картофелинка.
- Так дело не пойдет, - недовольно сказал я. - Если ты будешь так
чистить, нам придется торчать здесь часа два. Ты медленнее, спокойнее...
Галкиной энергии хватило еще на три бульбины. А потом она тяжело
вздохнула:
- Ты меня извини, пожалуйста. Но мне надо на совет дружины. Я уже
опаздываю.
- Пожалуйста. - Я и не думал ее задерживать. - Приходи завтра.
- Да, да, я приду завтра, - заторопилась Галка.
Назавтра ее ждала гора немытой посуды ("от гостей осталось").
Послезавтра я встретил Галку с тряпкой в руках - мы отлично помыли пол. И
когда, наконец, послепослезавтра я открыл ей дверь с малярной кистью в руках
и сказал: "Покрасим коридорчик и кухоньку, а тогда возьмемся за уроки", -
Галка не выдержала. Она сказала, что больше не может и пусть я занимаюсь как
хочу.
Я был доволен.
Следующим мне решился помогать добродушный рыжий Вовка Шлык.
Я смерил его широкие плечи, глянул ему в синие глаза и понял, на что он
может сгодиться.
Нам привезли машину брикета и свалили во дворе. Мама беспокоилась, как
перенести торф в подвал. Вот я и сказал маме, что ко мне придет товарищ и мы
с ним в два счета справимся с торфом. Так и получилось.
Вовка и не думал отказываться, он только спросил:
- Ну, а потом займемся математикой?
- Обязательно. - Я ударил себя в грудь. - Только математикой - чем же
нам еще заниматься!
И работа началась. Когда явилась мама, мы почти половину брикетной кучи
перетащили в подвал.
- Молодцы, ребята, - обрадовалась мама. - Отдохните немного. Я вас
сейчас компотом угощу с пирожками.
Мы сидели на брикете и пили компот, и ели пирожки с мясом, а мама
приговаривала:
- Какой хороший у тебя товарищ, Валерий. Бери с него пример.
- Беру, мама, беру. - Я вовсю глотал пирожки и запивал их компотом.
Потом поднялся.
- Ну мы, пожалуй, продолжим.
Добродушный Вовка вздохнул и стал нагружать ведро коричневыми
брикетинами.
Когда стемнело, весь наш сарай был забит брикетом, а еще небольшая
кучка осталась на дворе. У меня ныла спина. Вовка не мог пошевелить руками, так они болели.
- Завтра добьем, - я бросил брикет в ведро, оно зазвенело.
- Добьем, - вздрогнул Вовка.
Назавтра Вовка сказал, что у него секция и он не может прийти таскать
брикет. Послезавтра он сказал, что немного нездоров. А глаза его бегали и
прятались от моих глаз.
Я не настаивал. Я понял - и этот помогать не будет.
Вот почему я с таким веселым видом оглядывал ребят. Все знали о том, как я встретил Галку и Вовку, все еще помнили об истории с Эльбрусом и
потому молчали.
- Так кого прикрепим к Коробухину? - повторила вожатая Кира.
- Я буду помогать Валерию, - рядом со мной решительно хлопнула крышкой
парты Ира.
Да, этого я не предусмотрел. Она же ничего не знает. Что придумать?
- Можно мне? - Я поднялся. - Я, конечно, очень благодарен Ире, что она
взялась мне помогать. Но, может, ей будет трудно?
- Почему? - спросила Кира.
- Но ведь у Иры занятия в музыкальной школе, и потом она... - я
изобразил, как гимнастки делают ласточку. - Просто времени не хватит?
- Хватит, - сказала Ира.
- Значит, договорились? - И Кира что-то отметила в своей тетради.
Я пожал плечами.
БОЛЕТЬ - НЕ МОЕ ПРИЗВАНИЕ
Дзинь!
Это к нам позвонили.
- Войдите, - чуть слышно проскрипел я. - Дверь открыта.
- Здравствуйте, к вам можно? - На пороге стояла Ира.
Я слабым движением руки показал: входи, мол, видишь - лежу... еле
жив...
- Что с тобой? - бросилась ко мне Ира.
Я лежал на маминой тахте, держался за сердце и тихо стонал.
- Что с тобой? - Ира совсем перепугалась.
- Энцефалит, - сказал я.
- Что-о-о?
- Энцефалит и еще глаукома, - сказал я, и на моих глазах заблестели
слезы. Мне и самому вдруг показалось, что я серьезно болен, еле дышу и
скоро, наверное, очень скоро умру.
- Я сейчас же сбегаю за врачом. - Ира начала поспешно застегивать
пуговицы пальто.
- Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал.
- Я знаю, что врач скажет: "Покой, только покой, другого лекарства
нет".
- Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала
Ира.
Я покивал головой.
- Может, тебе книжку почитать?
Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл:
- Сколько времени?
Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке.
- Половина четвертого.
- Еще часов пять лежать надо.
- Так долго? - удивилась Ира.
- Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой.
- Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я
тебе помогу. Болезни все-таки опасные.
- Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама
придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди!
- До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я
к тебе вечером зайду! - крикнула она.
Когда за ней захлопнулась дверь, я сел на тахте, нашел то место на
груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце
билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать.
Дзинь! Снова к нам.
Я моментально вытягиваюсь на тахте.
- Входите, - жалобно говорю я.
- Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос.
- Ты один?
- Да, один, а что?
Я спрыгиваю с тахты и в два прыжка достигаю двери. Все-таки болеть -
это не мое призвание.
Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него
торчат лыжи.
- Слушай, что ты выдумал? - говорит Семка. - Встретил Ирку, она
сказала, что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее
слезы на глазах были.
Я застонал, как настоящий больной.
- Ах, черт. Как она вызовет "скорую"?
- У нее телефон дома, - сказал Семка.
- Да, - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты
говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка.
- Да что с тобой? - недоумевал Семка.
- Ничего, Сема, ничего. Просто я влип. И ничем уже мне не поможешь.
Айда лучше кататься на лыжах.
Я не буду рассказывать, как примчалась "скорая помощь", как все потом
выяснилось, и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с
моей жизнью и легко все это себе представите.
Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира.
Она разделась в коридоре, я хотел ей помочь повесить пальто, но она
твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату.
Ира села на стул и резко открыла учебник физики:
- Будем заниматься.
- Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире.
- Начнем с физики, - строго сказала Ира.
- Начнем, - как эхо, повторил я.
Ира решительно тряхнула головой.
- Ты должен знать, что без физики в наше время очень трудно что-нибудь
сделать, даже жить трудно.
- Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я.
- Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду!
Я никогда не видел Иру такой сердитой, лицо ее пылало, как пирог, вынутый из духовки.
- Я не кривляюсь, - разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам
всем кажется, что я кривляюсь. Все привыкли и думают, что я клоун. И как
увидят меня, так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду.
А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают.
Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала:
- Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь?
- Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты.
Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась.
- Слушай, поедем в воскресенье в Зеленое на лыжах. Там есть такой
карьер - одно удовольствие, - выпалил я.
- Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор.
- Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень.
- Мне Семка нравится. Он очень добрый.
- До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате.
- А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима.
Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало
замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
Я сел за стол:
- Займемся.
Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и
смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее
избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел
от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной
занимается.
А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над
книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником
физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими
печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она
хорошо влияет на меня, шалопая.
ВОТ ТАК ВСТРЕЧА!
Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и
задачек, Ира предложила:
- Хочешь послушать, как я играю?
- Хочу, - не очень весело ответил я. - Ты изо всех сил побарабань по
клавишам, и я все услышу.
Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась, я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
- Ты все шутишь, - обиделась Ира. - А я и правда неплохо играю.
Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, - похвалилась
она.
Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с
большей радостью погонял бы на лыжах.
Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате.
- Здрасте! - весело сказал я.
- Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама.
- Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, - объяснила
Ира.
- Догадываюсь, - ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие
ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал
туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
- Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира.
И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но
все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не
впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту
говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
- Хватит.
И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось
массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на
цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино
по крышке.
- Шикарное!
Ира просто расцвела.
- Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
- И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? -
спросил я, развалясь в кресле.
- Пока только по нотам, - ответила Ира.
Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее
быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в
нормальных книжках, были сплошные ноты.
- Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не
подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли, парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила:
"На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься
погибнуть за свободу, пойдем с нами".
Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
- Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А
Ириша музицирует.
- Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот
самый Марат.
- Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал, как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или
Чайковский?..
И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а
еще с кем?
С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один
прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом:
"кормили" его снегом.
- Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
"И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у
меня в голове.
- А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно
передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
- Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
- Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла
за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А
это Марат. Он учится в восьмом классе.
Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому
что он побелел еще сильнее.
Я улыбнулся.
- Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
- Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты, выходит, живешь в этом доме? Отлично...
Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты
живешь. И теперь ты в моих руках".
- Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке, на горке.
- Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково
приятные для обоих.
- А там что-нибудь случилось? - спросила Ира.
- Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне.
- Что, Марат? - Ира послушно села за пианино.
- Что хочешь, - ответил Марат.
И тут я схватился за голову.
- Как это я забыл? Я же оставил на плите чайник, там наверняка все
взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи!
Последние слова я произнес, глядя на похитителя, и даже подмигнул ему
на прощанье.
Я прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил, а не пыхтит ли
вправду на плите чайник. Нет, конечно.
Я растянулся на тахте. Убежал я не потому, что испугался этого Марата.
Чихать я хотел на его угрозы. Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать
Ире, что он мелкий и подлый воришка, и она перестанет ему играть разную
хорошую музыку. И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог
слушать с ним вместе эту музыку. Потому что это была моя музыка. Мне
казалось, что я сам мог бы ее сочинить, если б умел, как Ира, играть на
пианино.
Я вспомнил о похитителе и засмеялся: сапог лакированный, а не человек.
И чего он к Ире в гости приходит?
"Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился
в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?"
Да нет, я просто думаю о Марате. Когда такие мальчики обозлятся, они
забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову.
Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной.
"ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЕРКА"
В тот вечер мы с Семкой бродили по двору - дышали свежим воздухом. А
потом отправились на ракетодром Генки Правильного, где мы когда-то здорово
проучили Гороха и его ребят.
- Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка.
- Веселое было зрелище, - согласился я.
На ракетодроме было темно, не то что в памятный вечер, когда мы