Прасковея на минуту прервала нить своих воспоминаний, и Владимир счел нужным вежливо покашлять.
- А скажите, многоуважаемая Прасковея свет Ивановна... - как ему казалось, на древний лад, - начал он, но поскольку больше ничего подходящего на ум ему не пришло, то он попросту рубанул сплеча. - А не подсобите ли вы нам сбежать отсюда?
- Сбежать?.. - протянула старушка и внимательно их оглядела. - Так вы, значит, от дела лытаете?
- Да нет, - вздохнул Конек. - Наоборот. Дело у нас есть важное-преважное, в Киев нам надобноть.
- Да-да, в Киев, по важному делу торопимся, - подхватил Владимир. - В другой раз мы бы с радостью... Старость уважать надо, нас сызмальства этому учат. Через дорогу там переводить, отряды тимуровские... - И поняв, что сморозил глупость, осекся.
- А что за нужда вас в Киев ведет? Говорите правду, а не то враз осерчаю.
- К старцам нам нужно, - вздохнул Конек, не зная, как объяснить ведущую их в Киев нужду.
- Уму-разуму поучиться, - добавил Владимир. - Помощь нам ихняя требуется.
Прасковея внимательно смотрела на них, переводя взгляд с одного на другого.
- Вижу, действительно, нужда вас в Киев ведет; вижу, не хотите ложью обидеть старого человека, а правду сказать не решаетесь. Ну что ж, дело ваше. Да только сдается мне, молодец, что понапрасну ты надежды на скорое возвращение домой питаешь. Ох, понапрасну. Ждет тебя... А впрочем, вы правды не сказали, и я не скажу.
Владимир потупился, не зная, что и сказать. Насквозь видела его старушка.
- Да вы не тушуйтесь, помогу я вам. Чем могу, помогу. Да и кому вам помочь, как не мне? Вон там, около стены, стоит мешок яблок - возьмите его с собой. Вот вам еще гребешок и шерсти клок. И спать ложитесь, а как зорька чуть заалеется, я вас подниму. Хозяйка об эту пору крепко спит, да и в лесу не заплутаете, с дорожки в чащу не собьетесь. Помните, коли дорожку потеряете, беды не миновать. Ну, спите.
"Да какой уж тут сон", - подумал Владимир и сразу же уснул, должно быть, по волшебству.
Проснулся он от того, что кто-то тихонько, но настойчиво теребил его за плечо.
- Вставай, вставай, - шелестел голос Прасковеи. - Ишь, разоспался! Времечко к утру... Пора мне.
Владимир, спросонья, ничего не понимал.
- Вставай, говорю! Коль не хотите в работничках у Василисы остаться... Гребешок взял? Шерсть? Яблоки на коня своего положи. А трава, трава-то моя где?
Прасковея осмотрелась вокруг, но ничего, кроме что-то жевавшего полусонного Конька, не обнаружила, и всплеснула руками.
- Никак слопал?.. Разрыв-траву слопал...
Конек от удивления разинул рот, и на пол выпал маленький букетик.
- Ох, окаянный, что понаделал-то!.. - Старушка шлепнула его по длинным ушам. - Уж и не знаю теперь, поможет ли?.. Пошли, только тихо мне! Не разбудите хозяйку ненароком, - беда приключиться!..
Она направилась к двери; Владимир и Конек осторожно ступали следом.
- Ну, давайте! И тихо мне чтоб!..
Владимир уселся на Конька и взгромоздил перед собой мешок, стараясь не шуметь. Впрочем... Зря Прасковея сомневалась, поможет - не поможет. Помогла разрыв-трава, да еще как помогла! Стоило старушке поднести букетик к двери, просунуть его в щель и коснуться замка, - рвануло, словно разом бабахнула сотня Царь-пушек. Замок с засовом разлетелись в мелкие кусочки, дверь сарая снесло с петель, поднялся несусветный гвалт, а Конек, прижав уши, "пустился как стрела", подгоняемый неразборчивым, но явно не сулящим ничего доброго криком, раздавшемся с крыльца избушки. Баба Яга, как не трудно догадаться, сразу поняла, что послужило причиной внезапного переполоха.
Помните, как в известном фильме: "Погоня! Какой детективный сюжет обходится без нее! В погоне может происходить все! Можно на обыкновенной лошади догнать курьерский поезд и вспрыгнуть на ходу на крышу купированного вагона! Можно запросто перескочить с одного небоскреба на другой! Можно пронестись на машине под самым носом электрички, хотя в действительности шлагбаум закрывают задолго до появления состава! Можно уцепиться за хвост реактивного лайнера, спрыгнуть в океан в нужном месте и схватить за горло мокрого преступника!
Один бежит - другой догоняет! Таков непреложный закон жанра Детектив без погони - это как жизнь без любви!
Деточкин выжимал из рядовой "Волги" все, что она могла дать. Инспектор тоже выжимал из рядового мотоцикла максимум скорости. Выжимали они приблизительно одинаково, и расстояние между ними не сокращалось. Их разделяло двести метров, проигранных старшиной на старте.
Они нудно мчались без всяких происшествий. На дороге не было препятствий, моторы работали исправно, горючее было в изобилии, нервы гонщиков не сдавали..."
Иное дело у нас. У нас - не детектив. А вот поди ж ты, случилась-таки погоня, да еще какая!..
Стрелой вылетев за ворота, Конек пустился по лесной дороге во всю прыть. Да только дорога-то была не прямоезжая, не заглядывали, видно, сюда богатыри русские, тем более княжеские дорожники. Ухаб на ухабе, рытвина на рытвине, пнем погоняет. Чуть в сторону - чащоба непролазная, позаросла всякими-разными растениями вьющимися, колючими; а уж лещины-то и не сосчитать. Тут болотце с окнами незатянутыми, мхами с дурман-цветами, шаг шагнешь - тут и провалишься в топь бездонную. Что там говорить, знала старуха, где избушку свою поставить, а то и сама оборону круговую от лихих гостей организовала.
Пьянящее чувство свободны охватило Владимира. Хотелось расправить плечи, раскинуть руки во всю ширь, воскликнуть могуче: "Эге-ге-гей!" И тут же чувство это было напрочь изгнано мелкой мыслишкой, что, мол, негоже, удираючи, выставлять себя героем. А за ней и другая - неужто оторвались, неужто смирилась Баба Яга с побегом работников и придется ей теперь заняться поисками новой дармовой рабочей силушки?
Только успел подумать об этом Владимир, как сама и нарисовалась. Да еще как!..
Поначалу Владимир, будучи охвачен азартом погони (точнее, азартом удирания со всех ног) не придал значения творящемуся позади них. Шум - он шум и есть; совершенно ясно, что Баба Яга, вопреки надежде, так просто не упустит своих предполагаемых работников. А потом... Уж больно знакомые нотки слышались назади...
То так, то эдак пытался обернуться Владимир, чтобы хоть одним глазком глянуть на то, что там творилось. Но наездник он был, прямо скажем, некудышный, да и мешок мешался, а потому все его робкие попытки приводили лишь к тому, что Конька бросало в сторону, и он серьезно рисковал слететь. Наконец, ему это удалось, - он глянул, и не поверил своим глазам.
Так вот за чем посылала его старуха!
Картина была бы комичной, если бы речь не шла об их свободе. Баба Яга восседала в ступе (в ней, по-видимому, для удобства передвижения внутри была приделана скамеечка), зажав под мышкой помело. Конечно, согласно инструкции пользования ступой, если таковая имелась, помелом следовало погонять и след заметать, но руки у нее были заняты другим. В одной руке она держала нечто, напоминающее керосиновую лампу, а другой бешено вращала торчавшую из нее ручку наподобие патефонной. Внутри лампы что-то вращалось, вспыхивая попеременно то синим, то желтым, а из ее нутра доносился становившийся все более и более отчетливым рев полицейской машины. Стоит ли говорить, что все пичужки-зверюшки, случайно оказавшиеся на или вблизи дороги, бросались наутек.
- Врешь, не уйдешь, - вдобавок ко всему торжествующим голосом время от времени кричала старуха. - От нас еще никто не уходил!
- Что, правда не уходил? - упавшим голосом спросил Владимир у Конька.
- А я знаю? - прокричал в ответ Конек. - Я - еще ни разу. Случая не представлялось... А ты зря ей вещицу эту волшебную привез. Боюсь, не сдюжить нам... Да держись ты прямее!..
Владимира мотало из стороны в сторону, да еще этот мешок, который он придерживал на коленях, все норовил соскользнуть. Он подхватывал его, возвращал в прежнее (ну, или не совсем прежнее) положение, а Конька при этом так уводило в сторону, что он серьезно рисковал встречей с каким-нибудь деревом.
Наконец, Конек не выдержал.
- Что ты там возишься? - вскричал он, сбивая дыхание, а потому слова разбирались с трудом.
- Да вот, мешок этот... - таким же образом отвечал ему Владимир.
- Так он все еще у тебя?!! Чего же ты ждешь?!! Разве не видишь - догоняет!!! Бросай!!!
Владимир поднатужился, но - одно неловкое движение - и мешок вяло плюхнулся на дорогу. Конек, почувствовав некоторое облегчение, сразу выиграл с десяток саженей.
- Дорога поровней пошла, полегче вроде как стало! - прокричал Конек. - Ты в летало, в летало метай! Собьешь - удача нам, а не то, боюсь, не уйдем. Там яблок много, авось попадешь...
- Да я уже того... метнул... - упавшим голосом пробормотал Владимир, подозревая, что сделал что-то не то.
- То есть как метнул? Все сразу?
- Ага...
Конек даже приостновился на мгновение, но и этого мгновения хватило Бабе Яге чтобы отыграть проигранные ранее сажени.
- А гребень? Гребень где? Потерял?
- Нет, у меня он...
- Ну так гребень бросай. - И через некоторое время, поскольку ничего не происходило: - Бросил?
- Бросаю...
- Как бросаешь?
- Как учил: ломаю зубчики и бросаю в летало...
- Ой, горюшко! - вскричал Конек, и, видно от отчаяния, наддал ходу. - Весь метать надобно!
Владимир, понимая, что опять сотворил нечто неправильное, кинул гребень через плечо на дорогу позади себя. И стоило только гребню коснуться земли, как в мгновение ока выросли из нее могучие деревья, толщиною в несколько обхватов, вышиною в полнеба. Да вот незадача - там, где Владимир успел выломать зубчики, образовались просеки. Да какие - два обоза разминуться смогут, на зацепив телеги...
- Шерсть кидай! Шерсть! - отчаянно крикнул Конек.
Но сегодня явно был не день Владимира. Только он начал доставать шерсть из кармана, - Конька мотнуло в сторону, к зарослям чертополоха, - Владимир дернулся, стараясь удержать равновесие, и шерсть осталась висеть на чертополохе, превратившись в густую сеть...
- Ох, горе ты мое, ох, пропали наши головушки! - взвыл Конек и рванул из последних сил, которых у него, это чувствовалось, не оставалось.
И совсем было настигла их Баба Яга, но случилось совершенно непредвиденное. Мелькнуло справа от дороги широкое лицо Соловья с берестой-знаком ограничения скорости, затем откуда-то сбоку вынесло навстречу Емелю, да так вынесло, что едва уклонились, а затем позади что-то ухнуло, грохнуло и раздались невнятные крики, переходящие в потасовку...
Но Конек словно бы и не слышал. Унего открылось второе дыхание, затем третье, четвертое... Давно уже остался позади лес, вырвались они в степь раздольную, без конца-краю, а он все летел и летел вперед, не разбирая дороги, благо, она была одна, пока вдали, посреди равнины, не обозначился холм, а неподалеку от него какое-то странное возвышение, по мере приближения распавшееся на три неподвижно застывшие фигуры.
Конек, как только стали видны три фигуры, словно бы разом потерял остатки сил и разве что не шатался. Владимир неловко соскочил и склонился к своему товарищу.
- Ты как, идти можешь? - озабоченно спросил он. - Или здесь заночуем? Ты хоть и маленький, а тяжелый, не донесу я тебя...
- Ничего. - отвечал Конек, понурившись. - Теперь недолго осталось, да и не посмеет никто нас теперь обидеть. Видишь, застава впереди? Заступятся за нас богатыри русские, ежели что...
- Богатыри?.. - У Владимира аж дух захватило; не гадал - не чаял он с богатырями встретиться. Вот так, запросто, лицом к лицу. - И... Илья там?..
- Кому Илья, а кому Илья Иванович, - наставительно заметил Конек, едва переступая. - Ты, как только ближе подойдем, в пояс поклонись, приветствуй по чину.
...Богатырей, впрочем оказалось всего двое. То, что издали восприималось как третий богатырь, оказалось большим замшелым указательным камнем, при наличии богатой фантазии могущим напоминать фигуру всадника. Дорога около камня растраивалась, причем та, которой чаще всего пользовались, вела к вершине холма, две остальные же, выражаясь словами былин, "заколдобили-замуравили". Илья и Добрыня (мы не будем их описывать, куда нам до Васнецова) безучастными взорами смотрели каждый в свою сторону, скорее для порядку, чем из желания высмотреть приближающегося неприятеля и, казалось, совершенно не обращали внимания на наших путешественников.
Несмело подойдя, Владимир, вместо того, чтобы исполнить изящный поклон как в фильмах о мушкетерах, неловко согнулся в три погибели (прежде чем осуждать человека, попробуйте представить себя самих, оказавшихся в подобной ситуации) и робко брякнул: "Здрасьте..." После чего замер в согнутой позе, придя в ужас от содеянного. Он почти физически ощущал, как рядом краснеет за него Конек.
Потом слегка сотряслась земля - у Ильи, не смотря на всю его кажущуюся безучастность, от удивления выпала богатырская палица.
Затем раздался густой шаляпинский бас.
- Это еще что за диво дивное, чудо чудное? Ну, вот этот, который ошую, мне ведом. А это кто такой будет? Одет вроде по-нашему, а баит - в толк не возьму. Ты кого ж это нам привез, а? Свово, али басурмана какого?
- Свои мы, свои. Да только не серчайте, сильномогучие богатыри, с переполоху мы, погоня за нами, от полону злого спасаемся. Гонится за нами Баба Яга, служить себе приневолить хочет...
- Чтой-то не видать за вами никакой погони, а, Добрыня? Может, помстилось? Сколь глаз видит - чисто в степи...
- В степи? - Конек, судя по всему, был страшно удивлен (Владимир мог судить только по его голосу, поскольку оставался в прежнем положении - словно бумеранг проглотил). - Как так в степи? А где же лес?
- Какой такой лес? Тут до леса ого-го сколько! Днем не доедешь... Сдается мне, помстилось вам что-то. С утра, небось, не емши, вот как мы с Добрыней. Ну, мы на службе, нам положено, а вот вам не пристало.
- Вестимо, с голоду и не такое примерещиться, - встрял в разговор Добрыня. - Вот, помнится... - И он уже было собирался поведать какую-то поучительную историю, но оборвал сам себя. - Потом, потом... Вон, Алешка знак подает, ужин готов. Как мыслишь, Илья Иванович, не можно ли нам на сегодня пост наш оставить да гостей дорогих приветить?
- А то что ж? - откликнулся Илья. - Супостаты, они, чай, не без ума. Они обычно по утру, после завтрака, наезжают. Да только побили всех, поразогнали. Давненько никто на рать не наезживал... А ты, молодец, коли согнулся в три погибели, так хоть палицу подай, что ли, вишь, выпала как-то невзначай.
- А может, он выронил чего? - заступился за Владимира Добрыня.
- Что с воза упало... Не век же нам здесь вековать. Алешка, поди, уже заждался. Осерчает - разогревать не будет. Так давай, палицу-то.
Легко сказать - подай палицу богатырскую! Тут бы и случиться для Владимира конфузу великому, но пришла помощь, причем с совершенно неожиданной стороны.
- Да ты погодь, Илья Иванович, - степенно произнес Добрыня и неожиданно легко спешился. - Нешто ему совладать? Он, вишь, телом как-то не удался, хлипок. Должно быть, летописцем при князе или боярине каком служит. Сразу же видать - не приучен.
Он легко поднял солидно ушедшую в землю палицу, подал Илье, поправил подпругу, закинул, без лишних слов, Конька позади Ильи, а Владимира - на круп своего коня, сел в седло, принял поводья и сказал:
- Ну, вот, теперь можно и подаваться...
За то время, пока они добрались до вершины холма, на котором располагалось богатырское становище, Владимир не увидел ничего примечательного. Да и трудно было это сделать - сидя за широкой спиной Добрыни, он, повернув голову в одну сторону, мог наблюдать Конька позади Ильи, а в другую - широкую, но однообразную степь. Впрочем, расстояние оказалось невелико, с полверсты.
- Ну, вот мы и дома, - пробасил Илья, спешился и снял Конька, ровно пушинку. То же самое сделал и Добрыня, только снял он не Конька, а Владимира. - Принимай-привечай гостей, Алешка!