Далее (уже современные). В. А. Иванов. "Мифы языческой Руси".
"БАБА ЯГА - первоначально - положительный персонаж древней русской мифологии, прародительница рода, хранительница его жизненного пространства, его обычаев и традиций, жизненного уклада, присматривавшая при этом и за подрастающим поколением. Одна из наиболее значимых берегинь. По мере насаждения на Руси христианства Бабе Яге, как и другим богам языческого мировоззрения, все в большей мере стали приписываться отрицательные черты и намерения.
Из берегини рода Баба Яга трансформировалась в гнусную, зловредную старуху высокого роста на костяной ноге, с деревянной клюкой, с изогнутым в виде клюва носом и торчащими изо рта зубами, с растрепанными косматыми волосами. Иногда она изображается с носом, висящим аж через грядку. ("Сидит Баба Яга - костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос".)
Пешком Баба Яга не ходит. Экипажем для ее передвижения служит, ступа. В ступе Баба Яга летает, пестом ее погоняет, след помелом заметает. Эта старая, злая и мощная колдунья, представляющая собою недобрый потусторонний мир, живет тем не менее преимущественно на этом свете. Ее жилище - это избушка на курьих ножках, стоящая к лесу передом, а к миру задом, что также служит выражением недоброго характера образа Бабы Яги. Забор вокруг избушки - из человеческих костей, а на заборе черепа висят. Ворота в заборе - рот с острыми зубами.
Однако несмотря на весь ее страшный облик, все ее колдовское могущество, несмотря на ее злые намерения, обещание и стремление посадить пришедшего к ней человека на лопату, затолкать его в жарко протопленную печь и поджарить к обеду, она оказывает гостеприимство и Ивану-царевичу, и Ивану - крестьянскому сыну: и в бане выпарит, и накормит, и спать уложит, и даст путеводный клубок. (Ну чем не гостеприимная и заботливая бабушка?)
Сказочному герою Баба Яга подскажет, где и как найти завороженное богатырское оружие, как одолеть Кащея Бессмертного и освободить красавицу из его плена. Дети, попавшие к этой страшной колдунье, всегда выходят победителями из самых, казалось бы, безвыходных положений. Все ее злое коварство идет прахом, и из похитительницы она превращается в дарительницу. И никого она никогда не съедает, т. е. и в сложившейся после принятия христианства трактовке образа Бабы Яги сохранилось влияние прежних представлений о Бабе-берегине".
И, конечно же, академик Борис Рыбаков. "Язычество древних славян".
"Совершенно исключительный исторический интерес представляют сказки, в которых врагами русского богатыря являются не Змеи, а змеихи, жены и сестры убитых змеев, или Баба-Яга, ездящая верхом на коне во главе своего воинства...
В отличие от Змея, который выступает единолично, без сопровождающего его войска, являясь благодаря своей многоголовости как бы символом множественности нападающих, Баба-Яга располагает "ратью-силой несметной". Ее многочисленное войско "как бы оболок катится по краю неба". Богатыри побеждают войско Яги, и она проваливается в подземелье, куда за ней следует и герой сказки.
В подземелье кузнецы, швеи и ткачихи готовят войско для Бабы-Яги. Богатырь убивает всех изготовителей ягиных воинов и побеждает саму Бабу-Ягу, которая иногда обороняется кузнечным молотом.
В своем подземном царстве Баба-Яга обладает стадами скота и враждует с каким-то старым богатырем, которого она ослепила за потраву ее полей.
Слепой богатырь по имени Тарх Тарахович живет во дворце на высокой Сиянской горе. Совместно с Бабой-Ягой действуют и ее дочери. Мужских враждебных персонажей сказки с участием Бабы-Яги не знают. Сама Яга ездит верхом на коне...
В ряде сказок, где происходит бой на мосту, место Змеихи-матери занимает Баба-Яга, уже известная нам по вариантам сказок "о трех царствах", Баба-Яга гонится за богатырем, но ему удается задержать ее, бросая ей в огромную пасть то пять пудов соли, то стог сена, то поленницу дров.
Иногда против Яги выступают быки и кони, пасущиеся в поле.
Во всех сказках, где существует мотив преследования героя Бабой-Ягой, убежищем героя является кузница. Спаситель-кузнец не всегда носит традиционное имя Кузьмодемьяна, но весь ход событий одинаков с легендами о Кузьме и Демьяне (или Кузьмодемьяне): Баба-Яга в погоне за героем прилетает к железной кузнице (иногда огороженной тыном) и должна пролизать дверь. Кузнец хватает ее за язык клещами и бьет молотом. Различна судьба побежденного врага. Если Змея обязательно впрягали в плуг, то Бабу-Ягу кузнецы обычно перековывают на кобылу, но иногда тоже впрягают и пропахивают борозду "аж на сажень у вышки". Яга-кобылица не удерживается у своего хозяина и скоро гибнет.
Связь Бабы-Яги с конями прослеживается в ряде сказок, где герою необходимо найти себе волшебного коня. Живет эта Яга "за тридевять земель в тридесятом царстве", "за степной [огненной] рекой". Дворец ее огорожен тыном, на котором торчат человеческие головы.
Своих дочерей, числом до 12, она превращает в кобыл, а героя, ищущего коня, заставляет в порядке испытания пасти этот табунок Ягишен-кобылиц. Искомым волшебным конем для богатыря является невзрачный конек, сын Бабы-Яги. Герой иногда крадет коня и спасается бегством, а Яга преследует его только до пограничной реки, перейти которую она не может.
Конная Баба-Яга, или Яга-кобылица, мать оборотней-кобылиц, - это, конечно, не та традиционная русская Баба-Яга, которая живет в избушке на курьих ножках в дремучем непроходимом лесу. Эта живет за степной рекой среди шелковых трав, у криничной воды возле моря, что неизбежно наводит на мысль об амазонках, живших у Меотиды..."
Вот она какая, Баба-Яга! А наша?..
- Житья никакого не стало, - сварливо произнес голос, а затем перед ними возникла и сама старуха.
Вовсе даже и не страшная. Обычная, каких много. Одетая как-то по-домашнему, в длинную домотканую темного цвета (не разберешь, какого) понёву, кацавейку, с тронутыми сединой волосами, собранными сзади в пучок. В лаптях, надетых на вязаные теплые чулки. Никаких выпирающих зубов или свисающего носа - вот и верь после этого сказчоникам! - обычный нос, обычные глаза, обычное лицо. Да что там говорить - каждый может отыскать такую старушку среди своих родственниц или знакомых, на худой случай - соседей. За одним исключением. Чувствовалась в ней сила необычная. Не такая, что, скажем, у штангистов-тяжеловесов, и не такая, какая у боксеров. Исконная сила, исходящая от матери сырой земли, от солнышка ясного, от леса стоящего, от облака ходящего... Богатырская, можно сказать, сила, а то и поболе.
В одной руке она держала лукошко с грибами, прикрытыми пучками трав, в другой - суковатую, изогнутую с одного конца, палку-посох, на спине свисала небольшая вязанка хвороста.
Она присела на длинную скамейку, явившуюся вместе со столь же длинным столом прямо из воздуха, поставила лукошко, сняла с плеча хворост и не мигая уставилась на путешественников.
- Значит, жениться решил, коли среднюю дорогу выбрал... - проговорила она. - А кто сам-то будешь, молодец, сват али жених?
- Инженер он, - отозвался Конек, чем вогнал Владимира в легкую краску.
- Да я не об имени спрашиваю. Имя, оно что? Взять, к примеру меня. Как в девках была, так Василисой Прекрасной звали, а как в замужество вышла, так Василисой Премудрой стала, сейчас вишь?.. Эх, да что зря говорить, - махнула она рукой. - Мои года, мое богатство...
- А я не про имя, - насупился Конек. Он, видимо, пришел в себя от прежних страхов, видя, что есть его, по крайней мере, сразу, не собираются. - По имени он - Владимир, тезка князя нашего, и не жениться он, а в Киев стольный путь держит. К пещерникам. По делу. Да вот заплутали мы немного...
- Ага, заплутали, - недоверчиво хмыкнула старуха. - Вот тут один до вас тоже заплутал... Была у меня печь. Знатная печь. И говорить умела, и готовить, и ежели по дрова съездить... Знать бы... Пустила окаянного, - одна ведь живу, а иногда ой как поговорить охота - и пустила, и напоила, и накормила, и в баньку сводила, а он влез на печь, спасибо не сказал - и поминай как звали. Вместе с печью... Так припустил, не догнить... Кто и надоумил?.. А оно и к лучшему, - вдруг решительно произнесла она, - лешой-то совсем стыд-совесть потерял, за каждое полешко по двенадцать белок требует. Стара я по деревьям-то лазать. Так я уж лучше хворостом...
Баба-Яга почесала подбородок и подняла глаза на Владимира.
- Так, ягодки, - проскрипела она. - Дорожку-то вы среднюю выбрали, и нечего мне тут тень на плетень наводить. Извольте ответ держать. Тебе, длинноухому, жена ни к чему, холостым пока походишь, все одно дома не бываешь, хозяйства не ведешь... Да и какой у тебя дом... А вот молодец... Молодцу невеста потребна. Муж без жены - полчеловека. Есть у меня на примете девицы-красавицы, умницы-мастерицы. Да только такую и заслужить надобно. Сослужишь службу - устрою счастье твое, а нет - не взыщи, сам дорогу выбрал.
- Мне бы... - несмело начал Владимир, но Конек незаметно наступил ему на ногу - молчи, мол, нам бы только выбраться, а там - ищи ветра в поле.
Но Баба Яга, видимо, заметила предостережение.
- А чтобы не сбежал, от службы-то, один пойдешь, а длинноухого я себе оставлю. Не вернешься к назначенному сроку, - так я его на лопату и в печь, - добродушно улыбнулась она; впрочем, это не оставляло сомнений в том, что она способна выполнить свое обещание.
- А я как же?.. - растерянно пробормотал Владимир.
- А ты себе другого спутника сыщешь. Волка, например. Он тут где-то поблизости рыскает, от безделья, поди, уже мхом покрылся. Так каким слово твое будет, молодец?
- Ну... Согласен я...
- То-то... Тогда слушай. Привези-ка ты мне, инженер, вещицу волшебную - лучину-самосвет, что горит - не сгорает, то желтым светит, то синим полыхает. А с ней вместе гудок-самгуд, что никогда не устает, ревмя ревёт, ревёт-кричит, путь дать велит.
- Ну и порученьице... - вздохнул Конек. - Никогда о таком не слыхал. Где и взять-то... Да и зачем оно тебе?..
- Мало ли, что не слыхал. А взять... Я вот давеча слышала, девка одна лапти себе захотела, что сама царица носит, так женишок ейный прямо в Царьград... А зачем? Так ведь летают кто ни попадя, никакого уважения к старости. Ладно бы только птицы там, Горыныч, - им положено, что с них спросишь? А то и на метлах, и на свиньях, и на чем только не встретишь... Вот как-то по зиме. Собралась я по делу, на Кудыкину гору. Лечу себе, солнышко светит, морозно так, небо голубенько, облачков нету. И откуда не возьмись - тройка навстречу! Гривы распущены, глаза горят, копыта из воздуха искры высекают. Кони белые, что твой снег! А в санях дед примостился: тулуп красный, шапка красная, сапоги красные, морда красная - ну, сразу видать, из бани. Одной рукой девицу-красавицу обнимает, другой коренником правит. Едва не зашиб, окаянный... Глаза дома оставят, и прут, как на свадьбу... Или вот, намедни. Вижу - летят... Ковер-самолет... Здоровенный, золотом расшитый, человек сто на нем. Музыка у них, скатерти накрыты - свадьбу справляют. Профили у всех латынские, лопочут что-то не по-нашему... Я и глазом моргнуть не успела, как они меня за стол усадили, потчуют, зельем каким-то поят... До песен... Уж и не помню, как выбралась. Помню только, на возвратном пути пошалить захотелось, дай, думаю, промеж двух дубов проскочу...
- И что? - поинтересовался Конек.
- А то!.. Один там дуб оказался. О-дин!.. Глаза подвели... Ну да нечего мне здесь лясы точить! - вдруг осерчала она. - Отдохнешь, - сердито зыркнула она на Владимира, - заночуешь, - и в путь-дороженьку, службу справлять. А то ишь взялись языком чесать...
...Прощание выдалось нерадостным. Конек и Владимир понуро сидели за столом, посреди чисто убранной горницы, не притрагиваясь к богатым яствам, опустив глаза и лишь изредка, вздыхая, поглядывая друг на друга. Баба Яга посапывала (или делала вид) на печи. У правого локтя Владимира лежал объемистый узелок со снедью в дорогу да мошна с казной - сплошь неразменные гривны, куны и резаны - весьма практичная вещь: и потерять невозможно, и обратно возвращаются, разве только не подарить...
- Пора, скололик, пора, - услышал Владимир и вздрогнул. - Времечко - оно быстро бежит, не догонишь. Годочек-то пролетит незаметненько, а ведь еще и службу сослужить надобно. Волка, - Баба Яга сделала ударение на первом слоге, - за изгородью отыщешь, здесь он где-то шастает, невдалеке. А нет - аукнешь. Впрочем, не маленький, сам знать должон.
Владимир нехотя поднялся из-за стола, взял узелок и мошну, и, спиной чувствуя тоскливый взгляд Конька, вышел из избы, а затем и за ворота, сразу же гулко захлопнувшиеся. Ухнул засов.
Горько вздохнул Владимир. И в самом деле, чему было радоваться? - Друга, а кем же еще стал ему Конек, пусть и временно, потерял, куда и с кем идти - неизвестно, что делать - в общем, тоже. А волк, он хоть и сказочный, все-таки волк. Хищник.
Искать которого долго не пришлось.
Не успел Владимир сделать нескольких шагов, как кусты осторожно раздвинулись, и перед ним появился волк собственной персоной. Обычный, он такого в зоопарке сто раз видел. Только неухоженный какой-то, тощий, хвост помелом. Впрочем...
Волк поднялся на задние лапы, сложил передние на груди в молитвенной позе и стал чем-то похож на обедневшего дворянина с картины "Завтрак аристократа".
- Разрешите представиться, - начал он тоном, полностью соответствовавшим его облику. - Волк. Санитар, так сказать, леса. Цвет, так сказать, и украшение здешних мест. В прошлом. А ныне бедствую. Потому как безработный. И голодный. Не будет ли, так сказать, добрый молодец настолько любезен, чтобы уделить, так сказать, малую толику содержимого своего узелка остро в ней нуждающемуся. Временно и взаимообразно. - Он шаркнул задней лапой, одновременно склонив голову. - Отслужу. Верой и правдой, так сказать.
- Да-да, пожалуйста, - протянул ему узелок совершенно растерявшийся Владимир.
- Премного благодарен. - Волк галантно принял подарок, важно прошествовал к ближайшему пню, изящно распахнул узелок, аккуратно расположил его содержимое, присел, побарабанил когтями, и неожиданно быстрым движением разом отправил все себе в пасть.
- Прощеньица просим, - виновато произнес он, доставая из пасти узелок, - же не манж па сис жур... Так что у вас за нужда приключилась, милостивый государь? Какую докуку исполнять посланы? - И, внимательно выслушав короткий рассказ Владимира, почесал задней лапой за ухом и глубокомысленно заключил: - Совсем с ума сошла, старая... Ну да не печалься добрый молодец, так сказать. Помогу я тебе посильно, как и обещался, а не то пропадешь ни за грош. Только попервоначалу надобно нам соглашение составить, честь-по-чести, чтобы, так сказать, никто никого... Условия найма прописать...
Владимир пожал плечами: надобно - так надобно...
- Вот и славненько, - обрадовался волк. - Теперича надобно ворона ученого сыскать, чтоб оформил все по правилам. Непростое, скажу тебе, дельце... - Он задумчиво уставился в пень. - Ну да чего не сделаешь для друга верного, так сказать. - И волк негромко свистнул.
Ученый ворон-стряпчий, по всей видимости, отсиживался нде-то неподалеку, поскольку явился на пне сразу после свиста. Привычным движением извлек традиционное пенсне и водрузил на клюв, затем разложил на пне чернильницу, перо и свиток.
- Читать будем, или сразу подписывать? - хрипло осведомился он. - У нас все строго, в полном соответствии с римским правом. Так что рекомендую, так сказать, не тратить времечка понапрасну.
- Да чего уж там, - подозрительно быстро согласился волк, сунул лапу в чернильницу и основательно припечатал внизу свитка. - Давай, молодец, и вся недолга. Сам говоришь, немного сроку тебе дадено.
- Все-таки хотелось бы... хотя бы в общих чертах... - Владимир был несколько ошарашен столь неожиданным натиском.
- Пожалуйста, - пожал плечами (или что там у него?) ворон, и принялся зачитывать, почему-то по-гречески, одновременно частично переводя на славянский, вставляя бесконечные "так сказать" и поясняя строгие формулировки своими словами. Закончив чтение-перевод обнадеживащим: "А кто старое помянет - тому глаз вон", он выжидающе уставился на Владимира, который из всего зачитанного понял только одно: своей подписью он обязуется поить-кормить-содержать волка на протяжении всего путешествия, не возлагать на него заведомо неисполнимых (по мнению высокой договаривающейся стороны, то есть самого волка) поручений, обеспечить ему восьмичасовой рабочий день с двумя перерывами на обед, пять рабочих дней в неделю и профсоюз (!). Сам волк должен был по мере своих (скромных!) сил и возможностей всячески способствовать выполнению возложенной на Владимира задачи, каковые силы и возможности определялись в каждом конкретном случае самой высокой договаривающейся стороной (волком).