— Не знаю,— признался я.— Я еще с ним не разговаривал.
— Эти все вопросы, словно я ненормальный или что-то в этом роде. Эти вопросы...
— Билл, ты больше ничего не помнишь?
— О чем я еще должен помнить?
— Не помнишь, в каком ты был кинотеатре?
— Где-то на Третьей аллее. Но ведь они мне не верят, а если мне не верят, то к чему все это? Ведь только ты один мне веришь.— Он смотрел на меня пытливым, умоляющим взглядом.
— ‘Да, я тебе верю, сын.
— Я не надеялся на это.
— Это потому, что я был плохим отцом.
— Нет, папа, не то, ты старался, но это я виноват во всем. Ты видел Жанну?
— Да.
— Она... она тебе сказала?
— Что она должна была сказать?
Я напряженно ждал. Скажет ли он, что возвращался?
— Как она это переносит? Ведь она не верит, что это я?
Что я мог ему ответить?
— Она тебя любит, что бы ни случилось.
— Она не должна меня любить,— вырвалось у него с горечью.— За что она может любить меня? Чем я заслужил ее любовь?
Мне снова послышался голос Анни Шелдон: «Так почему ты всегда берешь вину на себя?» Теперь я понял, что мой сын похож на меня, несмотря на мальчишескую буффонаду и кажущуюся агрессивность, он также не уверен в себе, его так же легко ранить. Не только вокруг Билла затягивалась сеть. Мне стало ясно, что я должен его спасти или погибнуть с ним вместе. Мысли мои приобрели необыкновенную ясность, и я вспомнил о ключе Жанны. Только Билл знает, где он находится. Я тихо спросил:
— Жанна рассказала мне о своем ключе, Билл. Если Трант его найдет... Ты понимаешь? Скажи, где он? Я избавлюсь от него.
Он смотрел на меня с недоумением.
— Я не знаю, папа, о каком ключе ты спрашиваешь?
— Ключ от дома Ронни. Он был в сумке, которую Жанна позабыла на Файр-Айленд и которую ты ей возвратил в тот вечер.
Он покачал головой:
— Я ничего не знаю ни о каком ключе.
— Он был в сумке.
— Сумку я отнес ей.
— И ты не вынимал из нее ключа?
— Я не знал, что там ключ, я даже не заглядывал в сумку.
— Билл, ты можешь поклясться, что не знал о ключе?
— Да, папа, клянусь. Я не стал бы тебя обманывать. Да теперь и незачем.
Силы ему изменили. Он сделал неуклюжий шаг в мою сторону и прижался ко мне.
— Папа, не дай им меня убить!
Я забыл о ключе. Забыл обо всем на свете, кроме того, что он прижался ко мне и положил голову на мое плечо.
— Все будет хорошо,— прошептал я.
— Папа, если бы,я мог понять, я не был бы таким,
Я не должен был тебя ненавидеть. Это все из-за матери...
Вошел Трант, за ним — полицейский.
— Пора,—сказал Трант.
Билла увели.
— Теперь вы понимаете, почему мы приехали сюда? — Я машинально вслушивался в его слова.— Я привел вас сюда, чтобы помешать биться головой об стенку. Вы слышали? Он наследник, и он знал, что наследует большой капитал. Во всем мире не найдется суда, который бы его оправдал. Верьте мне! Оставьте все, как есть. Поступите, как вам посоветует ваш адвокат.
Этот полицейский меня удивлял, я мог бы быть ему благодарным. Он относился ко мне сердечно, а я абсолютно не ожидал от него такого отношения, но он был одним из моих врагов, как Анни, как Жанна, как все другие люди, старающиеся убить Билла своей доброжелательностью.
— Я еду в город, могу подвезти вас домой,— сказал Трант.
И тут я снова почувствовал, что могу безгранично ненавидеть. Только ненависть мне и осталась.
— Идите вы к черту!
Я отвернулся от него и вышел из комнаты.
Глава 18
Я уехал домой. Надо было связаться с адвокатом Билла, но прежде я хотел остаться один и собраться с мыслями.
Леора открыл дверь прежде, чем я повернул ключ в замке. У нее был грозный вид матери, защищающей своего ребенка от всего мира.
— Билл этого не сделал!
— Нет, нет, не сделал, Леора!
Леора и я... два защитника Билла.
— Вас ждет ваш брат, и еще приходил какой-то адвокат. Он хотел говорить с вами. Я позвонила вашему брату.
— Адвокат ждет?
— Нет. Ушел несколько минут назад.
Я вошел в комнату. Питер стоял у камина, на диване сидела Ирис и курила. Возле нее валялись разбросанные газеты.
«Люди искусства,— подумал я с горечью.— Накупили газет, словцо дело идет о театральной рецензии». Я знал, что они любят меня, что они умнее меня, но предпочел бы, чтобы их здесь не было.
Ирис поднялась. На лице обоих было выражение, к которому я начал уже привыкать — осторожное, сочувствующее, неспокойное.
— Добрый день, Жак!
— Добрый день.
— Где ты был?
— Нетрудно угадать. В городе, пытался что-нибудь сделать.
— Жак, здесь был адвокат Билла.
— Я знаю, мне об этом сказала Леора.
— Это отличный адвокат, он знает свое дело.
— Это ты говорил вчера вечером.
Питер растерялся. Я подумал, что мне снова прочитают проповедь для моей пользы и благополучия.
— Я очень устал, может, отложим разговор?
— Меквир хочет с тобой повидаться. Это очень важно, Жак. Сейчас он будет у себя в конторе. Может, позвонить и сказать, что ты здесь?
— К чему такая спешка?
— Это... это...
— Разреши, Питер, я скажу,— вмешалась Ирис. Она подошла ко мне.— Жак, милый, ты считаешь, что Билл не виноват, правда?
— Неужели все люди на земле должны об этом спрашивать? Да, он невиновен!
— И сегодня ты искал этому доказательства?
— Да.
— Удалось тебе что-нибудь?
— Ничего не удалось.
Ирис минутку помолчала.
— Все имеют алиби, так сказал адвокат.
— Да.
— Но адвокат еще сказал нам о завещании Ронни.
— Знаю.
— Откуда? — спросил Питер.
— От Транта.
Ирис продолжала задумчиво:
— Ронни завещал весь свой капитал Биллу. Как это все усложняет! Ты считаешь, он не виноват. Мы все так считаем, но при всех отягчающих обстоятельствах это его не спасет.
— Да,— согласился я.— Одна наша уверенность в его невиновности его не спасет.
— Так вот, Жак, этот адвокат,, а он очень способный специалист, говорит, что в данных обстоятельствах нет ни одного шанса из миллиона, чтобы спасти Билла. Послушай, Жак, адвокат говорит, что, принимая во внимание Фелицию и легкую возбудимость Билла, единственной его защитой может быть только защита по линии психического заболевания. Но на это ты должен дать свое согласие. Он уверял нас, что при имеющемся материале, временное психическое заболевание — неплохой шанс...
Меня снова, охватило отчаяние. В ушах звучал голос Билла: «Этот адвокат, папа... эти все вопросы, словно я сумасшедший или что-то в этом роде...» Слова Транта: «Сделайте, что посоветует адвокат...»
Ирис продолжала:
— Жак, это страшно, но это — единственная надежда.
— Доказать, что Билл ненормальный? — спросил я.
— Временно. Человек, не отвечающий за свои поступки.
—- Пусть лучше его убьют.
Я встал. В этот момент я понял, что нужно собрать все свои силы. Если я сейчас сдамся, то надвигающаяся волна уничтожит и меня, и Билла. Я с ненавистью посмотрел на них и сказал:
— Вы все время ссылаетесь на закон. А я говорю: Билл невиновен. Вы все думаете, что я стараюсь закрыть глаза, потому что я слепой отец, потому что виноват, что сам предал его полиции,, потому что Фелиция... К черту! Меня не интересует, что вы все думаете., Я верю, что Билл невиновен, понимаете, не-ви-на-вен! А если он не виноват, то это можно доказать, а если это можно доказать, то я докажу! А если здесь будет вертеться какой-то адвокат и бредить о психиатрии, то я сброшу его с лестницы.
Теперь я чувствовал, что победил в поединке с ними. Я видел, что в глазах Питера появилось новое выражение. Я торжествовал. Этот — мой! А если я убедил Питера, то и Ирис пойдет за ним. Питер отозвался первым:
— Порядок, Жак, адвоката спустим с лестницы, а что дальше, с чего начинать?
Питер уже взял инициативу в свои руки. Прежде всего —- алиби всех заинтересованных лиц. Разве кто-нибудь пытался установить алиби Билла и поискать этот злосчастный кинотеатр? Мы знаем, что шел вестерн, знаем приблизительно, где этот кинотеатр находится. Физиономия Билла бросается в глаза. Может, кто-нибудь из кассирш узнает его по карточке? А кто проверял алиби Джонсона? И действительно ли именно Ронни запер Жанну? А Анни и Гвендолен Снейгли? Наконец, театр. Лейгтоны и Трант уверяют, что Магги их там видела, но надо спросить Магги.
Его горячность словно разбудила меня. Я позвонил Магги. Да, она встретила Лейгтоиов у входа в театр и разговаривала с ними в антракте.
— Жак, ты придешь сегодня? — спросила она.— Очень нужно, чтобы ты пришел.
— У тебя есть что-то, что может мне помочь?
— Сама не знаю. Но ты должен знать. По телефону говорить об этом неудобно.
— Я сейчас приду.
Я рассказал Питеру о Лейгтонах и о билетах. Он ответил, что это тоже надо проверить. Теперь уже даже Ирис приободрилась. Мы составил план. Ирис должна была заняться Джонсоном, Питер с фотографией Билла обойдет кинотеатры. Во мне забурлила энергия. Я вспомнил о ключе Жанны. Билл мне не лгал, я был в этом уверен. Кто мог иметь доступ к этой сумке? На Файр-Айленд вытащить ключ было некому. Потом Билл поставил мою машину в гараж, а сам на подземке поехал к Сильвии Ример. И только после Сильвии он пошел на 58-ю улицу. Значит, ключ могла взять Сильвия. Она — один из развенчанных гениев Ронни, она так же сильно ненавидела Ронни, как и Билл, и на этом крепла их дружба. Кроме того, она любила Билла и ненавидела Жанну.
— А что ты будешь делать? — внезапно прервал мои мысли Питер. -
Я решил пока скрыть историю с ключом от Питера и Ирис, чтобы они снова не усомнились в Билле, и ответил:
— Я поеду к Сильвии Ример.
— Зачем? — спросил Питер.
— Она — близкая приятельница Билла. Может быть, она что-нибудь знает. А потом — к Магги,
План действий был намечен.
Собираясь уходить, Ирис сказала:
— Жак, я виновата перед тобой. Как я могла хоть на минутку усомниться в Билле! Это все адвокат виноват. Мы спасем его, Жак!
Глава 19
На Перри-стрит я нанял, такси, так как не был уверен, могу ли вести машину сам. Никто до сих пор не подумал о Сильвии Ример как о подозреваемой. Ведь Трант не проверил ее алиби. Но она хотела помочь Биллу и ненавидела Ронни. В голове моей началась путаница.
Дверь открылась сразу. Сильвия долго смотрела перед собой близорукими глазами и, наконец узнав меня, нервно спросила:
— Есть новости?
— Нет.
— Прошу вас, войдите.
Мы вошли в комнату. На топчане все еще лежала неубранная постель. Сильвия закурила, руки у нее дрожали.
— Вы его видели?
— Видел.
— В самом деле? А я думала, вы провели день, стеная над трупом Ронни.
Я сел на топчан.
— Скажите, за что вы меня так ненавидите?
— Это нетрудно отгадать. Я дружу с Биллом.
— И каждый, кто дружит с Биллом, должен меня ненавидеть?
— Иначе не может быть. Ему только девятнадцать лет. А что он видел дома? Сочувствие, понимание? Он должен уважать отца, если видит в нем опору.
— А меня он не уважал?
— Как он мог уважать вас, если целью вашей жизни было лизать сапоги Ронни Шелдона? Вы же этому чудовищу продали свою душу!
Меня взорвало.
— К чему эта болтовня о чудовищах? Вы что, считаете, что мой сын был нежной лилией, требующей ухода двадцать четыре часа в сутки? Папа тебя любит! Папе не нужны друзья!
— Друг! Ронни Шелдон — друг?
— В чем вы можете его упрекнуть?
— Вы хотите знать, в чем я могу его упрекнуть? Вашего Великого Ронни? Хотите послушать, кад он посту-пил со мной?
Это было несколько лет тому назад. Мне тогда шел двадцать первый год и я только приехала из штата Айдахо. Жаль, что вы не видели меня в то время. Я уже написала повесть в стихах, она, наверное, гроша ломаного не стоила, но тогда я думала, что это самое большое достижение со времен Фауста. Я посылала рукопись разным издателям, и мне всегда ее возвращали. Наконец она попала в фирму «Шелдон и Дулитч». В ответ я получила письмо, что мистер Шелдон очень заинтересован в повести и просит меня прийти в издательство. Это был великий день. Известный издатель, известный покровитель гениев, известный миллионер... Было от чего закружиться голове. Я нарядилась с ног до головы. Очки оставила дома, хотя без них не увижу и коровы в трех шагах. Я отправилась в издательство, готовая увидеть и победить.
Самое смешное — я не проиграла.
Он осыпал меня похвалами: моя повесть — гордость человечества! Похвалы лились, как теплое пиво из бутылки. «Он ее издаст, создаст вокруг нее шум. Ведь я новая Гвендолен Снейгли!» Я видела, что его привлекала моя женственность. Он пригласил меня завтракать. Оказывается, мы прямо-таки созданы друг для друга. Он, видите ли, никогда не встречал ничего подобного! Когда я добралась домой после нескольких рюмок мартини, то вспомнила, что. приглашена на ужин — только вдвоем. Я была в восторге! Подошла к разбитому зеркалу и повторяла: «Он меня любит! Меня любит великий Ронни!»
Я слушал внимательно. Для Ронни это было обычным делом. Попалась еще одна провинциалка, вот и все.
— Я отправилась на это свидание, одолжив у знакомых черное вечернее платье. Ресторанный шик меня поразил. Такой ужин, такие вина и, наконец, финал: пойдем ко мне на рюмочку? Конечно, я согласилась, ведь я была на седьмом небе! Мы поехали на квартиру Ронни.
— Какую квартиру? Ведь у Ронни был дом.
— Конечно, был дом, но была и квартира для свиданий. В доме — сестра и слуги, а здесь... Затемненный свет, музыка, шампанское. Вдруг Ронни посмотрел на часы. Я подумала, неужели он кого-то ждет? Но Ронни подсел ко мне, подбирая слова любви. Пробило одиннадцать. В холле послышались шаги. Я отодвинулась и сказала: «Там кто-то есть...», но он прижал меня сильнее.
В этот момент, я услышала женский голос, он повторял только одно слово — Ронни... Ронни... Ронни... Голос был так страшен, что я не забыла его до сих пор.
Он сделал движение, словно был застигнут врасплох. Я продолжала сидеть. Голос этой женщины звучал у меня в ушах как траурный звон.
«Добрый вечер, дорогая, я забыл, что сегодня наша ночь...»
«Ронни»,— застонала она.
«Моя дорогая, я понимаю, что это не совсем красиво, но ты сама, как светская женщина, должна понимать, что мужчине время от времени требуется перемена».
Так сказать, свежесть молодости...
Женщина ушла, и я слышала, как захлопнулась за ней дверь. А Ронни снова упал на диван и сказал: «Это будет для нее хорошим уроком. Как мимолетная любовь она неплоха, но она начала много требовать как жена».
Он снова попытался обнять меня, но я в ужасе вскочила:
«Вы знали, что она придет, и поэтому зазвали меня сюда!»
«Это только одна из причин, моя дорогая, ты ведь тоже лакомый кусочек из штата Айдахо!»
Я удрала оттуда. Я бежала, путаясь в моем черном платье, и ревела, как дура.
Как новому гению Ронни мне был конец. На следующий день я получила мою рукопись с отказом.
Теперь вы поняли, почему я считала Ронни злым?
Я слушал, содрогаясь. Дорого бы я заплатил, чтобы все это оказалось ложью. Но в каждом ее слове звучала правда. Если был такой факт в его жизни, должны быть и другие. Неужели я был настолько туп и легковерен? Я считался самым близким другом Ронни. Мне даже и не снилось, что -у него имеется специальная квартира для любви. А я, дурак,, думал, что женщины не играют никакой роли в его жизни. Я всегда считал, что людям свойственны слабости и никогда особо не идеализировал их. Но сейчас? Жизнь показалась мне лишенной смысла. Меня считали хорошим человеком, но разве ослепленный дурак, шут может быть хорошим человеком? Сильвия Ример вправе пренебрегать мною. Теперь мне понятно и отношение ко мне сына.
— Билл знал об этом?
— Да, он давно знал, что за птица Ронни. Эту историю он тоже знал.
— Как вы думаете, это Билл стрелял в него?
— Об этом меня не спрашивайте, разве я знаю?
У меня снова отчаянно заболела голова.
— Все эти дни он знал, каков Ронни, и думал о Жанне...
— Да. А отец сидел дома и чуть ли не. штопал носки своему благодетелю. Это была одна из причин моей люб-. ви к Биллу. Кто-то должен был интересоваться мальчиком. Я любила его не для себя. Для него я — старая баба. А отец в его жизни — ноль.
— Почему он мне никогда не говорил?