Жанна поднялась:
— Пойдем, Билл!
Мой сын не двинулся с места.
— Я? Ты шутишь? — зло ответил он.— Я остаюсь здесь. Ведь в катере я могу случайно прикоснуться к. ней, могу ее заразить...
— Билл! — Жанна умоляюще посмотрела на него.— Прости меня!
— Хорошо, хорошо...
— Билл, я прошу тебя, не надо меня ненавидеть.
— Ты слышишь? — с иронией сказал мой сын, обращаясь ко мне.— Сладости, пирожные, музыка — это все, что ей надо. Не беспокойся, детка, когда Ронни вернется домой, он купит тебе новый гарнитур из изумрудов.
Жанна дрожала. Я обнял ее, вывел на крыльцо и захлопнул дверь, оставляя за ней моего сына и воскресшие-воспоминания о Фелиции.
По дороге Жанна предпринимала попытки объясниться со мной, но я и так все прекрасно понимал. Думаю, понимал даже лучше, чем они сами. Мне стало стыдно за то недавнее чувство недоброжелательности к Жанне. Ведь ее просто-напросто продали Ронни. И не ее в том вина, что любовь нашла ее только сейчас, ведь ей всего девятнадцать лет... Да, в ней текла кровь Базиля Лейгтона. Но как я ошибался, когда заподозрил эту девочку в корысти. Они с Норой были жертвами чужих амбиций и чужой алчности. Мне стало одинаково жаль и ее, и Ронни.
В половине одиннадцатого мы подъехали к дому на 58-й улице.
Жанна протянула мне руку:
— Какой вы хороший! Вы такой же добрый, как моя мама.
Прежде чем отдать себе отчет в своем поступке, я обнял ее.
— Жанна, все будет хорошо? — спросил я.
— Да,— тихо ответила она.
В доме никого не было, а у Жанны не оказалось ключей, она забыла свою сумочку на вилле. Я открыл дверь своим ключом, который был у меня по настоянию Ронни, и подождал, пока за ней захлопнется дверь квартиры.
На следующий день приехал Ронни. Сессия у Гвендолен Снейгли окончилась отлично.
Глава 7
Ронни зашел в издательство в половине пятого. Настроений у него было великолепным. Он принес с собой новое произведение Гвендолен Снейгли.
— Это чудесная вещь, старина! Самое лучшее из всего, что она написала до сих пор. Просто чародейка! Как себя чувствовала моя жена в мое отсутствие?
— Отлично,—ответил .я.
— А твой сын старался ее развлекать?
— Мы все старались.
— А Базиль по-прежнему шлифует перо?
— Думаю, что да, но плодов его творчества еще никто не видел.
— Гвендолен прочла все его книги и пьесу. Она в восторге и предлагает заняться пьесой вместе со мной. Знаменитый Дживо горит желанием ставить ее. Гвендолен приехала со мной, чтобы поскорее развернуть дело. Что ты на это скажешь? Подумай только: Снейгли и Лейгтон! Это звучит!
Он бросил рукопись Снейгли на мой стол.
— Прочти это. Обладая грубым купеческим вкусом, вы будете возмущаться, но для порядка все же прочтите! Да, еще одно, если мадам Снейгли позвонит, а она любит звонить, не делайте никаких намеков на мою женитьбу. Всему свое время!
Ронни вышел посвистывая.
Он позвонил, когда я заканчивал работу. Голос его так изменился, что я не сразу понял, с кем говорю.
— Приходи сюда, сейчас же!
— Ронни? В чем дело?
— Не задавай глупых вопросов! К черту! Приходи.
С неспокойной душой я отправился на 58-ю улицу. Открыл мне Джонсон. В холле стояла Анни в черном платье и домашних туфлях.
Анни, как и Ронни, придавала большое значение правилам приличия. Ее домашние туфли и очень бледное лицо указывали на то, что случилось что-то ужасное. Анни дождалась, пока камердинер выйдет, и сбивчиво заговорила:
— Я была в холле, когда Джонсон впустил Билла. Он сказал, что хочет увидеться с Жанной. Я никогда не думала... Но это не моя вина. Это так не похоже на Ронни... обвинять меня, да еще в присутствии прислуги... Скорее иди к нему, Жак. Это ужасно! Я ухожу, ухожу на целый вечер!
Я поднялся в гостиную, Анни шла за мной. Почему-то я ожидал, что застану и Билла, но его уже не было. Жанна взглянула на меня и отвернулась. Ронни стоял у камина мрачнее тучи. С минуту он всматривался в меня, потом сказал:
— Я вернулся в собственный дом, открыл дверь собственным ключом и застал мою жену в объятиях твоего сына! Я вышвырнул его вон и хочу, чтобы ты знал об этом. Я хочу, чтобы ты знал, что я велел Джонсону вызвать полицию, если он когда-либо посмеет просунуть сюда свою голову!
Я почувствовал, как на меня наваливается чудовищная усталость. Так было всегда, когда несчастье настигало меня и требовалось напряжение всех моих сил. Я взглянул на Жанну, но она смотрела в окно невидящими глазами.
Ронни продолжал:
— Я рассказал тебе, что случилось, и теперь жду, что ты скажешь в свою защиту.
Я сочувствовал Ронни и был невероятно зол на Билла. Но Ронни говорил со мной так, словно я был евнухом, нанятым для охраны его гарема. Во мне вспыхнуло негодование. Ведь я старался, как мог. Чем я занимался в течение десяти дней его отсутствия? В чем я виноват?
— Повторяю,— продолжал Ронни,— что же ты скажешь в свою защиту?
Я вспыхнул.
— Почему, черт возьми, я должен оправдываться?
Это была неразумная реакция, и я сразу же пожалел о ней, Но на попятную идти уже было некогда. Ронни овладело бешенство.
— Так! Вот твоя благодарность. Я тянул тебя из дыры, купил тебе издательство. Я развернул дело на свои средства. Все эти годы я считал тебя своим единственным искренним другом. И стоило мне на минуту отвернуться, как ты приблизил к моей жене своего ублюдка! Теперь я все знаю. Завтра утром я снимаю весь свой капитал из издательства. Интересно, как ты справишься с делом своими средствами? В течение недели ты станешь банкротом,
. Жанна резко повернулась к нам. Ее лицо выражало ужас. Я испугался, что она вступится за меня. Этого только не хватало!
— Не вмешивайся в это дело, Жанна,— мягко сказал я ей и повернулся к Ронни.
Я слишком хорошо его знал, чтоб понять причины столь горячей тирады. Он всю жизнь опасался, что его любят только за его деньги. Единственным человеком, которому он доверял абсолютно, был я. Теперь все рушилось. Билл сделал из него классическую фигуру из водевиля: старый богатый муж, которого ловко обвела жена! Щенок паршивый! Для самолюбивого Ронни ситуация была невыносима. А я — отец Билла — превратился в Иуду-предателя. Он мне покажет. Он меня уничтожит! Он меня выбросит из фирмы «Шелдон и Дулитч»! В этот момент не было такого несчастья, которого бы он мне не пожелал. Но это долго не продлится, он заболеет от стыда.
— Билл вел себя безобразно, согласен. Я займусь этим.
Жанна неожиданно сделала шаг в мою сторону:
— Я прошу вас, поймите меня! Не за что ругать Билла! Он пришел проститься и извиниться! -Это был прощальный поцелуй.
Я не успел ответить, как Ронни вспыхнул снова:
— Ах, вот как! Вы целовались на прощанье! Очень трогательно, надо отдать справедливость! На прощанье чего, смею спросить?
— Ни-че-го! Ронни, между нами ничего не было. Я тебе говорила.
— Что ты мне говорила? Что, черт возьми, ты мне говорила?
— Что Билл меня любит. Я ничего тут не могу поделать. Ведь это не преступление. Человек может влюбиться. Очень грустно, что так случилось, а я вела себя глупо. Я плохо разбираюсь в таких вещах.
Этим оружием она могла победить меня, но не Ронни.
— Ах, не разбираешься в таких вещах? И никто в Шропшире не сказал тебе, что молодым женам неудобно иметь любовников в первом месяце замужества? Может, там у вас так принято?
Жанна подняла руку, будто защищаясь от удара.
— Ничего между нами не было, повторяю. И все кончилось. Ничего не было... Зачем ты устраиваешь эти дикие сцены?
— Зачем я устраиваю сцены? Ты спрашиваешь, почему я устраиваю сцены, когда застаю тебя в объятиях какого-то сопляка?
— Это было прощание.
— Чудесно совпало: я прихожу, а вы прощаетесь!
— Да, так и было.
— И ничего между вами не было?
— Ничего.
— Почему я должен этому верить?
— Потому что я тебе говорю об этом.
— Сука! — взорвался Ронни.
Бешенство изменило его лицо до неузнаваемости. Меня это не на шутку испугало. Его надо было успокоить,
— Оставь ее в покое, Ронни,— сказал я.
Он резко повернулся ко мне:
— А почему?
— Просто оставь ее в покое.
— Ради Бога, неужели и ты влюблен?
Слова его прозвучали, как пощечина. Я хотел что-то ответить, но Жанна опередила меня.
— Ронни, как ты смеешь таким тоном разговаривать с мистером Дулитчем?
Ронни бросился к ней.
— Ты? Ты смеешь спрашивать меня? Ты, ничтожная птичница! Дочь...
— Ронни, предупреждаю тебя...
Ронни схватил ее за руку.
— Хорошо. Ты предупреждаешь меня... О чем? Что наконец скажешь правду? Почему нет? Ко всем чертям! Ты почему вышла за меня?
— Ронни, я прошу...
— Ради денег?
— Ронни...
— Но это нехорошо, детка. Жак, наверное, возмущен твоим поведением... Ты выходила за меня по любви, как ты говорила за хлевом в Шропшире, значит, это правда. Ничего удивительного, что ты так. геройски противилась искушению. Или ты влюблена в Билла?
Ронни сжимал плечо Жанны. Я смотрел на нее, как загипнотизированный, и думал: «Она готова признаться во всем, тогда все потеряно».
Ронни снова повернулся к камину, кулаки его были крепко сжаты.
— Подождите,— угрожал он,— я наведу порядок среди всех паразитов, лгунов, подлецов. Я доставлю вас туда, откуда вы пришли. Каждого в его собственную сточную канаву!
Он подошел к камину, схватил дрезденскую фигурку негра и со всей силы хватил ее об пол.
— Ронни, Бога ради,— сказал я.
— Убирайся отсюда!
—- Ронни!
— Ты слышал? Ты, муж жены, выбросившейся из окна и отец сына, соблазняющего жену твоего благодетеля! Иди домой и устраивай свою жизнь, пока будешь подыскивать себе работу.
Жанна подошла ко мне. Она сразу как-то постарела. Впервые мне пришлось видеть девятнадцатилетнюю девушку, похожую на старуху.
— Мне очень грустно,— сказала она.— Но вы верите мне, правда?
— Да,— ответил я.
— Я это знаю, а сейчас будет лучше, если вы уйдете.
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Нет. Вам лучше уйти, прошу вас.
Я посмотрел на Ронни. Он стоял у камина, глядя на обломки разбитой им фигурки.
Несмотря на его грубость, я был преисполнен сочувствия к нему и неприязни ко всем Лейгтонам: к Базилю, Норе и жертвенной леди Филлис. До их приезда все было так замечательно! Но Жанна... Жанну мне все же было жаль. О Ронни говорить не приходилось. На Билла я был зол. Он подвел Жанну, выставил на посмешище Ронни лгал мне.
Жанна протянула мне руку.
— Позвони, если я тебе понадоблюсь,— сказал я.
— Хорошо. Но я думаю, что справлюсь сама.
Я вышел.
Глава 8
На душе было скверно. Леора как всегда по вторникам отсутствовала, и я почувствовал облегчение.
Мысли о Ронни не давали мне покоя. Имел ли я право так оставлять его? Ведь то, что случилось с ним сейчас, почти равносильно моей катастрофе с Фелицией. Я позвонил в гараж, автомобиль был на месте, Билл привел его около четырех.
Я представил себе моего сына в этом страшном домике на Файр-Айленд. Сказала ли Жанна правду? Обдумал ли Билл свои поступки, осознал ли, сколько причинил зла? Меня грызла тоска, и я решил во что бы то пи стало отыскать сына. Я набрал его прежний номер. Никто не отвечал. Других телефонов у меня не было. Я принес из кухни пару сэндвичей и продолжал упорно набирать его номер.
В половине десятого позвонил мой брат.
— Жак?
— Алло, Питер!
— Жак, Билл дома?
Его голос был слишком спокоен и сдержан. Я догадался, что что-то случилось.
— Его нет. Я пробую до него дозвониться.
— И ты не знаешь, где он?
— Нет.
— Он был здесь,— продолжал Питер,— ушел около часа назад. Может, следовало позвонить тебе раньше. Мы несколько растерялись. Так что с ним?
До сих нор я ничего не рассказывал ни Питеру, ни Ирис. Они всегда переживали наши отношения с Биллом. Но на этот раз дело было слишком серьезно, чтобы скрывать его от единственных близких мне людей.
— Что с Биллом? — повторил я.
— Вы снова поссорились?
— А что случилось?
— Сначала мы подумали, что он пьян. Люция, наша работница, ему открыла. Мы обедали. Билл отказался есть и сидел в гостиной. На нем лица не было. Руки дрожали так, что он с трудом закурил папиросу. Ирис спросила, как он себя чувствует, он что-то буркнул в ответ и ушел. Если вы поссорились, мы не хотим быть навязчивыми. Но есть еще одно: может быть, это стечение обстоятельств, но... После обеда Ирис и Люция искали какой-то рецепт. В ящике моего стола Ирис обнаружила пропажу револьвера, который хранился у меня со времен войны.
У меня потемнело в глазах. Питер продолжал:
— Но мы давно не заглядывали в этот ящик, возможно, что револьвер исчез раньше.
— Приезжайте ко мне,— сказал я.— Приезжайте оба. Можете?
— Конечно. Будем через десять минут.
Он был достаточно тактичен, чтобы не задавать лишних вопросов.
Они приехали раньше. Ирис была в брюках, хотя она никогда не выходила в них на улицу. Но сейчас, видимо, не хотела тратить времени на переодевание. Я рассказал им все.
— Жак, но почему ты нам ничего не говорил? Ну идиот же малый! Да и она хороша! Вот чудовище!
— К сожалению, это вина не Жанны.
— Ты думаешь, это он взял револьвер? — спросил Питер.
— А он знал, что у тебя есть оружие?
— Как-то в прошлом месяце я искала трубку с фильтром,— отозвалась Ирис.— При этом был Билл. Он помогал мне искать и увидел этот револьвер.
А может, он его не заметил?
— Заметил. И сказал: «Я не знал, что у Питера есть револьвер. Он заряжен?» Я ответила: «Должно быть, да, на случай, от грабителей». Если бы ты видел его сегодня вечером. Никогда он таким не был. Жак, знаешь что? Позвони Ронни.
— Туда надо ехать самим. Едем, — предложил Питер.
Не успели мы принять решение, как раздался звонок телефона.
Я взял трубку. Голос Жанны был едва слышен.
— Это мистер Дулитч?
— Да.
— Прошу вас. Я в своей комнате. Ронни закрыл меня, как только вы ушли. Я не могу отсюда выйти. Джонсон выходной, Анни куда-то ушла. Мамы с папой тоже нет дома. Пожалуйста, приезжайте сюда, так...
— Что? Ради Бога?
— За минуту до этого я слышала выстрелы. Два выстрела. Никаких голосов. Позвонить в полицию?
—- Нет, не надо.
—- У вас есть ключ от парадного? Возьмите его с собой.
Я положил трубку и посмотрел на часы. Было двадцать пять минут десятого. Я был словно в тумане и думал только о ключе.
— Жак, что случилось? — спросила Ирис.
— Жанна Шелдон закрыта в своей комнате, она слышала выстрелы. Надо ехать.
Мы вышли вместе.
— Фелиция! Эта дрянь Фелиция! — вдруг воскликнул Питер.
Меня поразило, что Питер, никогда не вспоминавший о моей жене, так вспыхнул. Поиски виновного. Кто-то виноват... Неужели мы всю жизнь должны прощать этому щенку все его сумасшедшие выходки? Всю жизнь одно и то же: «Бедный Билл! Бедный мальчик! Что можно ожидать, если его мать...» И так далее...
Мы поехали на 58-ю улицу. Питер и Ирис вели себя как сиделки у постели больного. Но я уже чувствовал себя лучше. Я приготовился к неизбежному. Не стоило обольщать себя напрасной надеждой.
— Все кончится хорошо, Жак,— сказала Ирис.
— Лучше помолчи, малышка,— посоветовал ей Питер.
Мы позвонили у парадного. Никакого движения. Я открыл дверь своим ключом, и мы вошли в гостиную, Питер впереди, мы за ним. В гостиной горел яркий свет. Питер перешагнул порог и остановился.
— Ирис, задержи Жака.
Я рванулся вперед.
Ронни лежал навзничь у камина. Изо рта вытекала тоненькая струйка крови, и рубашка была в крови. Возле него лежал револьвер. Я понимал, что нужно убрать оружие, что от этого зависит наше будущее. Но я не мог думать о будущем. Я мог думать только о Ронни. Сейчас это было тело, растянувшееся на полу. Но ведь это был Ронни Шелдон, тот Ронни, с которым я встречался ежедневно в течение двадцати лет, тот Ронни, которого я знал лучше, чем кого-либо другого и которого я любил.