Но не успели они отойти и пятидесяти шагов, как неминуемо вспыхнула драка. Вроде бы не было ее вот только сейчас, а глядь - пошла потеха. Царевич уже совсем собрался разнимать, - как же без этого, - еле отговорили, сами, мол, справятся...
...Стежка-дорожка петляла, петляла по редколесью, да и вывела наших путешественников на полянку, посреди которой очень уютно расположилась избушка. Не на курьих ножках - обычная, очень ладная, с резными крылечком и ставнями, с коньками. С одной стороны избушки, за несколькими плодовыми деревцами, паслись две коровы с теленком, по другую раскинулся огород с пугалом в виде Кощея-царя. Невысокая оградка с приветливо распахнутой калиткой - все это и убаюкивало, и приманивало, и обещало ласковый прием.
- Вот оно, жилище-то Кощеево, - застенчиво проговорил Бонифаций, аккуратно подергав Ивана за локоть.
- Ты это что... - медленно начал наливаться краской Иван. - Ты мне это тут шутки шутить вздумал?.. Ты куда нас привел, а? Какое это тебе жилище Кощеево?.. - И принялся засучивать рукава.
И получил бы волк по шее, если бы не мелодичный голос, раздавшийся позади них:
- Кощеево, Кощеево... Проходите, гости дорогие, чай, устали с дороги.
Владимир обернулся да так и застыл с раскрытым ртом: простая русская женщина, в простеньком, неброско расшитом сарафанчике, с корзинкой грибов в руках - куда там нонешним мисс Галактикам, пусть хоть мисс Вселенным - глаз не оторвать.
- Проходите, проходите, - улыбнулась женщина, - ну, что застыли ровно ребятишки напроказившие? Хозяйка я здесь, зовут Василисою.
- Да мы... это... тут... к Кощею шли, - царевич оказался единственным, кто смог хоть слово вымолвить, пусть и запинаясь, - заплутали, в общем... и как пройти, не знаем...
- Куда шли, туда и пришли, - снова улыбнулась Василиса. - Идемте, хозяин там, на заднем крылечке, невод ладит.
И, пройдя мимо пнями застывшими путешественниками, лебедушкой поплыла к дому.
- Ох, чует мое сердце, не туда мы пришли, ох, не туда, - тяжело вздохнул царевич, однако деваться было некуда, и пришлось всей честной компании недружно топать за Василисой, которая, обернувшись на крылечке, очень плавным жестом указала на росшую неподалеку яблоньку, и стол рядом с ней.
Делать нечего - присели, по-прежнему ощущая какое-то странное чувство неловкости. Каждый выбрал себе объект где-то на поверхности стола или вообще под столом, и поедал его глазами, словно бы от этого зависела вся его дальнейшая судьба. А потому не удивительно, что никто не заметил, как подошел и сам хозяин.
- Ну, здравствуйте, добры молодцы, здравствуйте. Дела пытаете, али от дела лытаете? - услышал Владимир веселый голос, поднял взгляд и как-то невольно вжал голову в плечи.
Мужик как мужик, с первого взгляда видно - душа нараспашку, - и по приветливой улыбке, и по смеющимся глазам, - да что там - по всему в отдельности и одновременно по всему вкупе. Средних лет, не полон, не худощав, росту среднего, с легкой сединой в темных волосах - такой обычный-преобычный, ничуть не похожий на злодея, каким изображают Кощея (если это только был он) наши сказки.
А потому разом поднялись, как-то неловко, помялись немного и застыли на некоторое время с раскрытыми ртами. Затем царевич (Владимир благоразумно решил не вмешиваться) как-то очень шумно перевел дух и сказал:
- Ты уж извиняй, хозяин, ежели только что не так, а сбились мы с пути. Шли к Кощею, а попали к тебе. Ты не обессудь, мы ведь не по злобе какой тебя от дела оторвали... Ты укажи нам дорогу, да позволь передохнуть немного, а ежели тебе от нас какая помощь понадобится в деле твоем, так это мы завсегда запросто. А ежели кто зло на тебя имеет, и тут подсобим, замирим, коли так.
Хозяин приблизился, по-прежнему добро улыбаясь.
- Да вы присаживайтесь, чего вскочили-то? В ногах правды нет. Садитесь-садитесь, сейчас нам свет-Василисушка самовар сладит. А вы к кому шли, к тому и пришли. Зовут меня, как родители нарекли, Иваном, по батюшке Ивановичем, а Кощей Бессмертный - это так, от народа пошло. Брошено не со зла, а прикрепилось намертво.
Царевич так плюхнулся на лавку, что та аж прогнулась.
- Как же так, - пробормотал он, недоверчиво глядя на мужика. - Как же так... Ничего не понимаю. Кощей - он... - Иван поскреб затылок, потом попытался что-то изобразить в воздухе, потом, видно, так и не найдя ни нужного слова, ни изображения, закончил: - В общем, он кощей и есть. А у тебя, Иван Иваныч, кость широкая, сам ты видный, крепкий, тебя, ты уж извини, коли что не так скажу, на медведя без рогатины пущать можно - голыми руками возьмешь. Как же так?..
- А вот так, - Иван Иванович обвел рукой стол, на котором откуда ни возьмись появилась скатерть, а на ней пыхтящий самовар, пироги, блины, мед, пряники, и перед каждым - красиво украшенная росписью деревянная чашка на деревянном же расписном блюдечке, и сказал: - Вы пока почаевничайте да перекусите, а я тем временем постараюсь как могу вам все разобъяснить. Не вы первые ко мне приходите; что-то мне подсказывает - и не последние. Ну, слушайте, с чего все началось, чем закончилось.
- Уж и не упомню толком, когда все случилось, а только занесло ко мне как-то ветром попутным купца одного. Купец купецом, ничего необычного в нем. Посидели мы с ним за самоваром, вот как сейчас с вами сидели, поговорили, посудачили, а потом гляжу - захлюпал что-то носом, да в слезы. Я уж и так и сяк утешал его, насилу утихомирил, а заодно дознался, что за печаль-кручина теразет. Поведал он мне, что надысь (али давеча? - не упомню) возвращался он с товаром знатным из Индии. Шелка вез, каменья драгоценные, в Киев, значит, а по пути решил в Багдад заглянуть, на базары тамошние. И только это он так решил да с пути торенного повернул, как повстречал товарища своего, по делу купеческому, Никитина, свет Афанасия. Да и где повстречал-то? Аккурат посреди пустыни, где саксаула не встретишь, не токмо что живое существо. Удивился Парамон (так купца того звали), спрашивает, чего, мол, тот посреди песку делает? Или может, караван какой с товаром красным поджидает?
Нет, отвечает тот, не в караванах счастье. А побился он об заклад с земляками своими, что за три моря сходит, и цел-невредим обратно вернется. Не сам об заклад бился, мед за него в тот вечер бахвалился, а что толку? Отвечать-то кому? Не меду же...
Так вот. Через два моря он перебрался, до самой Индии достиг, а как дальше быть - не знает. Кончились моря, знакомые-то. Бродил он по базарам, бродил, да и выбродил себе советчика. Тот ему и говорит, что, мол, есть море промеж двух рек, Дарьями зовутся, да только не простое оно, а заколдованное. Вроде есть оно, а вроде и нет. Как так? не понял Афанасий. - Что ты мне, мол, тень на плетень наводишь. Оно либо есть, либо нет, - как иначе? А тот ему отвечает: сам не был, не знаю, а люди рассказывают, что вот оно есть, а глянь-поглянь, и нет его. В общем, говорит, я тебе сказал, что мне ведомо, а далее ты уж сам решай, не маленький. Борода, вон, с лопату. И еще что-то добавил, только тихонечко, не разобрал Афанасий, чего.
Вот и решил он счастья пытать, искать это самое море - не море. Да только советчик тот, напоследок, сторговал ему статуя деревянного, с мальчиком. Не хотел Афанасий его поначалу брать - неказистый статуй, мужик какой-то тощий, коричневый весь, что твоя кора сосновая, без кафтана и порток, а на голове полотенце намотано - глянешь - ну чистый гриб-шампиньон. А потом решил - коли чего - на дрова пойдет. А мальчонку (он вроде как сиротой оказался) к торговому делу приучу, в лавку сидеть будет, народ привлекать.
Вот только кто ж знал, что этот самый статуй живым окажется? Правда, это уже потом выяснилось, когда деньги были уплачены, торговец тот поминай как звали, а сами они промеж рек блуждали.
- Ты погодь, погодь, дай передохнуть, - встрял царевич. - Да как же такое может быть? Море, которое то ли есть, то ли нет, статуй, который не статуй...
- Я и сам поначалу сомневался - думал, вот загибает купец, вдесятером не распрямишь. Ан нет, все как сказано, так и вышло. У них, в Индии этой самой, есть такие люди, которые ничем другим не занимаются, окромя как сидят себе где-нибудь на коврике, сам себя переплятя аки змей, и хотя хозяйства никакого не ведет, однако ж пользуется большим почетом. Обычай у них такой. Чем сильнее заплелся - тем большим почетом окружен. Советоваться к ним приходят, денежку приносят. Хотя какой он совет дать может, ежели он в жизни окромя коврика ничего и не видал? Нешто Парамон мог знать, что этот самый статуй переплетенный человеком окажется? Да и по цвету, говорю, ровно кора сосновая...
- А мальчик тут при чем? - снова встрял царевич.
- А мальчик денежку собирает, да на дудочке дудит. Он через время сыграть должен, чтобы тот переплетенный позу сменил, а не то неровен час - так и застынет. Играет мальчик на дудочке, а лишенец этот плавно так - я же говорю, аки змея - по-новому заплетается. Да только случилось так, что мальчик инструмент свой где-то потерял, - это мне Парамон рассказывал, - а другой не было, вот и добыли они ему бубен - другого вишь ты прибора музыкального не нашлось. И что ж ты думаешь? Ежели раньше плавно все было, мягко, так теперь все рывками пошло, смотреть - жуть берет... Дергается весь, рожи страшные корчит...
- Ну, будь по-твоему, - протянул царевич, и было видно, что он, мягко сказать, не вполне поверил сказанному. - А море что? Нашлось али нет?
- Море... В общем, плыл какое-то время Афанасий по реке, потом обмелела она, пошли волоком, как водится, на авось. Шли-шли, уж сомневаться стали, правильной ли дорогой идут, как вдруг ладью обнаружили заморскую. Прямо посреди песка. А то все деревца, маленькие да сохлые. Обсмотрели ее - не то чтобы уж совсем старая, но свое, видать отслужила. Прошли еще сколько - взобрались на гору песчаную - глядят, и глазам своим не верят: не то чтоб рукой подать, но и не то чтоб очень далече гладь водная бескрайняя раскинулась. Вот оно, море-то долгожданное! Обнялись, слезу на радостях пустили, да чуть не бегом... Только вот незадача - чем ближе они к воде, там далее от них она отступает. Ровно заколдована. Уморились, стали. И вода стала. В том же расстоянии. А тут уж ночь близехонько, холодать стало. Делать нечего - забрались они в ладьи свои, потолковали про чудо неведомое, да и уснули. Даже сторожей не выставили. А чего и выставлять-то? За столько времени ни одной живой души...
Вот среди ночи проснулся Афанасий - плохо ему спалось, думы разные одолевали, и чует - не ладно что-то. Поднялся, походил по палубе - не то что-то, и все дела. Глянул за борт - батюшки светы! - а там вода! Ахнул он, глаза трет, ничего не понимает. Кинул кувшин на веревке, зачерпнул, попробовал - и впрямь вода. Да не простая - морская, соленая! Разбудил он товарищей своих, факела зажгли, озираются - ничего не понимают. Было море - не стало моря; не стало моря - вот оно море. Так ничего и не придумав, решили обождать до утра - утро, мол, вечера мудренее, а уж ночи тем более. Да только поутру глядят - они посреди пустыни на том же самом холме, что и прежде, а море - вон оно, блещет водою вдалеке...
И зачалась тут сказка про белого бычка. Днем они к морю ладьи тащут, все не дотащут, ночью море само к ним приходит, а поутру - где были, там и очутились. Им бы плюнуть, да забыть, другого моря поискать, не заколдованного, но Афанасию вожжа некстати под кафтан попала. Пока, кричит, не разгадаю загадки сей, пока не найду, кто здесь колдовством балуется и не всыплю ему по первое число - с места не двинуся. И когда Парамон набрел на них со своим караваном, Афанасий слово свое крепко держал - с места не сдвинулся...
Так получилось, что уговорил Афанасий Парамона забрать с собой того статуя, ибо мочи не стало терпеть; поначалу оно даже забавно было, а потом надоел он, вместе с мальчиком своим и бубном, хуже горькой редьки. Чего уж он ему там посулил, про то не ведаю, а только согласился Парамон довезти его до Багдаду и там на рынке сбыть с рук кому ни попадя. Но не случилось. Видно, слава о том статуе впереди него верст за сто бежала, никто брать не хотел ни задаром, ни даже с приплатою. И ведь не бросишь - с одной стороны, хоть и статуй, а все ж таки живой, а с другой - вроде как слово дадено...
Так и вез его с собой, когда здесь у меня на роздых останавливался. Думал в Константинополе с рук сбыть. Мне тоже пытался, да я отказался наотрез. Зачем он мне нужен? Хоть и любопытен. Он, вишь ты, так сидеть приспособился, что хоть ты ему гвоздь подложи, так он и на гвозде устроится. Ноги скрестит, и парит себе в воздухе, а присмотришься - ан нет, гвоздь под ним. Я сдуру и сам было попробовал, - тут Кощей непроизвольно погладил себя сзади рукою, - не получается. Колется...
Вот, собственно, и конец почти рассказу моему. Я, вишь, что удумал, на статуя глядючи. Питается он особым образом, - это я за мальчонком тем подсматривал, - по часам, да понемногу, да все больше овощами там разными. А наши бабы деревенские все о фигуре стройной мечтали. Им, вишь ты, какой-то купец заезжий, лубок привез из самого Парижу, там все про наряды расписано-разрисовано. Глядят они на картинки - а там все бабы тонкие да высокие, - по мне, так ухватить не за что - а они: ничего, мол, вы, мужики, не понимаете, из самого, можно сказать, центра мод лубок сей, там толк знают, а вам лишь бы за что ухватиться на уме. Так вот: глянул я на баб наших, на статую, и придумал их по индейскому способу кормить, а коли удасться, так и заплетаться под музыку.
Поначалу дело вроде бы наладилось, только мужики местные больно насмешничали, даже Кощеем прозвали. А потом попризадумались, потому как бабы сюда перли, что твои пчелы на цветущую липу. Только недолго затея продержалась. Поначалу гусляров прогнать пришлось - я, вишь, гусляров пригласил, для музыки, - они больше чем играть все на баб пялились; а там и сами бабы потихоньку-полегоньку разлетелись. По этой самой индейской привычке последний раз питаться нужно, когда солнышко еще только на закат повернуло, а уж потом - ни-ни. Да только кто ж удержится-то? Повадились они тайком кто под вечер, а кто по ночам, в погреба лазить, сколько раздоров пошло - и не сосчитать. Судите сами: спит себе мужик опосля трудов дневных, а тут кто-то по погребу али по избе шастает. Поди его разбери в темноте, кто таков: то ли свой из домашних, то ли домовой, то ли человек лихой. Он с кулаками - а ему в ответ ухватом.
Вот и сгинуло дело, почитай, на корню. Только береста и осталась. Метода-то моя ученым людям гальским очень по душе пришлась, - это я про музыку, - они мне ее и прислали. Так, мол, и так, за заслуги, путем ума проявленные, жалуем мы тебе звание бессмертного. У них там, понимаешь, все, кто умом шибко продвинут, всем такую грамоту вручают.
Вот так и случилось, что стал я Кощеем Бессмертным...
Французская Академия, членом которой предложили (якобы) стать Кащею, была создана 2 января 1635 года при непосредственном и весьма деятельном участии кардинала Ришелье (да-да, того самого, который, если верить знаменитым романам Александра Дюма, был непримиримым врагом мушкетеров). Количество академиков должно было быть постоянным; только в случае кончины одного из них на его место избирался новый член. Таким образом и получалось нечто вроде "бессмертия". Кстати сказать, в древнеперсидском войске была гвардия "бессмертных", формировавшаяся по такому же принципу. Жаль только, что упомянутая Академия специализировалась в сфере французского языка и литературы...
Что же относительно "заколдованного" моря, то проницательный читатель уже вне всякого сомнения догадался, о каком именно море идет речь. Не будем рассказывать о многочисленных "исчезающих" озерах и причинах этого явления, а обратимся к весьма примечательной книге Оксаны Владимировны Лариной и Галины Николаевны Мошенской "Удивительные явления природы", увидевшей свет в 2008 году стараниями издательства НЦ ЭНАС. Мы приведем из нее фрагмент, описывающий не всем известный факт, а потому он, может быть, покажется интересным. Вообще же мы очень рекомендуем прочесть эту книгу, что называется, "от корки до корки". В ней приведено (простым языком, в доступной форме) множество любопытнейших фактов об окружающем нас мире, и кто знает, если вы еще не определились с выбором жизненной стези, может быть, именно она послужит для вас путеводной звездой. Если же нет, то, поверьте, время, проведенное с этой книгой, пролетит незаметно и внесет много нового в вашу копилку знаний.
"Невероятно, но факт: около 6 милллионов лет назад на месте Средиземного моря находилась раскаленная пустыня! Температура на ней была столь высокой, что ни одна из существующих ныне пустынь не могла бы с ней соперничать. В свое время ученых в немалой степени поразил факт существования пустыни на том месте, где ныне расположено одно из наиболее масштабных водных пространств. Открытие было сделано в 1970 году в ходе двухмесячной экспедиции по изучению Средиземного моря. К тому времени исследователям было известно: на дне моря находится слой, отражающий звуковые волны. Изучение этого слоя привело к выводам, что он состоит из каменной соли и минералов, образованных в ходе испарения морской воды. Возраст минералов составляет 6-8 миллионов лет. Их образование - величайшая загадка для исследователей, поскольку такое могло случиться лишь при резком уменьшении объема морской воды. Дальнейшие исследования удивили еще больше: новые факты говорили о том, что в далекие времена Средиземное море несколько раз резко высыхало и вновь наполнялось! О том, почему это происходило, можно только гадать. Однако этот факт породил весьма интересную версию - своеобразную попытку объяснить начало ледникового периода. Высыхание Средиземного моря, огромного водного пространства, и появление на его месте гигантской раскаленной пустыни, разумеется, оказало немалое влияние на климат всей планеты. Не исключено, что именно это явление и стало причиной ледникового периода".