Теперь Халзан обогнал Гюрзу и поплыл передом.
Так ободряя друг друга и меняясь местами, собаки
подплыли к другому берегу реки.
Встревожена деревенька Соколиная у лесной сте-
ны над рекой. Изо дня в день с той стороны Волги
далекий говор ветром доносится, чужой, басурман-
ский, злое лошадиное ржание, а воронье летит и ле-
тит туда, как на званый пир. И совсем нерадостную
весть принес вчера Савелий Обушок, зверолов, воро-
тившись с правого берега:
— За Волгой ордынцы!
Всю ночь соколинцы скарб да жито хоронили, ско-
тину в дебри прятали, а с рассветом затаились на бе-
регу в ракитнике, с копьями, топорами да рогатина-
ми. Недолго ждать пришлось. Вот с той стороны к реке
конные басурманы повыскакали, за двумя собаками
гонятся в диком порыве затоптать, захлестать. И тут
удивились соколинцы невиданному:
— Две собаки через Волгу плывут!
Посуматошились, погалдели ордынцы и ускакали.
Опустел правый берег, а к левому подплывали неви-
данные странные псы. И когда вышли они на берег
песчаный да отряхнулись от ледяной воды, шатаясь
от усталости, никто не грозил им ни копьем, ни то-
пором, ни нагайкой. Люди в овчинной одежде мани-
ли собак к себе ласковым жестом и словом, бросали
кости, кусочки хлеба и мяса. Но Халзан и Гюрза те-
перь не доверяли людям. Только на малое время они
замерли на месте, словно изучая взглядом толпу лю-
дей, один багряный, как сгусток крови, другая чер-
носпинная, желтомордая. И рысцой скрылись в при-
брежных зарослях. А соколинцы подивились дикости
собак:
— Басурманской породы!
С того осеннего дня Халзан и Гюрза прижились на
левой стороне Волги, в краю исконных русских зве-
роловов, но не подходили к жилью человека, а рыс-
кали по полям, лесам и долам, добывая себе пропи-
тание охотой на диких животных. Только в очень хо-
лодные ночи они подходили к деревне и ночевали в
ометах соломы, чтобы с рассветом снова скрыться в
лесу. И дивились смерды-звероловы неслыханным го-
лосам двух собак, когда они заливались на разные
голоса, заганивая добычу до изнеможения, насмерть.
Казалось, не две, а дюжина собак ревет, поет и пла-
чет в первобытном лесу.
А зверолов Савелий Обушок, после того как в ле-
су с басурманом из-за добычи поразмолвился, на
промысел за Волгу не ходил. Много дней и ночей в
своей избушке за работой сидел, наполнял колчаны
стрелами верными, убойными, чтобы хватило тех стрел
и на зверей лесных, и на ворогов лихих, алчных на
чужую добычу, на добро русское. Чернеет под меся-
цем деревенька Соколиная, словно шапка черная на
холм нахлобучена. Только в крайней к лесу избушке
оконце светится. При свете лучинки выскабливает
отрок стрелы кленовые, наконечники подлаживает и
камушком остро затачивает. А старая бабка Удола,
дремоту пересиливая, внуку помогает, лучинку сме-
няет, чтобы огонек не угасал, не чадил, а ровненько
светил. Не сидит без дела старая Удола. Каждую но-
вую стрелу под жаром очага калит, выдерживает, что-
бы лучинка, древко кленовое, была крепче кости соха-
того, не гнулась, не ломалась бы, пронизывала и зве-
ря и басурмана насквозь, как игла острая. А перед
тем как в колчан положить, стрелу клочком барсу-
чьей шкуры с пеплом протирала до светла, не пере-
ставая напевать, ворожить, внуку в охоте удачу су-
лить, на супостата-басурмана погибель накликала.
Ой, неспроста она прошлой ночью на берег Волги вы-
ходила в час самый полуночный, босая, с волосом
распущенным и, дрожа от стужи, богам своих пред-
ков молилась, глядя в лицо месяцу. И Волге, и земле
кланялась, и месяцу со звездами, просила наслать на-
пасть на ворога, что зверем напал и добычу отнял у
отрока, внука сиротского. И теперь при свете лучи-
ны колдует старая с верой жестокой в свою ворожбу.
После морозов уснула Волга, прошла холодная ме-
тель, засверкали под солнцем снега. Спит перед рас-
светом деревенька Соколиная. Но рано поднялся Са-
велий Обушок и на промысел собирается. Вот вышел
он из избушки погоду узнать, на небо взглянуть —
долго ли до солнышка, не выпала ли за ночь пере-
новка свежая. Прислушался. А из синего леса, мо-
розом заколдованного, набежал волнами зов зауныв-
ный, переливчатый да знакомый такой! Сразу и слу-
хом и сердцем понял зверолов, что это грозные да
певучие доносятся голоса собак, идущих по зверино-
му следу. Собрался Обушок скоро-наскоро и пропал,
растаял в морозной утренней мгле. Только стежку-
дорожку оставил на снегу голубом до опушки лесной.
Трудно стало Халзану с Гюрзой зимой пропитание
добывать. Не скоро добыча в зубы давалась. Вот и в
этот морозный день с зари до полудня молодой лось-
сеголеток водит их за собой по трущобам лесным, на
отстоях рогом и копытом смело обороняется. Устали
собаки, но и зверь дышит тяжело, мечется, топчется
на гриве сосновой. С двух сторон на него голодные
псы наседают, норовят в горло вцепиться, повалить,
задушить. Но не сдается лось, из последних сил за
жизнь стоит. Вдруг безжалостный посвист стрелы. И
не успел сраженный зверь повалиться, как Халзан и
Гюрза пиявками повисли на нем, вцепившись в гор-
ло.
И только когда подоспевший Обушок приколол
лося ножом, обе отпрянули в сторону.
Зверолов распахнул лосиную тушу и бросил соба-
кам по куску внутренностей. Псы с жадностью про-
глотили подачку и на какой-то шаг подвинулись бли-
же.
Отрок свежевал зверя и бросал помощникам кус-
ки парного мяса, а они подвигались все ближе и бли-
же, дрожа от непривычной сытости после долгого голо-
дания. Шерсть на них дыбилась и горела под солнцем
багрянцем и золотом, янтарные глаза отливали кро-
вью.
— Ух, как к зиме-то вырядились! — полюбовался
Обушок на густые псиные шубы. И опять бросил им
по куску от лосиной туши.
Когда солнышко село за лес, охотник взвалил на
спину тяжелую ношу и направился к дому. Халзан и
Гюрза не раздумывая пошли за ним. Усталые, исто-
щенные лишениями и голодом, но сытые они шли за
человеком, к жилью человека. Над Соколиной уже
были сумерки, густые, хмурые и морозные. Пока Обу-
шок в сенцах сваливал ношу, Халзан и Гюрза раз-
гребли лапами соломенную завалинку и, прижавшись
к стене, улеглись ночевать. И прежде чем задремать,
обе глубоко-глубоко вздохнули.
После победы над Суздальской ратью начало Бу-
рундаево войско шайками по сторонам рыскать. Про-
нюхали басурманы, что у заволжских звероловов в
клетях да амбарах дорогих мехов полным-полно, шку-
рок бобровых, куньих да горностаевых. Вот дожда-
лись они, когда Волгу льдом заковало, и начали за-
глядывать в леса костромские да ярославские. Толь-
ко мало было хану от того радости. Возвращались его
воины из заволжских лесов без добычи дорогой, зато
со стрелой в животе.
В ту морозную ясную ночь Халзану и Гюрзе сни-
лась охота на страшного зверя, и сквозь сон они ры-
чали и взлаивали. Теперь собаки не страдали от го-
лода, налились еще большей смелостью и силой и
готовы были насмерть постоять за себя и своего хо-
зяина. Не зря по вечерам из избушки старая Удола
выходила, сытно собак кормила и костлявой рукой
по загривинам ласково трепала, бормоча наговоры.
Потом по снегу босая за околицу выходила, руки к
тощей груди прижимала и, глядя на месяц, колдо-
вала.
При свете месяца чернела избушками деревенька
Соколиная, да Волга спала под белой простыней. Мо-
роз изредка потрескивал. А вот и первый петух про-
кричал. «Не тревожьте собаку, пока она спит». Так
в древней пословице сказано.
Халзан и Гюрза проснулись вдруг, когда нанесло
на них запахом ордынского конника. Вот дробный
хруст снега под копытами, чуть слышный звон сбруи
и оружия. Собаки тихо зарычали и поднялись. Вот
два конных воина свернули от околицы к избушке
Обушка. Халзан и Гюрза теперь их видели и чуяли,
они узнали людей, которые кормили их только побоя-
ми, не позволяли съесть куска от добычи, пытались
затоптать конями, захлестать нагайками. Инстинкт и
разум подсказывали псам, что эти серые всадники на
побелевших от инея коньках несут зло и смерть их
хозяину-зверолову, его жилью и всему селению. И
шерсть на собачьих спинах поднялась дыбом от хвос-
та до затылка. Это были уже не собаки, а умные бес-
страшные звери. Неприметно перешли они с освещен-
ной месяцем завалины и затаились у темной стены
избушки. И когда конники приблизились вплотную к
хижине, с рыком бросились на врага.
Увертываясь от сабельных ударов, собаки кусали
всадников за ноги, а лошадей за ноздри и сухожи-
лия. Кони храпели и пятились, басурманы визгливо
кричали. С луком в руках выскочил из избы Обушок,
узнал незваных гостей, и две стрелы, одна за другой,
пропели со смертельной угрозой. Хрипя и визжа от
ужаса, ордынцы повернули коней и скрылись в об-
лаке снежной пыли. А Халзан и Гюрза отлично по-
няли, за что так ласково хозяин трепал и гладил их
рукой по бокам, и обе глухо рычали, глядя в сторону
ускакавших врагов. И поняли и запомнили. А ста-
рая Удола вынесла им по большому куску оленины.
Целыми неделями стал Савелий Обушок в лесах
пропадать, только изредка навещая Соколиную. К
вечеру в избушку придет, а к рассвету Удола ему все
для нового похода припасет и собак сыто-насыто на-
кормит. А басурманы, что совались в глубину заволж-
ских лесов разведать да пограбить, возвращались в
стан Бурундая без добычи, зато с наконечником рус-
ской стрелы в животе, на лошадях с порванными нозд-
рями и сухожилиями. И рассказывали такие страхи,
что жутко становилось ханам оставаться на русской
земле. Собаками-оборотнями прозвали ордынцы Хал-
зана и Гюрзу. Они с ужасом рассказывали, что не
собаки, а багряный кровожадный барс и толстая чер-
ная змея с желтой головой кусали и рвали коней и
всадников. А самое страшное было в том, что следом
за оборотнями поспевал урус-невидимка с боевым лу-
ком и колдовскими стрелами. И пока всадники обо-
ронялись от двух страшных зверей, русский стрелок
посылал в них меткую каленую стрелу.
Никто в Соколиной не догадывался о тайных под-
вигах Обушка. Только бабка Удола стала еще усерд-
нее колдовать над каждой стрелой, а по ночам босая,
Жаркий да душный
выпал денек. Налетавшись досыта, дремлют чайки
на мокром песке. Канюк привычно, как заведенный,
над лугами кружится, будто дело делает. От реки
прохладой, а с берегов жарынью да цветами наносит
медовыми. Накалилась от солнышка коса-грива пес-
чаная, что Ока с Волгой наметали весной дружными
силами. С каждым годом та коса и ввысь поднима-
лась и вширь раздавалась, и не успевали озеленять
ее ни таловый куст, ни сосна, ни осокорь. Зато за
Волгой от лугов зеленым-зелено, от лесов листвяных,
сосновых и еловых синим-сине!
А сверху по Волге плывет баржа-посудина, сама
собой плывет, мимо лесов дремучих, берегов крутых,
сыпучих. Два бурлака-заморыша по бортам сидят, ле-
ниво веслами шевелят, баржу по попутной воде под-
гоняют. Третий парень-молодец на кормовом весле по-
судиной управляет, чтобы не застряла на мели-пере-
кате, не затрещала бы дном на мореном подводном
дубе.
Хозяин Федул Носатый посреди опалубка на бо-
чонке сидит, бороду радостно пальцами расправляет.
Бурлаки рассчитаны, барыши-прибытки подсчитаны,
а град родной — вон он, за белой стрелой-косой, ру-
кой достать. Немало прибыли взято за соль, за хле-
бушко, за меха звериные с новгородских богачей-гос-
тей, с ярославских да тверских бояр и княжичей.