ми строка: «Русский соло-клоун Анатолий Дуров».
В России конца XIX века было немало цирков. Обычно они
не задерживались подолгу на одном месте, а кочевали из конца
в конец обширного государства. Железная дорога редко служила
такой цели, так как перевозка многочисленных животных и гро¬
моздкого имущества в вагонах обходилась слишком дорого. Паро¬
ходы были доступнее, потому-то гастрольные маршруты норой
обусловливались морскими и речными путями. Но чаще всего кони,
еще вчера вальсировавшие на арене, наутро запрягались в цирко¬
вые фургоны. Даже в отдаленные уголки страны забирались кочую¬
щие цирки. Что же говорить о больших городах? Там, случалось,
за год побывает два-три цирка. Лишь поспевай смотреть разные
программы!
Конные номера были основой всякого представления. Даже
самый бедный цирк держал двух-трех обученных высшей школе
лошадей. Цирки с десятком лошадей считались среднего ранга. Ко¬
нюшни же, принадлежавшие братьям Никитиным, Труцци, Сала-
монскому, Чинизелли, насчитывали свыше ста отличных лошадей.
Русские наездники, наездницы, вольтижеры и дрессировщики
стали успешно соперничать с заезжими иностранными артистами.
Увлечение конным цирком немало способствовало развитию
циркового дела в России. Вслед за первым казенным цирком в сто¬
лице стали открываться и другие. Богатый помещик, гвардейский
полковник Новосильцев, женившись на красавице наезднице Лоре
Бассэн, построил сразу два цирка — в Петербурге и в Москве. Через
несколько лет Карл Гинне тоже соорудил деревянные цирки в сто¬
лице и в первопрестольной.
В конце семидесятых годов Гаэтано Чинизелли воздвиг новое
каменное здание в Петербурге, а в 1880 году Альберт Саламон-
ский — в Москве. Оба цирка были построены так хорошо, что и по
прошествии многих десятилетий остались лучшими в стране.
Петербургский цирк выделялся своей архитектурой и богатством
внутренней отделки. Ложи и места партера были обиты малиновым
бархатом, а все проходы уложены дорогими коврами. Для царя и
его свиты были устроены особые ложи с отдельным входом и спе¬
циальным подъездом.
Гордостью Гаэтано Чинизелли была конюшня. Ее устилали ков¬
ры. В антрактах под ноги лошадям подкладывались ковровые
дорожки, а самих животных, чтобы посетители могли лучше ими
любоваться, поворачивали головами к проходу. Здесь же стояли
аквариумы с золотыми рыбками. В дни праздничных представлений
кошошня опрыскивалась из пульверизаторов духами.
Дочь директора Эмма Чинизелли — смелая наездница высшей
школы, превосходная артистка на ведущие партии в конных кадри¬
лях, котильонах, маневрах, охотах — быстро завоевала симпатии
публики. В числе ее поклонников оказался сам наследник престола,
будущий император Александр III, что еще более способствовало
огромному успеху цирка Чинизелли.
Как петербургские, так и московские зрители любовались вели¬
колепными конными представлениями. В цирке Саламонского, как
уже упоминалось, участвовало в карусели сразу сорок две лошади.
Правда, и это не было рекордом. Один из лучших европейских
дрессировщиков Эдуард Вульф ухитрился размещать в карусели
шестьдесят лошадей, а владелец берлинского цирка Франц Ренц
довел эту цифру до семидесяти! Если бы не сохранившиеся фото¬
графии этого живописного, поражающего своей четкой слажен¬
ностью зрелища, то трудно было бы поверить в его вероятность.
Но вот афиша московского цирка Саламонского, которая красно¬
речиво убеждает, что тут тоже умели блеснуть богатством конюшни:
«Большая спортивная пантомима «Елисейские поля». Проезд
элегантных экипажей.
I. Четверка вороных — изящная французская упряжь и экипаж.
II. Четверка бурых — венгерские бурые лошади.
III. Английский тандэм — пара светло-рыжих лошадей, польская
упряжь.
IV. Пара вороных — шведская упряжь».
Наездники, жокеи и вольтижеры показывали чудеса дрессировки
и собственной ловкости. Наездники на полном скаку выполняли
сложные акробатические упражнения, прыгали сквозь обручи,
жонглировали различными предметами, делали сальто-мортале.
Необычайные по сложности, почти балетные номера исполняли
дрессированные лошади в одиночку и целыми группами. В киевском
цирке дрессировщик Петр Крутиков выводил на манеж лошадей,
которые подчинялись его словесным командам без применения хлы¬
ста и шамберьера. Как было не дивиться такой сцене. На манеж
выходили шестнадцать золотистой масти лошадей. По словесной
«просьбе» дрессировщика они проделывали сложные эволюции, а
затем сбивались в кучу на середине манежа. У каждой лошади на
сбруе был номер. И когда дрессировщик приглашал: «Первая, на свое
место!.. Вторая, на свое место!..» — все лошади становились в ряд,
соответственно номерам.
В цирке Чинизелли образцы высшей школы показывал знаме¬
нитый английский наездник Джемс Филлис. Целое исследование
было написано о методах выездки Филлисом его прославленного
коня Поверо. Высокое умение наездника привлекло внимание воен¬
ных кругов, ему поручили трудных для езды лошадей из царской
конюшни, которых он в короткий срок сделал «легкими». Офицеры
гвардейского кавалергардского полка считали за честь брать уроки
у Филлиса. Генерал-инспектор кавалерии поручил наезднику своих
верховых лошадей, в том числе двух гигантского роста, настолько
непослушных, что никто и не пытался их останавливать, когда они
переходили на галоп. Велико было общее изумление при виде того,
как от легкого движения руки тщедушного старичка Филлиса эти
непослушные гиганты с полного галопа замирали как вкопанные.
Джемс Филлис завоевал такой авторитет, что военное министер¬
ство пригласило его участвовать в выработке наставления для кава¬
лерийских частей русской армии.
Какое первостепенное значение имели конные аттракционы в
цирках, говорит примечание к одной программе: «В случае болезни
лошади или артиста дирекция оставляет за собой право заменить
один номер другим».
Не в пример многим московским улицам и переулкам, давным-
давно уже не оправдывающим свои старинные названия, Садовое
кольцо действительно утопает в зелени бульваров и садов. Даже
его булыжная мостовая местами прорастает травой. И совсем не
по-городскому просторно вокруг. Да и дома попадаются тут ни
дать ни взять, будто дачные — деревянные, приземистые, по фасаду
всего в несколько окон.
В одном из таких домов на Садовой-Самотечной, вернее, во
флигеле в глубине двора, обитает человек редкой профессии, о чем
извещает прибитая на воротах дощечка: «Дрессирую всевозможных
животных, специально собак. Владимир Дуров».
Объявление привлекает редких клиентов, и дрессировщик по
большей части пребывает в обществе нескольких подобранных на
улице бродячих собак, козла и горластого, требовательного гусака.
Все они размещаются в единственной большой комнате флигеля,
лишенной всякой меблировки и оборудования, если не считать ко¬
лец в стенах, к которым привязаны цепочки от ошейников четвероно¬
гих учеников.
Учитель пользуется любовью всего класса. Когда он переступил
порог и произнес: «Здравствуйте, господа!», собаки весело залаяли
и приветливо замахали хвостами, козел заблеял, и в его желтых
глазищах вспыхнул живой огонек, а гусак громогласно загоготал.
— Для начала займемся математикой,— говорит учитель.— Ска¬
жи, Бишка, сколько получится, если два помножить на два?
Кудлатый пес Бишка — явно «не дворянского» происхождения,
что не мешает ему служить образцом послушания и сообразительно¬
сти. Уши собаки — лохматые треугольники — сторожко поднялись,
ясные золотистые глаза, не мигая, уставились на хозяина. Секунда
молчания, и пес лает четыре раза.
— Молодец! — хвалит учитель и тут же награждает ученика
кусочком печенья.— А теперь скажи, пожалуйста, сколько будет
три плюс три?
Лохматые треугольники снова напряженно торчат, немигающий
взор до предела сосредоточен. Собака «думает». «Считает»?
— Гав!.. Гав!.. Гав...—ровно шесть раз лает кудлатый матема¬
тик и опять награждается за верный ответ.
— Отлично! Теперь займемся грамотой.— Учитель кладет на
пол детские кубики с буквами.— Сложи, Бишка, слово «мама».
Возьми букву «эм»... Правильно! Теперь бери «а»... Так...
Надо ли объяснять, что собака не знала букв, не умела склады¬
вать и умножать числа? Дрессировщик подавал ей соответствующий
сигнал, и животное, подчиняясь ему, выполняло задание. Но при¬
учить собаку слушать сигнал, а главное — выполнять то, что сигнал
предлагает, дело очень трудное, здесь-то и требуется талант дрес¬
сировщика.
— Очередь за тобой, Порфирий Прохорович! — Дуров открыл
клетку и выпустил из нее гусака.— Покажи-ка нам свое искусство.
Э-ээ, да ты настроен воинственно. Хочешь быть солдатом? И из
пушки ты умеешь стрелять? Эй! Боб, вези пушку!
Резвый фокстерьер только и ждал эту команду, подбежал к
пушечке на высоком лафете. Дуров прицепил сбруйку Боба к
упряжке лафета. Пушка подкатила к воинственному Порфирию
Прохоровичу.
— Пли!
Гусак захватывает красным клювом шнур пушки. Рывок! Гре¬
мит выстрел. Стелется пороховой дым.
— Молодец, Порфирий Прохорович! Все вы мои молодцы! —
Учитель не менее доволен, чем его ученики, награжденные лаком¬
ствами. Вот результаты ласкового обращения с ними. Как доверчи¬
во, с какой охотой выполняют животные даже сложные упраж¬
нения.
Однако объявление на воротах все же кое-кого привлекает. Даль¬
нейшие занятия прерывает дворник.
— В коляске приехала барыня. Спрашивает, кто тут обучает
собак.
— Проси!
В соседней комнатушке, где еле умещается небольшой стол
и два кресла, приемная дрессировщика. Дворник привел сюда
барыню, известную московскую купчиху. Прежде чем располо¬
житься в предложенном кресле, она бережно прислонила к стене
кружевной зонтик с нарядной шелковой кисточкой на длин¬
ном шнуре. Как досадовал потом Дуров, что не придал значения
атому роковому шнуру! Очень уж оглушила его купчиха своей
болтовней.
— У меня есть собака Милорд. Прелесть! Такой умный, лучше
не сыщешь. Но, представьте, совсем необразованный. Просто стыд¬
но при моих капиталах иметь неученую собаку. Неправда ли?
— Не знаю, сударыня...
— Я хочу, чтобы Милорд научился исполнять все мои прика¬
зания. Это возможно?
— Смотря какие будут ваши приказания...
— Ну, если я прикажу: «Милорд! приведи ко мне горничную
Марфушку!» Пускай он мне ее приведет. Или кухарку Степаниду
из кухни.
— Сударыня, я не могу взяться за воспитание вашего Милорда.
— Ну, так хоть выучите его ездить на извозчике... Тоже не мо¬
жете... А мне говорили, что вы все умеете, собак самого господина
губернатора обучили. Я хорошо заплачу!
— Повторяю, я не возьму вашего Милорда на воспитание.
— Значит, неправда что о вас говорят...
Купчиха вскочила с кресла. Но окончательно пришла в ярость,
когда взяла свой зонтик.
— Ах, боже мой! — указала она на кружева, изорванные в
клочья.
Виновник-гусак, так ловко научившийся дергать за шнур, ти¬
хонько повторил свое упражнение на зонтике, но боясь наказания
поспешно удрал. Вслед за ним выскочила взбешенная барыня. И тог¬
да Дуров заметил другую беду: весь подол ее шелкового платья был
изжеван и изгрызен клювом того же проказника.
Нелегко давался заработок дрессировщику. Довольно часто ему
приходилось отказываться от выгодных предложений. Исходили они
обычно от людей состоятельных, взбалмошных и невежественных.
Как-то явился толстый купчина, владелец лавки кожевенных това¬
ров на Варварке.
— У меня, господин комедиантщик,— обратился он,— есть пес
Барбос, всем хорош, да только нет в нем никакой злости. Сделай
милость, обучи его, чтобы он хватил за ляжку этого мерзавца, ры¬
жего Степана Федорова, что торгует против моей лавки тоже
кожевенным товаром. Понизил цену подлец без всякого уговора
со мною. Нет в нем торговой совести...
— Позвольте, я этого сделать никак не могу!
— Как не можете? Я вас ублаготворю.— Купец хлопнул ручи¬
щей по боковому карману, оттопыренному толстым бумажником.—
А говорят, губернаторских собак научили всякому уму-разуму.
Дуров еле выпроводил купчину, недоумевавшего из-за его не¬
сговорчивости.
К тому времени Владимир Дуров уже стал приобретать репу¬
тацию способного дрессировщика. Имя его начало появляться на
афишах московского цирка. Выступал он вместе со своими учеными
питомцами — собакой Бишкой, гусаком Порфирием Прохоровичем,
козлом Степаном и свиньей, имя которой менялось в зависимости
от разыгрываемой сцены.
Веселость и легкость, с которой животные Владимира Дурова
исполняли свои роли, подкупала зрителей. Математик и грамотей
Бишка доставлял наибольшую славу своему воспитателю.
Сам хозяин Москвы, генерал-губернатор князь Долгоруков на
представлении в цирке восхищался обаятельным Бишкой. И вскоре
дрессировщик Дуров получил приказ обучить губернаторского пса,
огромного сенбернара Барри. Его сиятельство выразил пожелание:
когда собака услышит звук взводимого курка, она должна броситься
на человека, держащего револьвер. Генерал-губернатор опасался
покушения на свою личность.
Как не претило поручение важного сановника, приходилось его
выполнять. Дуров приучил собаку бросаться на чучело, когда слы¬
шался щелчок курка. Заодно приохотил Барри танцевать вальс.
Этот номер неизменно вызывал восторг посетителей кофейной Фил-
липова, куда дрессировщик заглядывал, прогуливаясь по Тверской
улице со своим учеником.
Однако на улице громадный сенбернар внушал прохожим по¬
чтительный страх. Однажды полицейский будочник окликнул
Дурова:
— Эй, господин, очистите панель! Ступайте со своей собакой
на мостовую.
Дуров решил подшутить над грозным блюстителем порядка и в
свою очередь спросил:
— Известно ли вам, любезный, чья это собака?
— Не могу знать...
— Ну так читайте, что написано на ошейнике!
Будочник прочел по складам: «Собака Барри — принадлежит его
сиятельству князю Долгорукову»,— вытянулся во фронт и отдал
честь собаке.
Генерал-губернатор остался доволен обучением Барри и распо¬
рядился выдрессировать другого своего любимца — лайку Гювеи. За¬
дание на этот раз было более мирным: Гювен должен был научить¬
ся прыгать через палку и гасить лапой сигару хозяина.
И этот княжеский каприз был исполнен. Дуров уже собирался
сдать собаку владельцу, как стряслась беда: Гювен вдруг исчез со
двора.
Бедняга дрессировщик уже готовился удрать из Москвы. Однако
положение осложнилось еще более. Агенты полиции проведали о
пропаже губернаторского пса и сообщили о том обер-полицмейсте¬
ру. Огарев вызвал Дурова к себе. Несмотря на благорасположе¬
ние к крестнику своего друга Захарова, он предупредил без оби¬
няков: