- Скажите, пожалуйста, как я могу найти Рыбакова Дмитрия Васильевича? Он должен работать у вас. Его специальность – летчик-испытатель…
- Рыбаков? – перебил её голос. – Разрешите узнать, с кем я говорю? На сколько мне известно, у него не было родственников, с которыми он поддерживал хотя бы видимость отношений.
- Почему не было? – похолодела Наташа. – У него и сейчас нет…
- Мне не хотелось бы, честно говоря, возвращаться к этой истории, - голос в трубке замялся и тяжело вздохнул, - но, я вижу, Вы и в самом деле ничего не знаете… Рыбаков Дмитрий Васильевич погиб несколько недель тому назад, при первом же испытании.
- Что? – Наташе показалось, что её разыгрывают. – Вы, должно быть, что-то путаете. Как Вы можете такое говорить?!
- Читаю выдержку из статьи, напечатанной в местной газете, - сердито сказал голос, оскорбленный тоном женщины, не поверившей ему, - слушайте! – В трубке что-то зашелестело. – «…десятого ноября на учебном аэродроме произошла трагедия. Вертолёт… едва поднявшись в воздух, рухнул на землю. Причины аварии до сих пор остаются невыясненными, ведётся расследование. Есть две жертвы – командир экипажа Рыбаков Дмитрий Васильевич и второй пилот…Ещё один член экипажа госпитализирован и сейчас находится в крайне тяжёлом состоянии…» Впрочем, Вас вряд ли это заинтересует, - сухо закончил мужчина.
Наташа медленно опустила трубку на рычаг. Дима, весёлый, жизнерадостный, встал у неё перед глазами. Тонкий аромат одеколона, исходящий от его безупречного белого кителя, крепкие нежные руки, обнимающие её – и мальчишка-подросток с тысячью солнечных зайчиков в русой чёлке. Невозможно было поверить в то, что Его больше не существует. Наташа снова сняла трубку:
- Приготовьте «Магнолию», я подъеду через полчаса. И запаситесь горючим – мы летим в Южно-Сахалинск.
Руслана не было ни дома, ни на работе, но Наташа даже не позаботилась о том, чтобы хоть кому-то сообщить о своём отъезде. В эту минуту ею владело только одно желание – своими глазами увидеть газету и понять, что этот мужчина лгал.
* * *
Глубокой ночью самолет Руслана Девушкина приземлился на учебном аэродроме Южно-Сахалинска, на поле которого, по словам авиадиспетчера, произошла трагедия. Наташа вышла и огляделась, чувствуя себя беспокойно в окружении холодного мрака. На встречу ей уже спешил по полю мужчина. Наташа сразу же узнала его голос – именно этот человек сообщил ей по телефону о гибели Димы.
- Здравствуйте, - чуть поклонился он, - моя фамилия Дементьев. Чем могу быть полезен? Признаться, мы были очень удивлены, получив Ваше сообщение.
- Несколько недель назад здесь произошла трагедия, - выдавила из себя Наташа, стараясь дать ему ориентир для избежания ненужных вопросов, - если это… правда, я хотела бы взглянуть на… то место.
- Так это были Вы? – в первую минуту удивился мужчина, и тут же серьёзным голосом произнес. – Там нечего смотреть – всё давно уже расчистили и убрали. Но, наверно, Вы хотели бы побывать на могиле Рыбакова Дмитрия.
- Вы можете проводить меня? – ни один мускул не дрогнул на усталом и бледном, но прекрасном лице Наташи, когда она произнесла вслух свою просьбу. – Я дам Вам денег.
- Не надо. Я знавал Диму ещё за долго до его гибели, и не хочу, чтобы память об этом человеке оскорблял даже намёк на коммерцию, - он отвёл руку с деньгами и сочувственно посмотрел в глаза женщины, - да и Вам нелегко - я же вижу. Я провожу Вас на кладбище, но, с Вашего позволения, завтра утром. Простите, я всё еще не знаю Вашего имени…
- Будет лучше, если я останусь незнакомкой, - без улыбки ответила Наташа, - как я могу найти гостиницу?
Дементьев записал ей адрес и вызвал такси.
До утра Наташа не сомкнула глаз. Перед ней на туалетном столике лежал старый, засмотренный номер газеты. Статья «Трагедия на учебном аэродроме» была напечатана на первой полосе. Наташа давно выучила её наизусть, но глаза продолжали механически блуждать по строчкам. Завтрак принесли в номер; Наташа так и не притронулась к нему. Когда ей доложили о прибытии Дементьева, она словно очнулась и принялась торопливо собираться.
Она спустилась в холл, где он ожидал, и ничто, кроме чуть воспаленных уголков глаз, не говорило о бессонной ночи, проведенной в стенах этого здания. Дементьев был поражен той выдержкой и смирением, с которыми она появилась перед его глазами, и хотя не мог знать, кто эта таинственная незнакомка и что связывало её с погибшим лётчиком-испытателем, он чувствовал, как горе словно обволокло эту хрупкую женщину чёрным покрывалом.
До кладбища они ехали молча, каждый погружённый в свои мысли. Когда они поставили машину возле ворот, Дементьев вызвался проводить, но Наташа решительно отказалась.
- Вы мне только скажите, я найду сама.
- До конца, предпоследний поворот направо, Вы сразу увидите новую аллею – его могила первая, - он помедлил, намереваясь, очевидно, ещё раз предложить свою помощь, но взглянул в лицо женщины и поспешил отойти.
Наташа медленно шла вдоль ухоженных могил, с каким-то странным интересом разглядывая их. Неужели здесь, среди этих холмов, усыпанных венками, лежит Димка, отец её дочери? В жизни ей всего лишь один раз пришлось побывать на кладбище – когда умер отец, но тогда она испытывала совсем другие ощущения. Несмотря на все их разногласия и ссоры, было тяжело и больно потерять отца, но она приняла его смерть в своем сознании, как неизбежное. А сейчас это странное любопытство, с которым она рассматривала могилы, возбуждало в ней страх, приходящий на смену неверию.
Она подошла к его могиле, обнесённой железной оградой. Гранитный памятник одиноко и величественно возвышался над запорошенным свежим снегом холмом. Фотография в чёрной рамке. Нужно было найти в себе мужество, чтобы поднять глаза и встретиться с Ним взглядом. Наташа боялась прочитать в нём укор, осуждение, печаль разлуки, но больше всего боялась она получить подтверждение, как будто и в самом деле он мог сказать ей глазами: «Правда, родная, меня больше нет».
Несколько минут она боролась с противоречивыми чувствами и, наконец, приказала себе: «Сейчас или никогда!»
Дима смотрел на неё с нескрываемой нежностью. Он улыбался и ямочки проступили на его щеках, а в русой чёлке по-прежнему играли тысячи солнечных зайчиков. И в эту минуту словно что-то оборвалось в Наташе, и когда она поняла, что ниточки, связывавшей их друг с другом, отныне не существует, она бессильно уронила голову на руки и заплакала. Мир вокруг в одно мгновение обрёл страшные черты реальности и она полетела куда-то в пропасть; ей самой казалось, в ад. Чьи-то сильные руки подхватили её и бережно посадили на скамейку возле ограды. Сквозь пелену, упавшую ей на глаза, она услышала встревоженный голос Дементьева:
- Я боюсь за Вас. Вам лучше уехать, я отвезу Вас в гостиницу.
Но она, справившись с приступом слабости, твёрдо отказалась. И попросила его отвезти её не в гостиницу, а в квартиру, где Дима проводил недолгие дни своей новой жизни.
Она не знала, что зайти в его пустую, осиротевшую квартиру будет ещё тяжелее. Оставив за порогом своего обеспокоенного спутника, она прошла в единственную комнату, которую начальство выделило Диме до получения благоустроенного жилья.
Мебель с жалостью смотрела на непрошенного гостя, пока Наташа в растерянности оглядывалась, пытаясь собраться с мыслями. Здесь царил беспорядок. Никому не нужные вещи – одежда, бельё, полотенце – были разбросаны на стульях, небрежно висели в шкафу. Не было только парадного кителя – Дементьев сказал, что Дима похоронен в нём.
На стене, на уровне Наташиного взгляда, висели две фотографии. Жена и дочь погибшего лётчика. Два осиротевших человека. Наташа схватилась за спинку стула, боясь снова потерять сознание, и ее пальцы смяли тонкую ткань рубашки. Она медленно поднесла её к лицу, вспоминая, как они вместе выбирали ее в магазине, прижала к щекам. Она ещё хранила запах его тела, и было странно знать, что самого человека нет, а запах остался. Боже, каким родным был этот запах! И, ощутив через него прикосновение Димкиных рук и губ, Наташа уже не смогла помешать рвущемуся наружу горю. Впервые в жизни несчастье потрясло её на столько, что в эти минуты для неё не существовало ни детей, ни Руслана. Слезы скатывались на рубашку, пропитывая её насквозь, но не принося с собой облегчения, и лишь когда приступы рыданий истощили физически, она решилась открыть ящик стола. Первое, что бросилось в глаза, был альбом с фотографиями Стеши. Здесь же, рядом, лежала бумажка с самарским адресом и надписью: «Мой друг Олежка».
В руках Наташи оказалась толстая тетрадка в коленкоровом переплёте. Она осторожно расправила её уголки и открыла первую страницу.
«1 сентября, пятница.
В нашей параллели появилось двое новеньких. Одного, Руслана, записали в 8 «В», а Дима – мое любимое имя! – будет учиться в нашем классе.
Как хорошо иметь дневник, которому я могу доверять! Лишь ему я расскажу о том, что мне ужасно понравился Дима».
Наташа захлопнула тетрадь и прочитала надпись: «Дневник, который я посвятила своему любимому Димочке Рыбакову». Она вспомнила то первое сентября и улыбнулась сквозь слёзы и призму прожитых лет своим милым детским мыслям. Сколько же времени прошло с тех пор? Больше двадцати лет. И вот она снова держит дневник в руках, а Димы уже нет.
Робкий стук в дверь напомнил о том, что ей пора ехать. Она достала из сумочки пакет и положила в него альбом, сунула между страниц дневника листок с самарским адресом, и взяла тетрадь в руки. Вспомнила о фотографиях на стене и сняла их. Последний раз оглянулась на пороге, оставляя здесь своё прошлое. Ключи она отдала Дементьеву.
- Что будет с вещами? И с квартирой?
- Она не принадлежала ему, это государственное имущество, - необычайно сухо ответил Дементьев, и Наташа больше не задавала вопросов.
На аэродроме он подал ей руку на прощание и она с силой сжала её, прошептав одно-единственное «спасибо».
- Нет, это Вы примите мою благодарность, - с чувством произнёс он, - я так рад за Диму, ведь у него есть Вы – единственный человек, который вспомнил о нём. Спасибо.
Наташа тепло улыбнулась ему и поднялась по лестнице в салон самолета. Ещё долго смотрела она сквозь иллюминатор на фигуру мужчины, пока слепящая белизна густых облаков не поглотила учебный аэродром. Где-то там, в Южно-Сахалинске, остались лежать на могиле лётчика свежие розы, память о любви и благодарность за подаренное счастье.
Глава 30.
«Признание Аники»
Всё своё свободное время Аника проводила если не с Тимуром, то на съёмочной площадке одной из питерских киностудий. Она твёрдо решила на будущий год поступать в академию искусств, по окончании которой собиралась посвятить свою жизнь режиссуре; ну, а пока ей частенько приходилось играть роль девочки на побегушках – в её услугах время от времени нуждались гримёры, костюмеры, осветители, операторы, словом, весь технический персонал картины. Но Аника гордилась своей работой. Во-первых, она нашла её сама, не прибегая к помощи отца, в то время как тот мог бы устроить её под крылышко опытного режиссёра или, на худой конец, в административную группу; а, во-вторых, ей не платили за эту работу денег, то есть всё, что она делала, она делала на чистом энтузиазме. В будущем она, конечно, намеревалась зарабатывать деньги, а сейчас была рада той возможности, что позволяла видеть процесс создания фильма изнутри, проникнуться атмосферой съёмок, понять и оценить достоинство актёрской игры и режиссёрского замысла. Отец неоднократно напоминал ей, что в его власти помочь дочери занять место посолиднее на той же самой киностудии, но девушка упорно отказывалась. Она редко вступала с отцом в спор, но при каждом удобном случае уверяла его, что должна знать всю подноготную профессии на практике, наблюдая за другими, как ОНИ делают свою работу. Михаил Владимирович скоро махнул рукой и позволил дочери заниматься тем, чем она сама считает нужным. Ей было достаточно того, что многие известные актёры и режиссёры часто навещали её отца, и этим Аника не пренебрегала пользоваться. Она знала секреты создания многих знаменитых картин, но посвящала в них только Тимура. С каждым днём он становился ей всё ближе, и всё сложнее было подчинять чувство, заявлявшее о себе смелее. Тимур продолжал оставаться равнодушным – его дружба не нарушала естественных границ и не давала девушке никаких надежд. В последнее время Аника засиживалась в монтажной, готовясь к съемкам чемпионата. Ей приходилось много читать, чтобы овладеть тонкостями операторского искусства, но она всегда была готова к звонку Тимура. Сквозь приоткрытое окно постоянно доносился голос режиссёра, и Аника уже привыкла к нему, пока однажды он не заставил её насторожиться: «Девушкин! Я хочу видеть в этом кадре только Девушкина! Где же он?!»
Аника метнулась к окну, едва услышав фамилию, и воображение подсказало ей тысячу причин, по которым Тимур мог быть востребован режиссёром. Она выглянула на улицу и изумлённо застыла: парень на мотоцикле выделывал такие трюки, что просто не мог оказаться Тимуром. Наспех одевшись, Аника выбежала из монтажной и остановилась, разочарованная.
Это, действительно, был не Тимур. Этот парень был гораздо выше, шире в плечах; когда снял шлем, Аника увидела не русые пряди, а тёмные волосы, модельно подстриженные, но слегка растрепавшиеся от лихой езды. Аника оглянулась. Возле дверей монтажной стоял незнакомый парень, наблюдающий ту же сцену строгим и придирчивым взглядом. Аника решила, что он был одним из каскадёров, не задействованных в съёмках, и осмелилась обратиться к нему:
Простите, Вы не знаете имя этого юноши?
Парень одарил её подозрительным вниманием, но ответил:
- Это Паша Девушкин. Мне думается, что если Вы работаете здесь, то должны знать имена студийных работников. А почему, собственно, Вас интересует Павел?
Аника, не ожидавшая столь пространного и резкого ответа на свой вопрос, озадаченно посмотрела на юношу, и не нашлась, что сказать. Было в глазах этого парня что-то непонятное – одновременно завораживающее и отталкивающее – что девушке не захотелось продолжать разговор. Тем более, что Пашка сам спешил им навстречу. Он вежливо улыбнулся Анике и повернулся к незнакомцу:
Виталик, тебе ещё не надоела эта местность? Мне кажется, эти трюки ты видишь уже в десятый раз.
Виталик пропустил его слова мимо ушей и взглядом указал на Анику:
Кто эта девушка, ты в курсе?
- Нет, но предлагаю не отпускать, пока не узнаем её имени, - игриво сказал Пашка.
Глаза Виталика сверкнули, но Аника не поняла значения этого взгляда. Она поспешила представиться:
- Меня зовут Аника. А Вы, как я поняла, снимаетесь в новом фильме Яковлева, да? Просто я услышала Вашу фамилию из монтажной и почему-то подумала, что это Тимур...
Она собиралась добавить, что у её друга такая же фамилия, но Пашка перебил её:
- Тимур не собирался быть каскадером. Он всего лишь неплохо держит мотоцикл. Да и родители, я думаю, не разрешили бы.
- Так Вы его брат! – догадалась Аника. – Надо же, я никогда не думала, что мы познакомимся при подобных обстоятельствах!
- При каких только обстоятельствах я не знакомился! – красноречиво посмотрел на Виталика Пашка. Потом он снова повернулся к Анике и спросил. – Значит, Вы знаете моего брата?
- Тимур – мой друг, - с гордостью сказала Аника, - он много рассказывал мне о Вас, но я даже не представляла, что мы работаем на одной киностудии.
- А Вы? – поинтересовался Виталик. – Ассистируете режиссёру?
- Когда как. – Уклонилась она от прямого ответа. - Сейчас я готовлюсь к съёмкам чемпионата, на котором будет выступать Эмилия, Ваша сестра. Тимур попросил меня.
- Вот здорово! – воскликнул Пашка. – Я сам не смогу присутствовать на чемпионате, но теперь у меня есть возможность увидеть его позже.
- Становится холодно, - недвусмысленно сказал Виталик.
- Так что же мы стоим! – спохватилась Аника. – Давайте поднимемся в монтажную – там можно попить чай.
- Вы меня тоже приглашаете? – исподлобья взглянул на них Виталик
- Конечно, - кивнула Аника, - ведь вы, насколько я понимаю, друзья?
- Вообще-то мы однокурсники, - небрежно заметил Пашка, поднимаясь по лестнице.
Виталик молча проглотил его слова, и последовал за ним с видом глубоко оскорбленного человека. Они расположились за монтажным столом и принялись с интересом разглядывать технику и многочисленные приспособления, предназначенные для монтажа. Аника не важничала, рассказывая своим гостям о вещах, имевших место в этой комнате, и одновременно сноровисто накрывала стол к чаю. Перед ней были дилетанты в вопросах кинорежиссуры, но она со всей серьёзностью выкладывала им свои планы по съёмкам предстоящего чемпионата.