Уж и так Берендей, и сяк, еле-еле утихомирил. И платочков-то атласных наобещал, и всяких румян, и чего только еще, а только выпросил он у них прощения. И не только прощения.
Поведал он им про свою беду, поплакался. А они промежду собой пошушукались, да и говорят:
- Не тужи, царь-государь, поможем мы твоему горю. Дело нехитрое.
Взмахнули платочками, да и выдали царю рисунок, как ему дворец обустроить, чтобы был он лучшего прежнего...
В общем, расстались чуть не лучшими друзьями.
Стали искать мастера, который бы чудо-дворец из проекту мог прямо в жизнь воплотить. И тут, на беду, уж каким-там ветром, занесло одного. Молодой еще, отрок, можно сказать, шапка на глаза сползает, охабень не по росту, а прыткий. Я, говорит, что хошь состряпать могу, глазом моргнуть не успеете, а уж все будет готово в лучшем виде. Я что угодно могу, и корыто, и избу, и пирогов, ежели что, напечь... Не успел я за рисунком отлучиться, так он уж на трон мой забрался, требует себе бочку варенья да ящик печенья, а еще пирожного, морожного и конфет... Еле усовестил. Ты, говорю, уступил бы место старшему, аль в школе не обучен? Насупился он, слез. Показывайте, что да где строить, буркнул. Дал я ему рисунок, стражу приставил, чтоб не убег, да велел на место проводить.
Вот приходит он куда указано, это мне потом воевода рассказывал, - мне, вишь, с государственными делами недосуг сильно было, потому и ослабил контроль за исполнением, - сундучок свой открывает, а оттуда две детины, аки мухоморы, выплеснули. Чего, говорят, изволите, ваше благородие? А он им - чтоб все было сделано-исполнено в соответствие с проектной документацией, в указанные сроки и с соответственным качеством. Сам присматривать буду. И спать лег.
Да только ничего у них не вышло. Эти двое, они за своего старшого всю работу делали, пуще чем он сам. Он спать - они спать, он за ложку - они за ложку... Что ж они, дурнее его, что ли? В общем, выстроили что-то несусветное, невообразимое, да в одну ночь и след простыл. Только материал понапрасну извели. То есть половину извели, а куда вторую половину подевали - неведомо...
Пригласил других мастеров - куда ж деваться-то? Оно, конечно, с одной стороны, красотища, да не будешь же в половине дворца жить?
А только и другие мастера такие же попались. Поглядели на чертеж, поломали головы, и учудили: все, что было справа - налево перенесли, а левое - направо. И опять получилось: была левая красотища, а правая - дырка, а стало наоборот. Я их взашей...
Пригласил третьих, да только они как сговорились. Перекладывают туда-сюда, головы и бороды чешут, а толку ни от кого не добьюсь. Взять бы, да и плюнуть, да и начать сызнова, да уж больно рисунок-то у Василис душу радует. Сами гляньте...
Глянул Владимир на широким жестом раскинувшийся перед ним чертеж дворца, ахнул про себя и призадумался: как быть, что делать. Правильно все Василисы царю Берендею нарисовали (почти как в мультфильме). Да только не разобъяснили, что на одном чертеже два вида показали: внешний и внутренний, разрез дали, со всеми необходимыми размерами и материалами... Даже палочку волшебную в углу выткали. Коснешься ее пальцем - и веди к любой детали, все тебе будет показано-рассказано в отдельно вытканном окошечке...
Ну, не будем мешать Владимиру думать, инженер как-никак, авось выкрутится, а сами пока отвлечемся немного.
"Падающая" башня в итальянском городе Пизе, думаем, известна многим. Наверное, было бы удивительно, если бы в этой стране и в других городах не существовали подобные же "диковинки". В самом деле, сочетавшие в себе равно защитные и жилые функции, башни были весьма и весьма популярны. И конечно же, далеко не все из них отличались "прямотой". А потому отвлечемся немного от наших героев и поведаем (естественно, тем, кто этого не знает) о двух, пожалуй, самых примечательных башнях не только города Болоньи, но и всей Италии - Азинелли и Гаризенды.
Как полагают, строительство первой из них началось в 1109 году, а второй - на десять лет позже. Впрочем, исторических документов того периода не сохранилось, и первое упоминание о башне Азинелли относится лишь к 1185 году. Считается, что изначально она имела высоту всего в 30 метров, затем ее "нарастили" до 70, а вскоре и до 97. И вот почему.
Согласно одной из легенд, между знатнейшими родами Болоньи существовало негласное соревнование Ц построивший самую высокую башню удостаивался наивысшего почета. Вот и старались кто как мог, не обращая внимания на "строительные нормативы". В результате башня наклонилась, и ее отклонение от строгой вертикали ныне составляет свыше двух метров.
Существует о ней и отдельная легенда. Жил в начале XI века в Болонье бедный юноша (что плохо соотносится с богатством и знатностью рода, но легенда есть легенда...), который на своем ослике (по-итальянски asino, откуда якобы и прозвище юноши, а затем и башни) доставлял с протекающей неподалеку речки Рено щебень для городских работ. Увидел однажды юноша в окне девушку-красавицу, влюбился в нее и попросил ее руки. Но отец ее, богатый и знатный, ответил шуткой: "Вот когда построишь самую высокую в городе башню, тогда и засылай сватов". Опечалился Азинелли; где ж ему было взять столько денег? И тут его внезапно осенило (почти как дядю Федора из Простоквашино): а что тут особо гадать да мудрствовать - просто пойти и найти клад. Сказано - сделано. Пошел и нашел. В той самой речке, где собирал гальку. Нанял строителей, которые за десять лет возвели ему башню, и женился на своей избраннице. То-то ее отец, наверное, локти себе кусал...
Известна башня Азинелли еще и тем, что использовалась она для научных экспериментов Джованни Баттистой Риччоли (1640) и Джованни Баттистой Гульельмини (XVIII). В XX веке башня использовалась в качестве наблюдательного пункта во время Второй мировой войны.
Что касается соседней башни, названной в честь семейства Гаризенды, то, судя по отсутствию легенд, клад их представителю искать не пришлось. Он, этот представитель, не мудрствуя лукаво, отступив некоторое расстояние от башни соперников, принялся возводить свое строение. Но мастеров он нанял, по всей видимости, не самых лучших, поскольку башня его начала крениться еще в процессе строительства (если это только не досужие домыслы завистников), а отклонение пресловутого сооружения от вертикали, по его завершении, через некоторое время стало совсем неприличным, переходящим в угрожающее. Тогда строители двинулись в обратном направлении, то есть принялись ее попросту разбирать. В результате двух "корректировок", высота башни сократилась до 48 метров, на радость торжествующим Азинелли.
Причастны ли последние к неудачам первых, историкам еще предстоит выяснить...
- А я вот мастера одного знаю, - заметил, вежливо потупившись, кто-то из волков, - так тот что хошь из чего хошь сделает. Все у него в руках прям горит. Фокой звать. Уважительно - Фока, на все руки дока.
- Где? Где мастер? - встрепенулся Берендей. - Подать сюда мастера! На все руки говоришь? А вот прям сейчас и посмотрим, что за Фока такой.
- Нельзя, - вздохнул волк (кажется, это был Аристарх), - никак нельзя. Подался он к Кощею на заработки, да там и сгинул без вести...
- К Кощею? - подозрительно глянул на него Берендей. - А ну-тка, молодцы, выкладывайте начистоту, за какой-такой надобностью пожаловали. Да чтоб как на духу, а не то...
И он выразительно повертел один кулак поверх другого, словно что-то откручивая.
Делать нечего. Поведал Владимир, как мог, про беду, на него свалившуюся, про Конька, оставшегося пленником у Бабы Яго, про летало, за которым послала она его, чтобы на друга верного обменять. С одной стороны - не так чтобы очень уж подробно, а с другой - не так чтобы очень уж внятно и коротко. В общем, как сумел, так и рассказал.
Берендей слушал, кивал, терзал бороду, покряхтывал, в общем, сопереживал. И как только повесть окончилась, заявил:
- Никакого летала! Ишь чего удумала, старая хрычовка! Людей в полон брать... Ну, так мы на нее ратью! Где воевода? Подать сюда воеводу! Нехай рать собирает - в поход отправляемся, а то все стройка да стройка... Так совсем практику воинскую потеряешь, петухи клевать начнут!.. Где воевода! Чего он там мешкает!..
А тот не мешкал, а судя по доносившимся крикам, исполнял свою прямую обязанность охраны его царского величества. Кто-то домогался видеть царя по важному делу и грозил немилостью не пропускавшему его служаке. Тот стоял скалой, упирая на "не велено". Чем бы все это кончилось, неизвестно, если бы Берендей, не проявив государственной мудрости и заботе об народе (а может быть и просто потеряв терпение), сам не направился к орущим. При его приближении крики смолкли, точнее, спорившие, истощив иные аргументы, перешли к сакраментальному "а ты кто такой..."
Отсутствовал Берендей минут эдак с пять, после чего вернулся чуть не бегом, тщетно пытаясь стряхнуть с себя клещом вцепившегося в его рукав... кого бы вы думали?.. нашего старого знакомца Емелю.
- Да нет, да ты послушай, ваше царское величество, - горячась, доказывал он свою правоту, протягивая Берендею нечто, похожее на мочалу. - Во всей Европе... заместо мху... И кирпичом там оружие уже давно не чистят... токмо паклей... Экологически чистый продукт. Прямо из Парижу...
- Ты мне и прошлый раз врал, что товар из Парижу, а оказалось - из Пошехонья! Прочь с глаз моих!
- Так то в прошлый, это когда было? Тогда меня самого гость заморский вокруг пальца обвел. А нонче как есть - самый натуральный, из Лондона, по цене ниже производителя...
Тут Емеля приметил наших путешественников и приостановился.
- Здрасьте... никак конкуренты пожаловали...
Берендей воспользовался возникшей заминкой.
- Так вы знакомы... - протянул он зловеще. - Так вот вам мое слово царское. Не будет вам никакого летала, ни рати не будет. Вот приведете мне от Кащея мастера, тогда и разговаривать будем. Отдам тогда вам, пожалуй, летало. Сгинь, говорю! - стряхнул он руку Емели.
- А я что, я ничего, - забормотал тот. - К Кощею, так к Кощею. Мы это мигом... А товарец я свой покудова здесь оставлю. Ты погляди, ваше величество, да покумекай, где еще такой раздобудешь? Ниже производителя...
И, ухватив за рукав теперь уже царевича, принялся его настырно куда-то тащить.
- Поехали, поехали, - бормотал он. - Мы мигом, а то неровен час дождь... Тогда и товар попортится... Ты, ваше величество, уж дай распоряженьице слугам вашим под навес убрать, да стражу выставить, чтоб не разворовали...
Пришлось нашим путешественникам поневоле, чтоб еще больше не рассердить Берендея, следовать за Емелей. А то все никак не унимался, и все бормотал что-то о пакле "ниже производителя".
Подтащив их к печке, он ловко запрыгнул на верх, поерзал немного и призывно похлопал ладонью.
- А то неровен час дождь, - пояснил он, думая о чем-то своем, - мы мигом. Туда и обратно. Одна нога здесь... - Он зачем-то поочередно посмотрел на свои лапти, - в общем, и вторая тоже здесь. Нам бы только одно местечко без зацепу миновать... Ну да ничего, авось, кривая вывезет...
Не вывезла.
Владимир даже не понял толком, что произошло. Они пили квас (по полушке за кружку) - Емеля утверждал, что это самый лучший в мире квас от производителя, с пылу с жару (то есть с холодка, тут же поправился он), что с него самого дерут последнюю рубаху (хотя и бормотал в кулак на глазах у всех)... как вдруг уши резко заложило, печка остановилась, словно бы наткнувшись на невидимое препятствие, и все дружно полетели вверх тормашками по направлению движения остановившейся печки, образовав на дороге кучу-малу. Это было тем более странно, что дорога шла по редколесью, никаких помех не наблюдалось, разве что пышный малиновый куст, - да и тот расположился в стороне, так что служить причиной аварии не мог.
Чертыхаясь и отряхиваясь, мотая головами и пытаясь прийти в себя, наши путешественники поднялись на ноги и обнаружили прямо перед собой невесть откуда взявшегося детину, с всклокоченной рыжей шевелюрой, носом картошкой, в меру упитанного (по определению Карлсона), неопределенного возраста, с полосатой дубиной в руках и лицом, сиявшим как обильно смазанный маслом блин.
- Тэ-э-э-к-с, нарушаем... - то ли осуждающе, то ли одобрительно протянул детина, многозначительно похлопывая дубиной, зажатой в правой руке, по раскрытой ладони левой.
- То есть как это? - взвизгнул Емеля, одновременно стараясь выдрать особо прилипчивый чертополох. - Да ты знаешь, кого я везу? Да ты знаешь, что с тобой будет?..
- Это нам без разницы, - внушительно, словно вбивая сваи, ответствовал детина. - Я здесь самим князем поставлен, чтобы порядок блюсти. И блюду. И нарушать никому не дозволю. - Он наклонился и поднял с земли нечто, нашими путешественниками доселе не замеченое. Это нечто оказалось примитивно изготовленной пародией на дорожный знак ограничителя скорости. Скорость допускалась, если судить по римским цифрам, 20 - то ли верст, то ли миль, то ли еще чего...
- Во, видал? - протянул он по направлению к Емеле дубину. - То есть не это, а вот это, - спохватился он, отдернул правую руку и вытянул левую. - Так что давай, не задерживай, плати штраф и дуй себе дальше. А не то как свистну...
- Да что ты, что ты, Соловушка, - сменил тон Емеля, - я что? Я ничего...
("Вот тебе и здрасьте..." - подумал Владимир.)
- Ты не чтокай, а плати! И за себя, и за пассажиров своих. Сколько вас всего тут? Пятеро? Вот шесть гривен и плати...
- Шесть-то почто? - чуть не заплакал Емеля.
- Жалованье у меня маленькое, вот почто. Кручусь, как умею... Да ты и сам-то...
- Тише, тише, - Емеля, быстро глянув по сторонам, протянул Соловью мешочек.
Тот принял его, заглянул во внутрь, потряс над ухом и запихнул в карман широченных штанов.
И сразу сменил гнев на милость.
- Умаялись, небось, на дороге-то. Так не обессудьте, просто так я вас не пущу. Прошу отведать. Чем богаты, тем и рады.
Он приветливо махнул рукой (и знак, и дубина куда-то исчезли самым непостижимым образом) в сторону полянки, на которой (опять-таки совершенно непостижимо) появился стол, накрытый богато украшеной скатертью, и несколько стульев.
...Отобедали знатно и по чину. Царевич, не произнесший за все время, прошедшее от аварии до его окончания, то ли по причине сильной встряски, то ли еще почему, сытно ухнул и подраспустил пояс.
- Спасибо тебе за хлеб за соль, хозяин приветливый, - начал было он, и все ж таки не утерпел. - Ты не серчай, коли что не так спрошено будет, как ты в Соловьи попал? За провинность какую, али по доброй воле, - и тихо толкнул Владимира в бок - мол, безмолвствуй пока.
- За спрос взашей не гонят, - вздохнул хозяин приветливый и, поерзав, устроившись поудобнее, принялся рассказывать, видимо, соскучившись по разговору.
- Не из родовитых мы, из мужиков. И отец мой землю орал, и дед, и прадед, и я бы орал, сызмальства ибо к труду обучен, да на беду мою шли как-то мимо дома нашего калики перехожие. Попросили водицы испить, тут меня и заприметили. Сестра о ту пору за мной с поленом гналась: я, вишь, колоду дегтем обмазал, а она не заметила да и присела. Так и гналась - в руке полено, позади колода. "Баловник он у тебя растет, говорят отцу, не будет из него проку". Ишь ты, какие глазастые, так уж прям и не будет. "Послушай-ка, снова к отцу, совет мы тебе дадим, определи мальчонку в учение, там ему не баловства будет, сам нам потом спасибо скажешь..." Отец аж рот раскрыл, и поначалу ни в какую, да уболтали его... Чего ж за семь ден не уболтать-то... За семь ден я тебе и сам кого хошь уболтаю...
- Вот достиг я возраста, меня отец в пещеры Киевские и отдал на учение да воспитание. Грамоту я быстро освоил, а и как тут не освоишь? Чуть что не так, коленями на горох али розгами по... - Соловей непроизвольно почесался. - Приметили старцы, преуспел я в грамоте, настолько преуспел, что определили меня к летописцу послушание нести. Уже совсем было и сам писарем стал, да только былая жизнь у отца подвела. Накануне перед тем, как обет принять, ну, поначалу там младшим писарчуком, потом старшим, а там, глядишь, годам к семидесяти, и летописцем, - отправился я в Киев, по делам пещерным. Помню еще, вроде соль у нас кончилась. Встретил знакомца, разве ж можно не отметить? Взяли поначалу по ендове. А что потом было - не помню. Охмелел. Как обратно вернулся - про то едино вино ведает. Без единой деньги, старшого нашего непотребно облаял, драку затеял... Вот меня палками да взашей.