— О нет! — саркастично ответила Антония. — Я взяла нож, всадила его в Арнольда, а потом пошла и провела ночь в его доме исключительно с той целью, чтобы вы поняли: я убийца. К тому же я сказала вашему тупому полицейскому, что у меня на юбке были пятна крови. — Она умолкла, ее злобная насмешливость мгновенно улетучилась. — А это не так глупо, как кажется. Теперь думаю, что если бы я убила Арнольда, это был бы хороший план. Даже блестящий. Никакие присяжные не поверили бы, что у меня хватило глупости оставаться возле места преступления и демонстрировать запятнанную кровью одежду. Нужно будет сказать Джайлсу.
В эту минуту в студию вошел Кеннет. Антония тут же выложила ему свои соображения.
Суперинтендант уже достаточно познакомился с Верекерами и почти не удивился горячности, с которой Кеннет немедленно включился в дискуссию.
— Все это замечательно, — сказал он, — но как быть с подравшимися собаками?
— Я вполне могла спровоцировать эту драку, — с величественным видом промолвила сестра.
— В это время ночи нет, — возразил Кеннет. — Если ты убила Арнольда и твоя одежда была в крови, то встреча с охотничьей или какой бы там ни было собакой оказалась чистой случайностью. И ты не собрала достаточно улик против себя. Очевидно, если бы у тебя хватило ума совершить убийство и потом укрыться в доме убитого, тебе следовало бы сказать кому только возможно, что ты едешь разобраться с Арнольдом. После этого никто не поверил бы, что его убила ты. Что скажете, суперинтендант?
— Скажу, — ответил раздраженный Ханнасайд, — что ваши языки не доведут вас до добра.
— Ага! — воскликнул Кеннет с озорным блеском в глазах. — То есть вы не знаете, что о нас думать.
— Очень может быть, — сказал Ханнасайд без улыбки и с этими словами удалился. Но впоследствии он признался сержанту Хемингуэю, что парень верно оценил ситуацию.
А Антония пригласила жениха приехать, как только тот окончит работу. Появившись в начале седьмого, Мезурье застал брата и сестру спорившими по поводу того, сколько абсента вливать в шейкер. Невеста почти не обращала на него внимания, пока не было достигнуто согласие. Только когда Кеннет наконец одержал верх на том основании, что он старше, коктейль хорошо взбили и разлили по стаканам, Антония кивнула жениху и сказала:
— Я рада, что ты смог приехать. Здесь был этот суперинтендант, и, думаю, нам следует обсудить положение дел.
Рудольф бросил на нее быстрый взгляд.
— Дорогая, какой у тебя серьезный вид! Нельзя так из-за этого нервничать. Что теперь на уме у почтенного суперинтенданта?
— Коктейль никуда не годится, — бесстрастно заметил Кеннет. — Ты сбила его не так, как я сказал. Если думаешь, что эта ищейка в человеческом обличье интересуется тобой, ты ошибаешься. Он идет по моему следу, и я не направил его в другую сторону. А вот и Лесли! Лесли, дорогая моя, поднимайся! — Он высунулся из окна и во весь голос обратился к мисс Риверс: — Дорогая, я, можно сказать, в оковах, так что поднимись на последний коктейль. Хотя нет, не надо. Его сбивала Тони. Я угощу тебя выпивкой в «Кларенс армс».
Он поставил стакан на стол и стремительно выбежал из студии.
Антония, вновь отвлекшаяся от жениха, высунулась из окна и общалась с мисс Риверс, пока Кеннет не появился в извозчичьем дворе и не повел гостью в сторону «Кларенс армс». Только тогда она повернулась к Рудольфу и спросила, о чем у них шла речь.
— О, наверное, ты очень беспокоилась из-за этого суперинтенданта, так ведь? — сказал Мезурье. — Дорогая, тебя это ужасно расстраивает.
— Нет, — резко сказала Антония. — Но я хочу знать, Рудольф, что ты замышлял?
Он побледнел, но ответил с веселым смехом:
— Замышлял, Тони? Как это понять?
— Так вот, — сказала Антония, допивая свой коктейль, — у меня создалось впечатление, что ты подделывал подпись Арнольда или что-то в этом духе.
— Тони! — возмущенно воскликнул он. — Если ты обо мне такого мнения…
— Замолчи, — попросила Антония. — Это серьезно. Из-за этого я и поехала к Арнольду в субботу вечером. Он написал, что хочет привлечь тебя к суду.
— Свинья!
— Знаю, но объясни мне, в чем дело?
Мезурье, сунув руки в карманы, прошелся по квартире.
— Я в чертовски опасном положении! — неожиданно сказал он. — Видит Бог, я не хотел тебя в это втягивать, но если сам не скажу, скажет кто-нибудь другой. Думай обо мне что хочешь, только…
— Извини, что перебиваю, но, будь добр, открой тот шкаф, посмотри, есть ли там банка с соленым миндалем, — попросила Антония. — Я вдруг вспомнила, что покупала его и положила то ли туда, то ли…
— Здесь его нет, — обиженно сказал Рудольф. — Конечно, если соленый миндаль для тебя важнее, чем мои…
— Нет, но я точно помню, что покупала его, — сказала Антония. — И если он у нас есть, то жаль… Ладно, это не важно. Рассказывай дальше о своем подлоге.
— Никакого подлога нет. Хотя, видит Бог, при такой острой нужде в деньгах даже удивительно, что я не совершил ничего подобного.
— Бедняга! — сказала Антония с вежливым, но ехидным сочувствием.
Мезурье умерил пафос.
— Полицейские кое-что раскопали. Только это не может причинить мне вреда. То есть не доказывает, что Арнольда убил я, хотя, естественно, наводит их на подозрения. Я… понимаешь, Тони, я находился в отчаянном положении. Мне срочно требовалось раздобыть деньги, поэтому я… в общем, одолжил кое-что у фирмы — у фирмы Арнольда. Само собой, нет нужды говорить тебе, что это просто заем, и, собственно, я постепенно выплачивал взятые деньги. Ты понимаешь, так ведь, дорогая?
— Да, конечно, — ответила Антония. — Ты подделывал счета, и Арнольд узнал об этом. Кстати, я часто задавалась вопросом, как это делается. Как ты это делал, Рудольф?
Он покраснел.
— Прошу тебя… Тони, это… это мне очень неприятно. Так поступать не следовало, но я рассчитывал, что смогу все выплатить до ближайшей ревизии. Я и не подозревал, что Арнольд следит за мной. Потом он напустился на меня — в то субботнее утро. Грязно оскорблял — ты знаешь, каким он может быть! Мы… мы слегка повздорили, и он угрожал передать дело в суд, боюсь, дорогая, главным образом из-за того, что ты сказала ему о нашей помолвке. Я не виню тебя, но это, с учетом всех обстоятельств, очень несвоевременно. А хуже всего, что нашу… ну… ссору слышала эта противная особа Миллер и, разумеется, выложила все суперинтенданту в весьма преувеличенном виде. И в довершение всего… — Он сделал краткую паузу и, хмурясь, уставился на свои ногти с безупречным маникюром. — Самое удивительное, — медленно произнес он. — Признаюсь, я не понимаю этого. Какой-то идиот, деревенский констебль, вообразил, будто видел в субботу вечером мою машину в десяти милях от Хенборо. Разумеется, это полнейшая чушь, но сама видишь, какую угрожающую окраску это придает делу.
Антония внезапно выпрямилась:
— Рудольф, откуда ты знаешь, когда был убит Арнольд?
Он захлопал глазами:
— Не понимаю, что ты имеешь в виду?
— Прекрасно понимаешь. В воскресенье, когда ты пришел сюда на ужин, то сказал, что поссорился с Арнольдом в день его смерти.
— Я так сказал? Тогда, наверное, узнал от тебя. Не представляю, как еще мог бы узнать.
— Хватит юлить. Если ты убил Арнольда, можешь спокойно сказать об этом, потому что мы с Кеннетом ничего не имеем против, и нам в голову не придет тебя выдать.
— Я его не убивал. Ради бога, не говори больше этого!
— А как быть с твоей машиной, которую видели возле Хенборо?
— Это была не моя машина! То есть я не знаю, моя или нет, но меня в ней не было. Я весь вечер сидел в своей берлоге. Доказать этого не могу, но если взять слово какого-то сонного констебля против моего…
— Дело в том, что никто из нас не может ничего доказать, — бодро сказала Антония. — И ты вступил в благородную армию подозреваемых. Если станешь главным подозреваемым, Кеннет очень расстроится. Он считает себя ужасно умным. Думаю, так оно и есть — мой брат может быть умным, когда захочет.
Рудольф сел в большое кресло, опустил голову и закрыл лицо руками.
— Можешь считать это шуткой, но, поверь, это чертовски серьезно, — сказал он с легкой дрожью в голосе. — Суперинтендант считает, что это сделал я. Не верит ни единому моему слову. Я вижу, что не верит. Тони, черт возьми, я не знаю, как быть!
Говорил он жалобно, испуганно, и хотя такая паника была чужда натуре Антонии, она сразу же отозвалась на нее, как только смогла.
— Не стоит беспокоиться, — сказала она, похлопав его по колену. — Я спрошу Джайлса, что он думает. Он должен прийти, чтобы обсудить дела с Кеннетом. Ты ведь не против?
Дверь студии открылась, и Джайлс Каррингтон вошел вместе с Кеннетом. Антония приветствовала кузена дружелюбной улыбкой и спросила брата, где мисс Риверс.
— Отвалила домой, — ответил Кеннет. — Хочешь сигарету, Джайлс? Если они есть, в чем я сомневаюсь.
— Отлично, в таком случае мы можем поговорить! — оживленно сказала Антония. — Джайлс, как, по-твоему, подделывал Рудольф счета фирмы или нет?
— Что? — воскликнул Кеннет, прекратив поиски сигарет и обратив взгляд на Рудольфа. — Присваивал деньги? Правда?
В голосе его звучало любопытство и осуждение. Густо покрасневшему Мезурье пришлось оправдываться. Его объяснение было встречено таким ироническим смехом, что Антония тут же схватила палку и сказала брату, что не нужно вести себя оскорбительно, во-первых, потому, что он сам способен подделывать счета, во-вторых, его это не касается.
— Еще как касается! — возразил ее брат. — Ты, кажется, забыла, что я наследник. Думаю, при желании я мог бы подать в суд. Разумеется, я этого не сделаю, однако хочу положить конец присвоению денег. Прикончить человека одно дело, но подделывать его счета — совсем другое. Только не думайте, что я мелочный. Видимо, Рудольф, тебе в то время это казалось приличным.
— Мне плевать на твой тон! — гневно заговорил Мезурье. — Я готов признать, что не следовало одалживать эти деньги, но когда ты обвиняешь меня в…
— Красавчик мой, я ни в чем тебя не обвинял, — сказал Кеннет и начал набивать трубку. — Тони сказала, что ты подделывал счета фирмы; я лишь выказал подобающую меру удивления, интереса и неодобрения.
Антония отвела кузена к окну и встала перед ним, коснувшись его рукава. Серьезно посмотрев на него, она негромко спросила:
— Он в скверном положении, да?
— Не знаю, Тони.
— По-моему, в скверном. Ты поможешь ему, правда, Джайлс? — Каррингтон не ответил, и она добавила: — Я же с ним помолвлена.
— Тони, для меня это не стимул.
В ее наивных глазах появилось легкое недоумение, она тщетно вглядывалась в его лицо.
— Нет? — спросила она.
— Нет.
— О! Так… так… так… Джайлс, сделаешь это ради меня?
Каррингтон посмотрел на нее, на руку, все еще теребившую его рукав.
— Думаю, да, Тони, — ответил он в своей спокойной манере и, посмотрев в другую сторону комнаты, где все еще ссорились Кеннет и Мезурье, добродушно сказал: — Кеннет, замолчи. — И добавил: — Да, Мезурье, я знаю о письме, которое мой кузен написал перед смертью. Знаешь, оно не доказывает, что ты имеешь какое-то отношение к его убийству.
— Да, — согласилась Антония, — но показания того констебля относительно машины могут повредить ему. Рудольф, скажи моему кузену, он вполне готов помочь.
Мезурье пожал плечами:
— О, это просто нелепая ошибка со стороны полиции. Какой-то местный бобби вообразил, что видел мою машину возле Хенборо в ночь убийства.
— Полицейские лишены воображения, — назидательно произнес Кеннет, растянувшийся с трубкой в зубах на диване.
Джайлс слегка нахмурился.
— Где находилась твоя машина? — спросил он.
— Наверное, в гараже. Я провел вечер дома.
— Понятно. Кто-нибудь может это подтвердить?
— Сказать по правде, нет, — ответил Мезурье с неловким смешком. — Это кажется глупым, но у меня сильно болела голова, и я рано лег в постель.
— Ты гнусный лжец, — лениво заметил Кеннет. — Чего беспокоиться? Мы тебя не выдадим. Я мог бы даже пожаловать тебе подобающую награду. Или это было бы неприлично?
Джайлс довольно строго сказал:
— Кеннет, твои показания столь же неубедительны.
— Согласен, только я изложил их с большим изяществом, — заметил он и обратился к сестре: — Как думаешь, Тони? Это его рук дело? Не думаю, что у него хватило бы мужества.
— Мужества у него достаточно! — возмущенно сказала Антония. — Просто ты так хвалишься тем, как ловко сбил с толку полицию, что думаешь — все остальные ни на что не способны.
Джайлс, не обращавший внимания на эту перепалку, неотрывно смотрел на Мезурье.
— Говоря, что бобби видел твою машину в ночь убийства, ты имеешь в виду, что он видел машину той же марки или что он разглядел номер на ней?
— Разглядел номер, — ответил Мезурье, — или ему так кажется. Но он легко мог спутать его с другим, что, разумеется, и случилось.
— Я могу очень явственно представить себе нашего друга суперинтенданта, жадно ухватившегося за эту историю, — заметил Кеннет. — Тони, твой молодой человек одно время подавал надежды, но теперь он начинает нагонять на меня скуку.
Джайлс достал портсигар и раскрыл его.
— Мезурье, подвергать сомнению твою версию не мое дело. Могу лишь сказать, что, если она правдива, я сожалею.
— Сожалеешь? — воскликнул Рудольф. — Не понимаю!
Джайлс закурил сигарету и бросил горелую спичку в камин.
— Из-за тебя, очень. У тебя там было прекрасное алиби, Мезурье.
— Алиби? Где?
— В машине, — ответил Джайлс. — Если в ту ночь ты вел свою машину из Хенборо обратно в Лондон, то не думаю, что мог быть убийцей.
Глава десятая
Воздействие этого спокойного высказывания оказалось довольно забавным. Рудольф Мезурье уставился на Каррингтона, недоуменно хлопая глазами, и сказал:
— Тогда… тогда я могу спокойно признаться, что выезжал? Но не понимаю, к чему ты клонишь!
— Всегда лучше говорить правду, — самодовольно произнес Кеннет. — Ты видел мое мастерское поведение в этом весьма сложном деле.
— Конечно, — ответила сестра. — Но говорил ли ты правду?
— Это, дорогая моя, предстоит выяснить полиции.
— Да замолчи ты! — раздраженно произнес Мезурье. — Тебе хорошо лежать там и насмехаться, а я нахожусь в очень затруднительном положении.
— Как и все мы, — не внял его жалобам Кеннет. — Более того, этот новый поворот дела дает Тони отличный мотив для убийства. Скажи, Тони, убила бы ты Арнольда, чтобы защитить честное имя Рудольфа?
— Да, конечно, убила бы! — рассвирепела Антония. — Это не значит, что я одобряю присваивание денег, честно говоря, считаю, что это некрасиво, но не позволила бы Арнольду подать на него в суд, если бы смогла. Если бы до этого дошло, не убил бы ты его ради Виолетты?
— Не путай мотивы. Я убил его ради денег. У тебя мотив благородный, у Рудольфа низменный.
— Не более низменный, чем твой!
— Да, дорогая моя! Он подходит под ту же статью, что шулерство и магазинные кражи.
— Замолчи, Кеннет, — вмешался Джайлс. — Все это никуда не ведет и не особенно приятно для Мезурье. Мезурье, ты был в своей машине в ночь убийства?
Рудольф неуверенно переводил взгляд с одного на другого.
— Не скромничай, — посоветовал Кеннет. — Все мы уже понимаем, что да.
— Ну, говоря по правде, был, — сказал Рудольф, делая решительный шаг. — Вот почему это так ужасно. — Он принялся нервозно расхаживать взад-вперед по квартире. — Когда этот детектив спросил меня, я стал отрицать. Что еще оставалось делать? Они не могут доказать, что я не был дома. Это была бы лишь косвенная улика, и мне казалось, самое лучшее утверждать, что я был дома. Только теперь ты говоришь, — он взглянул на Джайлса, — что если я находился в своей машине, то не мог совершить убийство, поэтому… — Он умолк и издал нервозный смешок. — Поэтому теперь я не знаю, что делать.
— Если повезет, — заметил Кеннет, — мы взвалим это убийство на Рудольфа.