Разумеется, винить в происходящем следовало только себя.
Следовало — но не хотелось.
Так что сейчас Кирилл мысленно костерил Бажанова с его идиотской затеей, на которую он, Гордей, изначально подписался с крайней неохотой. Ибо на собственной шкуре успел прочувствовать, что шутки с Брюнетом — чреваты. Прочувствовал, однако «шутканул» снова. А в итоге…
«Идиот! Боже, какой идиот! Купился, как ребенок, как самый распоследний фраер!» — матерился про себя и вокруг себя Кирилл, а в мозгу меж тем угодливо всплыла картинка с самодельным плакатиком, кнопочками пришпиленная в кабинете замначальника родного местечкового полицейского отдела майора Митрохина:
«ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАЁТСЯ! ТОЛЬКО ДОДАЁТСЯ!»
Э-эх! И почему она не «всплыла» хотя бы полчаса назад?!!!
* * *
В начале восьмого во двор Асеевых вкатила служебная «магистральная» «фронтера». Отдав распоряжения Коле-Ване: «Кури пока, минут через десять обратно поедем», — Петрухин выбрался с первой парты и направился к родному «фердинанду», выставленному строго напротив подъезда, в котором проживало немногочисленное семейство потерпевшей.
Он толкнул в сторону тяжелую салонную дверь микроавтобуса и удивленно присвистнул: внушительные запасы питьевой воды, два пакета со жратвой, миниатюрный DVD-проигрыватель со стопочкой компакт-дисков, заботливо припасенные две пустые бутылки с широким горлышком — похоже, мобильный наблюдательный пункт был развернут с прицелом на затянувшееся осадное положение.
— Ты чего, на всю ночь решил остаться? — забираясь внутрь, с легкой усмешкой поинтересовался Петрухин у возлежавшего в шезлонге напарника.
— Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, — очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.
— На фига самому-то сидеть? У нас в штате цельный взвод охранников?
— Я распорядился, чтобы штатные с утра выставились. А этой ночью лучше сам посижу, так мне спокойнее будет.
— Ну-ну… Думаешь, по выходе Яны из больнички зачтется? — Леонид метнул в приятеля негодующий взгляд, и Петрухин, дурачась, начал истово креститься. — Все-все, молчу! Чур меня! Сказал глупость, был как всегда неправ… Кстати, ты так и не сказал: в какую больницу ее отволокли?
— ВМА, военно-полевая хирургия.
— Ммм… Однако, тесен мир.
— В каком смысле?
— Да это я так… О своем… Ну что, дружище, «думали свежи, а это всё те же»?
— То есть?
— Похоже, версия твоей Яночки касательно «тарасовских» подтверждается.
— Моей?
— Хорошо, пусть будет нашей. Общей Яночки, — снисходительно согласился Петрухин. — К слову, о чем-то подобном я догадывался уже после утреннего посещения «Океана».
— И на чем зиждилась подобная прозорливость? — ревниво поинтересовался Леонид.
— Чего-чего делала моя прозорливость?.. А, ладно, не суть. Короче, помнишь, перед тем как граната взорвалась, эти уроды с воды в салон сперва какой-то предмет зашвырнули? Он еще аккурат на столик приземлился?
— Что-то такое влетело, да. То ли серебристого, то ли стального цвета, — подтвердил Купцов. — Правда, я так и не успел толком разглядеть.
— Я тоже. А вот утром выяснил: то была пачка сливочного масла.
— ?!!!
— Я говорю: стандартная магазинная упаковка в твердой фольге.
— Не понял? И чего? Вернее — за фига?
— Масло классическое. То бишь «Вологодское». Теперь вкурил?
— Полагаешь, это было что-то типа черной метки?
— Иных разумных объяснений придумать не могу.
— Ну… допустим. Кстати, а почему ты на сборище у Брюнета за это не рассказал?
— Не хотел раньше времени нервировать старика. Опять же, других вещественных доказательств причастности «тарасовских» у нас тогда не было.
— А теперь есть?
— Теперь есть. Накось подывысь! — С этими словами Петрухин достал из внутреннего кармана и сунул приятелю парочку отпринтованных фотоснимков. Судя по разрешению, распечатанных с «цифры» камер слежения. — Ты этого персонажа, часом, нигде не встречал?
Купцов всмотрелся в не лучшего качества изображение, задумался:
— Наверняка сказать не готов… Тем не менее очень смахивает на чертилу, что вел за нами слежку в вологодской командировке.
— Ай, маладца! Вот чуйкой чуял что это «жу-жу» — какое надо «жу-жу», — обрадовался Дмитрий, сграбастывая и убирая картинки.
— Блин! Да ты человеческим языком объяснить можешь? — недовольно пробурчал Леонид.
— Потом, дружище, все пояснения потом. А сейчас категорически нет времени. — Петрухин посмотрел на часы. — О! Аллес капут. Горю, как фашист под Курском.
— Димк, погодь… Я что-то очень важное хотел тебе сказать… Щас… Ах да, вспомнил! Комаров заблуждается — Янка, она вовсе не самая первая с корабля ушла. По крайней мере я своими глазами видел, как еще раньше с гостевой парковочки представительский «мерс» выползал.
— Даже так? Любопытно.
— Именно! Надо бы нам оперативненько выяснить, кто из приглашенных гостей в тот вечер на шестисотом прикатил.
— Да там много чего «надо бы». Выяснить. Вот только когда все успеть?
— Да куда ты все торопыжишься-то? Между прочим, я рассчитывал, что мы с тобой сейчас посидим трошки — мозговой штурмец проведем, фляжечку коньку раскатаем. В салоне как раз 0,5 «киновского» завалялась.
— Да я уж вижу, что ты по-взрослому затарился. Но — увы! — развел руками Петрухин. — Сегодня, ровно в полночь… Зловеще звучит, правда?.. В полночь, «когда силы зла властвуют безраздельно…» В общем, по результатам оперативно собранных вашим покорным слугой кино-, фото- и прочих документов, Брюнет забил Тарасу стрелку.
— Ого! Серьезный подход!
— По-другому работать не умеем, — скромно подтвердил Дмитрий. — Место встречи: мотель с игривым названием «Родничок», что в двадцати километрах от Пикалево по трассе на Вологду. Общий старт в девять вечера от офиса «Магистрали».
— А при чем здесь Пикалево? И Вологда? Тарас — он же череповецкий?
— Потому что в настоящее время Тарас по своим бизнес-делам торчит в Вологде. Это раз. А Пикалево — фактически приграничье. Это, соответственно, два.
— Граница чего?
— Разжевываю: равноудаленная точка от штаб-квартир двух конкурирующих организаций — питерской и вологодской. К тому же владелец «Родничка» Теймураз батькович Мхитарян известен своей швейцарской позицией.
— Какой позицией?
— Он нейтрален, как Швейцария. А потому хранит тайну вкладов, приватных разговоров и окрестных безымянных захоронений.
На лице Купцова отобразилась тревога:
— А что, не исключается и такой вариант?
— Похоже, господин инспектор, вы позабыли главную заповедь людей творческих профессий: «какая свадьба без баяна? какая стрелка без нагана?» — наигранно-строго ответил Петрухин. — Не ссы, Купчина, все едино мы тебя с собой не берем.
— Это с каких таких щей?
— Брюнет распорядился оставить кого-то на хозяйстве. Жребий выпал на тебя.
— Какой еще жребий? — насупился Купцов.
— А я монетку кинул. Ту, что у тебя в стаканчике с карандашами хранится. Помнишь?
Памятуя о былом жульничестве, результатом которого стало… хмм… «тесно-телесное», хотя и всего на одну ночь, знакомство с юрисконсультшей «Магистрали», Леонид смущенно отвел взгляд. Не то стыдясь самого факта жульничества, не то — пряча зажегшиеся в глазах огоньки «сладострастных воспоминаний».
* * *
— Поехать на этой тачке предложил Пронин. Мы с ним… короче, в общаге, в одной комнате живем. Пронин сказал, что идиотов, оставляющих на стоянке машину с ключами, надо учить. Вот мы и… Вот честное слово! Мы просто сели и за пять минут доехали до метро. И всё.
— А всё ли? — прищурился Шалимов.
В кабинете дознавателей 71-го отдела полиции продолжался допрос доставленного прямиком из больнички подозреваемого Пегова. То был субтильного сложения молодой человек с внешностью «ботаника» и прикидом «хипстера». По манере держаться, по торопливой, сбивчивой речи, равно как «лица необщему выраженью», даже непрофессионал сыска без труда определил, что молодой человек отчаянно напуган, а потому, отвечая на вопросы, ничуть не юлит, а напротив — выражает полную готовность помогать следствию. К тому же организм Пегова до предела истощился ударной дозой клистира, вкачанной ему славными продолжателями дела профессора Боткина. По этой причине подозреваемый испытывал теперь необычайную легкость не только в мыслях, но и в прочих отсеках тела.
К слову, а может быть, и стоило взять на вооружение этот некогда передовой опыт австрийских медиков, со знанием дела описанный Гашеком? И перед каждым серьезным допросом устраивать фигурантам промывание желудка? Если на клистирах держалась Австрия, то почему бы на них же не поддержать отечественный сыск?
— А всё ли? — продублировал вопрос Серёжа Кравчук.
— Ну да…
— А вот Гавричков нам под протокол сознался, что…
(Брехня! Не было покамест никакого «под-протокола» с Гавричковым. Поскольку все это время тот продолжал «дозревать» в «обезьяннике».)
— Ах да! Точно! — перебивая оперативника, торопливо «вспомнил» Пегов. — Когда мы вышли из машины, Жека вернулся и магнитолу выдернул.
— Ху ис Жека?
— Женька Пронин.
— Так и говори: Евгений Пронин. У нас с тобой сейчас не «тёрки про тёлки», а официальное следственное мероприятия, — строго подпустил туману Шалимов.
— Да-да, конечно. Так вот, Же… э-э-э-э-э… Евгений Пронин взял магнитолу. Мы ему говорили: не надо. Но он все равно…
— М-да, «славная какая у вас компания», — саркастически ухмыльнулся Кравчук, пародируя Михалкова. — Что и говорить: настоящие друзья!
— Вы о чем?
— Что ты, что Гавричков — всё на приятеля валите: и угнать машину он предложил, и за рулем сидел, и магнитолу взял.
— Так, значит, и женщину — Жека? — в лоб спросил Шалимов.
— Что женщину?
— Он сбил?
— Какую женщину? — мгновенно и в бесчисленный по счету раз покрылся гусиной кожицей Пегов. — Мы никого не…
— Когда грузились в тачку, никаких механических повреждений на корпусе не углядели?
— Э-э-э-э… Не знаю… Ннет… Мы ж бухие были.
— Во-от! Уже одна статья, как минимум, считай, у тебя на кармане.
— К-какая статья?
— «Управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения», — охотно разжевал Шалимов. — До двух лет.
— Почему «до двух»? — охнул Пегов. — За что «до двух»?! Это же не мы! Это Пронин! Мы просто сидели! Сзади!
— Угу. На заду и в заду… Допустим. Где сейчас может ховаться Пронин?
— Не знаю. Вот честное слово!
— А если хорошенько подумать? Он ведь парень неместный, так?
— Да. Он из этого… из Курска приехал. Вообще-то он хотел на физкультурный поступать. Но по баллам ЕГЭ только к нам, в «холодильник», прошел.
— С кем из питерцев, помимо Гавричкова, он приятельствовал?
— Может, баба какая? В смысле подруга? — подкинул вариант Серёжа.
— Ну… В принципе, он с Машкой Архиповой из параллельной группы чего-то такое мутил.
— Чудесно. Где живет Машка?
— Я не знаю. Честное слово! Кажется, где-то в Колпино…
«Буду жить теперь один я, как ТЕРМИНА-АА-ТАР!» — дурным голосом заорал вдруг Шнур. Да так, что все присутствующие в кабинете невольно вздрогнули. После чего синхронно поворотили головы на шум, который, как выяснилось, рингтонно исходил из глубин кителя тихонечко посапывающего в уголочке сержанта Гусимова. На чью долю сегодня выпала миссия сопровождающего, он же — сиделка при измученном теле задержанного Пегова.
Шалимов сердито втопил кнопку диктофона, останавливая запись, и рявкнул:
— Ба-лин, Гусимов! Чурка ты нерусская! Я же вторым твоим родным языком приказал: на время, пока мы работаем, отключить мобильник!
— Извините, тащ капитан! — взялся оправдываться сержант. — Я свой-то, типа, отключил, а про его трубу забыл.
— Что значит «его»? Его кого?
— Это Пегова мобила. Вы сами приказали: отобрать и следить, чтобы на звонки не отвечал и сам никуда не звонил. — Гусимов достал из кармана продолжающую благим матом «шнурить» трубку. — Весь день у него этот терминатор орет. Раз двадцать так уж точно позвонил. Выключить? Я сейчас…
— Погодь! — заинтересовался Шалимов. Он поднялся с места, принял из рук сержанта телефон и всмотрелся в экран дисплейчика. — Очень любопытно… «Жека». — Опер обернулся в сторону Пегова. — Я правильно понимаю, что сей терминатор-Жека есть мобильный позывной товарища Пронина?
— Да.
— Прелестно. Как говорится, на ловца и зверь… А теперь, господин студент, слушай меня внимательно. Сейчас мы тебе нальем рюмашку коньяку, который ты одномоментно в себя опрокинешь.
— Зззачем? — перепугался Пегов.
— А вот именно зззза этим. Дабы ты перестал, наконец, дрожать, как жесть на ветру, а твой отнюдь не ангельский голосок приобрел нотки уверенной постпохмельной развязности. Ясно?
— Нет… Да… Нне совсем.
— Неважно. После этого ты наберешь номер товарища Пронина и своим возвращенным к жизни голоском объяснишь, что после вчерашнего перепоя жуткого весь день продрых, а потому звонков не слышал. И только теперь, очухавшись и узрев огромное количество непринятых от лучшего друга, спешишь справиться о состоянии его здоровья. А главное — об их местонахождении.
— Кого их?
— Пронина вкупе с его здоровьем.
— А, понятно.
— Это очень хорошо, что понятно… Серёжа, доставай НЗ! Будем студента лечить!..
* * *
— Алё… Жека, здорова!.. Да я ва-аще дрова полные. Прикинь, в такое рубанько упал, что вот тока-тока в себя пришел… Что?.. Я?! В какой, на хрен, полиции? Ты чего там, с дуба рухнул? Я ж тебе говорю: в общаге, только-только глазища продрал, после вчерашнего… Чего?.. Гаврика повязали?.. Блин, Жека, а ведь мы тебя, урода, предупреждали…
Ленинградская область, Тосненский район, садоводство «Березка» в районе пос. Ново-Лисино, 1 октября, сб.
Женя Пронин возлежал на продавленной бесчисленными телесами и самим Временем кособокой тахте. Лежал в невеликом садовом домике, доставшемся в качестве скорее обременения, нежели отрады семейству Архиповых по наследству от покойной бабки — заядлой огородницы.
Соблюдая негласный уговор с Машей, шторы на и без того закрытых ставнями окнах были плотно задернуты. Так что внутри сейчас темнота стояла — хошь глаз коли, хошь пальцАми выдавливай. По сути, единственным лучиком света в сем темном царстве служил огонек подсветки от экрана мобильника. По которому в данный момент Пронин, как мог, успокаивал откровенно психующего приятеля:
— Ладно, пегенький, ты главное — не паникуй.
— Ага, не паникуй! — плаксиво отозвалась трубка. — Если они уже Гаврика задержали.
— Ну и че? Гаврик — пацан реальный. Он нас не сдаст.
— Думаешь?
— Отвечаю! — внешне бодро, а вот внутренне — очень даже неуверенно подтвердил Пронин. — А менты… Чего они ему могут сделать? Подержат чутка, да и выпустят. Тачка-то целая.
— А магнитола?
— А пусть хозяин сначала докажет, что она вообще была!.. Кстати, Пегенький, дойди завтра до гаражей.
— Зачем? — насторожился Пегов.
— Поспрашай насчет этой магнитолы. Надо бы ее на деньги обменять. Там почти новьё, «пионер», все дела… Она минимум три штуки стоит, но я готов за полторы уступить.
— Да сейчас этого дерьма у каждого…
— Пегенький, поспрашай! — перебил приятеля Пронин. — Мне позарез бабки нужны. Если найдешь покупателя — сразу звони. Буду недоступен — набери Машку, она мне передаст. Я покамест, на всякий пожарный, в универе и в общаге светиться не буду.
— А дохнуть где будешь? У нее?
— Ты че, сдурел? Там же предки! Там батя, блин, мент!
— Какой батя?
— Машкин папаша. Короче, я сейчас на их даче, типа нелегально, отсиживаюсь.
— Далеко это?
— Да не особо. За Павловском, в Ново-Лисино.
— А там?
— А ты чего, типа, в гости собрался?
— Теоретически — могу приехать, — после долгой паузы, взятой на согласование ответа с операми, подтвердил Пегов.
— Не надо. Я и так здесь на птичьих правах. Сижу как в норе. Машка даже свет зажигать запретила, чтобы соседи не учуяли. Хорошо хоть, у папаши тут запасы курева немереные. Иначе бы совсем кисло.