Питер опустился на колени у тела Ронни. Я подумал о Жанне — открыть ее дверь или нет. Не надо открывать, ведь это Ронни ее закрыл. На ключе будут его отпечатки. Теперь это очень важно. Если на этом замке будут отпечатки пальцев Ронни, никто не скажет, что Жанна...
— Он умер...— сказал Питер.
— А револьвер? — спросила Ирис.
— Это мой револьвер,— отозвался брат.
Глава 9
Я делал отчаянные усилия, чтобы сохранить спокойствие, но кошмар трехлетней давности, когда после самоубийства Фелиции я сидел в комиссариате и слушал показания свидетелей, повторялся. С глухой обидой я думал: какая мать, таков и сын. Как он посмел? Кто дал ему право убивать? Сочувствие Питера и Ирис доводило меня до бешенства. Что они так смотрят на меня? Хотят, чтобы я расплакался?
— Надо вызвать полицию,— сказал я холодно.
—- Но, Жак, если мы вызовем полицию, они арестуют Билла,— тихо возразила Ирис.
— Ну, так что из этого? Никто другой не мог его убить...
— Но ведь...
— Но ведь он мой сын? Ваш племянник? Нашей обязанностью является его защита? Ты это хочешь сказать? Мы, например, можем скрыть револьвер, но ведь он записан за Питером, и ваша работница знает, что он украден и что Билл был у вас сегодня. Разве он посчитался со всеми нами? Разве он заслуживает нашей защиты? Ваш дом был попросту местом, где он смог достать оружие. А обо мне он подумал? Он подумал о том, что Ронни мой лучший друг?
— Но, Жак, ведь он еще ребенок!
— Ребенок?
У меня разболелась голова и подкашивались ноги.
— Питер, лучше будет, чтобы вы ушли. Явится полиция, поднимется шум, газеты станут трепать имя Ирис. Кому это нужно? Ты понимаешь?
— К сожалению, ты прав, Жак. Нельзя скрыть следов. Если бы знали только мы... Мы трое...
— Мне кажется, надо поговорить с Жанной,— сказала Ирис.— Может, она что-нибудь знает?.
— Нет. Ведь Ронни закрыл ее в комнате. Его отпечатки пальцев надо сохранить для полиции.
Я направился к телефону.
— Жак! — остановил меня Питер.
— Ко всем чертям! — вскипел я.— Что, мы можем еще сделать?
— Хорошо. Но позволь позвонить мне. Я знаком с одним полицейским.
— С лейтенантом Трантом? — спросила Ирис,
— Да.
Он взял трубку. Я не противился. Не все ли равно, кто вызовет полицию?
Трант. Кто такой Трант? Я слышал, как брат тихо разговаривал по телефону. Я сел в кресло так, чтобы не видеть Ронни. Меня сверлила мысль: Ронни умер! Его убил мой сын.
Полиция приехала через десять минут. Их было шестеро. Лейтенант Трант оказался человеком достаточно молодым — ему было меньше сорока. Детектив поздоровался с Питером и Ирис как с хорошими знакомыми. Это был высокий, элегантный человек со светскими манерами. Меня злил и раздражал его тихий голос, которым он отдавал приказания своим подчиненным.
Он подошел осмотреть тело. Я глядел на него из глубины комнаты, и мне хотелось крикнуть: «Это же Ронни, черт возьми, Ронни, а не вещественное доказательство!»
В комнату быстро вошел человек с черной сумкой и склонился над Ронни. Это был полицейский врач. Люди, заполнившие комнату, с их тяжелыми ботинками и грубой форменкой одеждой, никак не вписывались в роскошное убранство квартиры. «Вот так и приходит беда,— подумал я.—Грубо и примитивно. Но у беды не должно быть элегантного обличья, как у лейтенанта Транта». Все вокруг теряло реальные очертания. Будто сквозь сон я слышал, как Питер рассказал Транту о запертой наверху Жанне.
— Значит, будет лучше, если я сначала поговорю с миссис Шелдон,— решил детектив.
— Я пойду с вами,— сказала Ирис.— Бедное дитя сидит там в полной неизвестности уже несколько часов. Будет лучше, если о происшедшем ей скажет кто-нибудь из нас.
Я подошел к Ирис.
— Лучше это сделаю я.
— Трант, это мой брат Жак,— сказал Питер.
Умные глаза Транта остановились на мне. Он позвал одного из полицейских, и мы поднялись наверх. Дверь была закрыта, и ключ торчал в замке. Полицейский сфотографировал замок. Мы вошли в комнату, и я сказал Жанне, что случилось. Я сделал это не слишком тактично. Просто выложил: «Ронни убит».
Жанна в ужасе прижалась ко мне. Ни слова не было сказано про Билла, но она, очевидно, догадалась, хотя ничем это не показала. Трант отнесся к ней чутко и внимательно и не спросил у нее ничего. Ирис осталась с Жанной, а мы спустились вниз. В это время парадная дверь открылась и в холл вошла Анни. Она не могла не видеть полицейских машин и, очевидно, поняла, что случилось что-то ужасное. Она тяжело поднималась наверх, теребя в руке белые перчатки из козьей шкурки. Наконец она заметила нас.
— Жак, что случилось с Ронни? — закричала она, тяжело дыша.
Страх Анни был неподдельным. Ведь Ронни для нее не только брат, он являлся единственным смыслом ее жизни.
— Его застрелили, Анни,— тихо сказал я.
Она зашаталась и схватилась за мою руку. Перчатки упали на пол.
— Анни, это детектив...
Она посмотрела на него невидящим взглядом, и я понял, что она не понимает меня.
— Не сейчас, пусть лучше поднимется к женщинам,— прервал меня Трант.
-- Мои перчатки, Жак, они, кажется, упали на пол.
Я привел ее в спальню и оставил на попечение Ирис, а сам вернулся в гостиную. Питер и Трант с доктором стояли у тела Ронни. У двери дежурили двое полицейских, два детектива внимательно осматривали комнату.
— Он умер между девятью и девятью тридцатью,— заключил доктор.
— Да,— сказал я.— Жанна Шелдон звонила мне в двадцать минут десятого, после выстрелов.
Трант знал об этом. Мы сказали ему это еще наверху. Он взглянул на меня.
— Я думаю, вы сможете лучше других рассказать, что здесь случилось.
— Конечно, я расскажу все, что вы хотите знать.
Мы отошли в самый дальний угол и сели на диван. Я всегда считал, что у полицейских имеются блокноты и карандаши. У Транта не было ничего. Мне было бы легче, если бы я чувствовал к нему антипатию, если бы он не казался таким спокойным и интеллигентным.
— Вас зовут Джакоб Дулитч?
— Нет. Джонатан. Но все называют Жак..
— Вы компаньон издательства «Шелдон и Дулитч»?, Это у вас издаются произведения Гвендолен Снейгли?
— Да.
— Вы женаты?
— Моя жена умерла.
— Да, помню. У вас есть сын? Кажется, ему должно быть около девятнадцати лет.
Значит, он помнил. Сознание, что он знает о Фелиции, сразило меня.
Я вынул сигарету, моя рука дрожала. Он чиркнул зажигалкой. Его предупредительность меня не удивила. Любезность пантеры.
— Мистер Шелдон давно женат?
— Приблизительно месяц. Он познакомился с женой в Англии. Ее отец писатель, которым заинтересовался мистер Шелдон. Он привез сюда всю семью жены. Живут они в этом же доме на верхнем этаже. Туда имеется отдельный вход.
— Понимаю. До этого он не был женат?
— Нет.
— А эта дама, которая пришла позже?
— Это его сестра. Она живет здесь.
— А вы мне не можете сказать, почему миссис Шелдон была закрыта в комнате?
— Ее закрыл Ронни.
— Почему?
— Они поссорились.
— Из-за чего, вы не знаете?
— Они поссорились из-за моего сына.
И только теперь, когда я сказал это, когда уже не было возврата, мой гнев против сына испарился. Я почувствовал только тупую боль, словно стоял у его гроба.
— Почему они ссорились из-за вашего сына?
—- Потому что Билл был влюблен в миссис Шелдон.
— Понимаю.
Он уже второй раз уронил слово «понимаю», словно мудрец, которого ничто не может удивить.
— Я делал все, что мог, чтобы воспрепятствовать этому. Ронни уехал в Джорджию. Я принимал все меры, чтобы помешать. Но сегодня вечером, когда Ронни вернулся, он застал свою жену в объятиях Билла. Ронни устроил страшную сцену. Вышвырнул Билла. Он вообще был очень вспыльчив.
Грант положил руку на мое плечо.
— Пожалуйста, только факты. Что было дальше?
— Потом он позвонил мне. Я пришел. Здесь была Жанна. Он устроил новую сцену, обвиняя меня в том, что я не мог присмотреть за сыном и грозил сорвать наше паевое товарищество. Он был разъярен.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Всех ругал, хотел мстить, хотел...
— Он был взбешен из-за того, что. миссис Шелдон влюблена в вашего сына?
Этот вопрос он задал так спокойно, что чуть не поймал меня. Но все же ему это не удалось.
— Я не говорил, что Жанна Шелдон влюбилась в Билла.
— Вы дали понять...
— Ничего я не давал понять.
— Но вы же сказали, что они целовались. Вы сказали также, что делали, что могли. Если миссис Шелдон его не любила, то почему разрешала себя целовать и почему ей нужна была ваша помощь?
Вот когда ловкий и ласковый детектив проявил себя. Умница, нечего сказать... Мною овладела невероятная усталость.
— Вы признаете, что так было?
— Я не говорил этого.
— Миссис Шелдон любила вашего сына?
— Не знаю. Она мне этого не говорила. А впрочем, почему вы меня об этом спрашиваете? Я не такой тонкий психолог, как вы.
Питер предостерегающе произнес;
— Жак!
— Что, черт возьми! Какая в этом разница?
— Убили человека.— Голос Транта был спокоен — Есть ли разница, любила его жена другого или нет. Я понимаю ваше положение. Вы отец. Вы, конечно, стараетесь сгладить обстоятельства, придать всему вид односторонней щенячьей любви. Но если миссис Шелдон...
— Я сглаживаю! Вы считаете, что я стараюсь сгладить? Неужели вас ничему не научили в ваших полицейских школах?
Я поднялся. Снова страшно заболела голова.
— Спрашивайте дальше. Надо довести допрос до конца, а тогда и делать выводы, сглаживаю я или нет.
Трант сидел все так же спокойно, положив, ногу на ногу.
— Хорошо. Как вы предполагаете, это ваш сын убил мистера Шелдона?
— Да, я так думаю.
Он будто внутренне улыбался. Настала минута его триумфа. Он вывел меня из равновесия и заставил раскрыть карты.
— Не понимаю, почему вы в таком восторге от самого себя. Никто не думал ничего от вас скрывать. Вот, спросите Питера, он здесь. Спросите его о револьвере.
— Да,— отозвался Питер.— Пришла моя очередь.
Он начал рассказывать Транту о визите Билла и о пропаже револьвера. Я встал и больше не садился. Полицейские, как мыши, шныряли по комнате. Тело Ронни еще не увезли. Почему его не увозят?
Тихий голос Транта резал мне слух;
— Так. Вы заметили, что исчез револьвер, и позвонили брату.
— Да.
— И поехали к нему на квартиру?
— Да.
— Вы уверены, что это ваш револьвер?
— Уверен.
Лейтенант Трант встал и подошел ко мне.
— Мне весьма грустно, к сожалению...
— С чего бы это?
— Я не отдавал себе отчета...
— Зато теперь, наверное, отдаете?
— Да. Вы понимаете, если ничего не изменится, я должен буду арестовать вашего сына.
— А я и не думал, что вы поступите иначе.
— Где ваш сын?
— Не знаю.
— Он живет с вами?
— Нет.
— А где он живет?
— Не знаю.
На лице его появилась усталость, -словно у него иссякло терпение.
— Вы не знаете?
— Я уже сказал вам.
— А почему вы не знаете?
— Потому что мы поссорились. Он хотел жить самостоятельно. Я назначил ему пятьдесят долларов в неделю и он нашел себе комнату.
— Где?
— В Гринвич-Вилледж.
— Но где?
— Он не сказал мне. Не хотел, чтобы я знал.
У меня был номер телефона Билла. Имея номер, можно легко установить адрес. Но я не собирался ему помогать. Достаточно. Я выполнил свой гражданский долг. Теперь пусть сам отыскивает убийцу...
— Понимаю,— снова сказал Трант.
Я подумал с сарказмом, что единственный раз, когда я ему солгал, он не усомнился в моих словах.
— Я должен его найти.
— Ищите.
В этот момент вошли Лейгтоны — вся тройка. У меня так разболелась голова, что я уже не обращал внимания, на окружающих. Но их я заметил сразу. Бородатого Базиля, Филлис Брент и Нору, такую незаметную, тихую, похожую на жену пастора —- полную противоположность окружающим.
Трант и Питер подошли к ним. Я снова сел на диван. Иногда до меня доходили обрывки разговора, слова звенели в моих ушах, как диалоги незнакомой пьесы.
— Мы увидели у дома полицейского... мы были в театре... Нет, нет. Ах, Базиль, не смотри...
Я кажется потерял сознание от- нестерпимой головной боли. Питер и Трант склонились надо мной.
— Он совсем измучен, пусть едет домой, верно? — говорил Питер.
— Хорошо,— ответил Трант,— пусть уезжает.
— Я увезу его к нам? —твердо и в то же время вопросительно произнес Питер.
— Нет, я уеду сам,— так же тв.ердо сказал я.
— Но, Жак...
— Отстань от меня, понятно?
— Но сегодня ты не можешь быть один!
— Я имею право остаться один? — обратился я к Транту.
— Пожалуйста, делайте что хотите, но прошу вас завтра прийти в комиссариат и дать официальные показания.
— Хорошо.
Я повернулся и пошел через бесконечно длинную комнату. Базиль, Филлис и Нора стояли у двери. Нора сделала шаг ко мне. Кажется, в ее лице было сочувствие. Она протянула мне руку. Я хотел улыбнуться ей, но улыбка не получилась.
— Ничего со мной не случилось. Пойдите, пожалуйста, к Жанне, вы ей больше нужны.
Внезапно Базиль загородил мне выход. Он был напыщен, словно я его обидел.
— Это возмутительно! Это скандал! Как это могло случиться? Кто это сделал?
— Кто это сделал?
Да, конечно, это было возмутительно, это нарушало ритм его завтрашней работы.
— Никому не говорите,— сказал я,— но убийца — Гвендолен Снейгли.
Я бросился к выходу, чувствуя, что еще минута — и я разрыдаюсь.
Глава 10
Я вернулся домой, принял аспирин и приготовил виски, но пить не мог. Мне казалось, что дома будет легче, но облегчения не наступало. Я сел на диван. На стене против меня висела картина в стиле Дюфи с видом костела святого Захария в Венеции. Я купил ее во время поездки в Европу. И мне вспомнился Рим, фонтан возле дворца Медичи. Солнечный свет падает сквозь зеленую листву. Я услышал тихое ворчание воды в каменном бассейне и гудки мотороллеров. И вдруг подумал, что Билл никогда не поедет в Рим. Я представил себе его будущую жизнь: камера, жесткая постель, лязг закрывающихся дверей... Я подошел к телефону и набрал номер сына. Никто не отвечал.
Сильвия! Кажется, Сильвия Ример. Я взял телефонную книгу. Вот она! — Сильвия Ример, Перри-стрит.
Гудки... Бесконечно долгие гудки. Я чувствовал, что у меня уходят последние силы. Я уже совсем было собрался положить трубку, когда услышал девичий голос:
—- Да?
— Сильвия Ример?
— Да.
— Говорит Дулитч, отец Билла. Он у вас?
Минута молчания и снова:
— А в чем дело?
— Если он у вас, мне надо с ним поговорить.
— Зачем?
— Разве вам не все равно?
— Нет. Вы хотите с ним говорить, но я не знаю, захочет ли он говорить с вами.
— Мне надо его увидеть.
— Об этом вы уже говорили.
— Еще раз повторяю то же.
— А я повторяю: зачем?
— Ради Бога, его ищет полиция.
— Полиция?!
— Да, полиция.
— Приходите лучше сюда.
— Он у вас?
— Да. Лучше, если вы придете сюда.
Я хотел взять из гаража машину, но побоялся, что нс смогу управлять ею. Меня трясло, руки дрожали.
Таксист долго плутал, пока наконец не остановился у дома из красного кирпича. В тусклом свете фонаря я с трудом разобрал надписи у звонков. Дверь открыла Сильвия Ример, невысокая, плотно сбитая особа в очках. На вид ей было лет двадцать пять. Как я и предполагал, она выглядела так, как выглядит любая девушка из такой среды.
— Где он? — спросил я.
— Пройдите.
— Где он? — нетерпеливо повторил я.
— Я прошу вас войти. Мне надо закрыть дверь. У меня очень любопытные соседи.
Я вошел в маленькую переднюю.
— Билл спит в спальне.— сказала она.
Мы вошли в полутемную комнату, похожу на мастерскую. Кроме топчанов в ней находились вещи, свойственные комнатам такого типа: репродукции Тулуз-Лотрека, разбросанные всюду книги, блокноты. На одном из топчанов лежала разобранная постель и китайская пижама.