя негодование, Джен. А я видел, в какого демона ты превращаешься, когда негодуешь. Вчера вечером твой прекрасный лик сиял в холодном лунном свете, когда ты восстала против судьбы и назвала себя равной мне. Кстати, это ведь ты сделала мне предложение.
— Конечно я. Но не отвлекайтесь. Разговор о мисс Ингрэм.
— Я притворялся, что оказываю внимание мисс Ингрэм, чтобы ты полюбила меня так же безумно и беззаветно, как я люблю тебя. Ведь я знал, что ревность в этом деле — лучший союзник.
— Бессовестный, недостойный поступок! Вы подумали о чувствах мисс Ингрэм?
— Все ее чувства сводятся к одному — гордыня. А гордыню нужно смирять. Ты ревновала, Джен?
— Какая разница, мистер Рочестер? Вам это вряд ли интересно. Ответьте мне правдиво еще на один вопрос. Вы не думаете, что своим нечестным флиртом сделали мисс Ингрэм несчастной? Не почувствует ли она себя обманутой и брошенной?
— Это маловероятно. Я же говорил — это она меня бросила. Весть о моей несостоятельности значительно умерила, а вернее, вовсе погасила пламя ее любви.
— Но вы были… — Продолжать было трудно, но я заставила себя: — Вы были любовниками, разве не так? Разве это не накладывает на вас определенных обязательств? У вас странные принципы.
— У моих принципов не было возможности сложиться, Джен. Из-за недостатка внимания к ним мог произойти небольшой перекос. А что касается мисс Ингрэм и нашего союза, то мне не было дела до принципов, а для нее это было не так уж важно. Я подозреваю и даже не сомневаюсь, что вскоре она найдет мне замену.
— Скажите это серьезно, сэр, чтобы я могла насладиться дарованным мне счастьем, не боясь, что кто-то другой испытывает мучительную боль, как недавно было со мной.
— Не бойся, моя милая девочка. Во всем мире нет другого существа, которое любит меня такой же чистой любовью, как ты… И вера в твою привязанность — прелестный бальзам для моей души.
Он подошел ко мне, встал за спиной и обнял. Я приникла губами к руке, которая легла мне на плечо. Я очень любила его. Я любила его так сильно, что даже себе боялась признаться в силе своего чувства. Я любила его так, что и словами не выразишь.
— Попроси меня о чем-нибудь еще, — сказал он, прижимаясь ко мне сзади. Через ткань платья я чувствовала его жаждущую твердость и с трудом сдерживала желание уступить этому натиску. — Мне нравится, когда ты просишь, и я уступаю.