- Кто-нибудь, отнесите его домой, - потребовала Жанна. – Возможно у него переломы, сотрясение мозга. Его нужно уложить. А еще лучше – отвезти в город. Ему нужна медицинская помощь.
- Не нужно в город, - сказала Ншан. – Я сама его вылечу.
Артура принесли к ней домой, уложили в постель. Две подруги Сильвии, Римма и Кнарик, промыли ему раны, обложив их целебными травами. Ншан сидела у его изголовья, шепча невнятные, баюкающие слова. Артур несколько раз терял сознание. Когда его тяжелое дыхание стало ровнее, она тихонько поднялась и вышла из комнаты.
- Не узнаю тебя, дочка, - тревожно шепнула ей Сильвия. – Ты влюблена в него?
- С чего ты взяла?
- Вы провели вместе в саду всю ночь.
- Ты не спала?! Ты подглядывала за нами?! – рассердилась Ншан.
- Могла ли я спать. Кто ж, кроме меня, защитит тебя, не даст в обиду?
- Не беспокойся, мама. Он не обидит.
- Э-эх, девочка моя... Всякая любовь, и большая, и маленькая – лишь дорожка к одному и тому же. Одни напрямик идут, другие – окольными путями. А они здесь наснимаются и укатят назад, в город.
- Наверное, так было угодно Богу. Ты за меня не бойся.
- Не бойся, - проворчала Сильвия, - легко сказать. – И уже поласковее пригрозила: - Смотри, а то я твоему больному еще синяков добавлю – скалкой.
- С него и своих хватит, - улыбнулась Ншан.
Сильвия лишь покачала головой и пошла на кухню. А Ншан вернулась к постели больного и, мысленно слившись с ним, представила себя жизненным соком, струящимся по его телу.
На съемочной площадке не слышно было окриков режиссера. Члены группы, собравшись на просторной веранде дяди Гегама, подавленно молчали.
- Надо тело Геворка срочно в город переправить, - сказал, ни к кому не обращаясь, директор картины. – Родственников известить.
- Я даю двух сопровождающих, - мрачно отозвался режиссер. – Степана и кого-нибудь еще.
- Может остановим съемки и все вернемся? – предложил Сафон. – Человек ведь умер. Трагедия.
- Нельзя всем, - воспротивился режиссер. – И так с планом горим. В сроки не укладываемся. Через месяц картину сдавать. А мы только и делаем, что прохлаждаем-ся. У меня даже на монтаж и озвучивание времени не остается...
- Кто знает близких Геворка? – перебил директор жалобы режиссера.
- Я знаю, - отозвался Степан. – Грудь и голова у него были забинтованы. Под глазом расползся еще розовый синяк. – У него остались родители и две сестры. И еще девушка у него есть... – Запнувшись, он поправился: - Была.
- Вторым я поеду, - решил директор. – Без меня вы тут обойдетесь несколько дней, и съемки не пострадают. А там я сейчас нужнее.
- А ведь могли бы избежать несчастья, - с досадой хлопнул себя по колену Сафон.
- Я говорила! – сразу озлобилась Жанна. – Умоляла послать за ними. А вы...
- Что мы? Что мы? Поздно предупредила твоя Ншан. Они уже в горах были. Кто за ними пошел бы – сам бы погиб.
- Как ей удалось Артура оживить? «Поднимись!», говорит. И встал ведь? Как в Евангелии. Может она того... святая?
- Думаете, она его воскресила? Как бы не так. В обмороке он был. Она его позвала, он и очнулся.
- А как беду предугадала? – зло напомнила Жанна.
- Узнала, что неопытные горожане в горы ушли. Трудно ли предположить камнепад. Камушек ногой зацепил, и пошло-поехало. Тем более, что ее отец от этой напасти погиб.
- А то, что она, незрячая, сама сюда пришла, тоже нормально? Одна дорогу нашла!
- У слепых взамен зрения другие чувства развиваются. Интуиция и прочее.
- К тому же в своем селе каждый камушек небось изучила.
- Да бросьте вы, - огрызнулась Жанна. – С тех пор, как Ншан ослепла, она со двора не выходила.
- А ты откуда знаешь?
- И сама Ншан мне говорила, и мать ее.
- Ну значит кто-то из местных довел, а потом с толпой смешался.
- Зачем им этот театр?
- Для большей таинственности.
- Да кого им удивлять, и зачем? Это ж не у нас на студии, где каждый выпенд-ривается как может, чем-то выделиться норовит.
- А я в таких верю, - задумчиво проговорил Сафон. – Вон, в Болгарии слепая ясновидящая была. Ванга. Так к ней со всего света приезжали. В газетах о ней писали, фильмы снимали.
- Так то ж в Болгарии.
- В Болгарии, значит, все может быть, а у нас не может?
- У меня идейка возникла! – вдруг оживился режиссер. – Я эту Ншан в фильм включу! Думаю, сценарист в обиде не будет. Этакая армянская Ванга-прорицательница – святая или блаженная. А, Сафон?! Отснимем с ней эпизодик?
Члены группы отнеслись холодно и даже осуждающе к его неуместному в данной ситуации энтузиазму.
Артур полностью оправился от травм и мог, как прежде, выполнять свои обязанности на съемках. Ссадины и синяки исчезли на удивление быстро. И сейчас вряд ли кто поверил бы, что всего несколько дней назад он едва не погиб под камнепадом, что его принесли в село бездыханным. Жанна и Сафон рассказали ему, какую роль сыграла Ншан в его спасении.
А она и не пыталась уже таиться, скрывать свои чувства. Опекала, лечила, никому не доверяя заботы о нем. И даже Жанна безропотно отступила, признав за ней права на Артура. К тому же Жанна была девушка далеко не глупая и понимала, что этот мимолетный флирт окончится с завершением съемок в горах, что Артур забудет о деревенском диве, как только вернется в город. В лучшем случае будет изредка вспоминать, как экзотический эпизод своей жизни, связанный с едва не постигшей его трагедией.
В то утро за завтраком Сафон вдруг сказал:
- Ншан, сегодня ты идешь вместе с нами.
- Зачем? Я больше не хочу. – Она подумала, что ей еще раз разрешают попри-сутствовать на съемках.
- Наш режиссер хочет отснять эпизод с тобой. Если получится, мы включим его в фильм, - объяснил Сафон.
- На что мне! Я ж все равно ничего не увижу.
- Увидят другие. Твои близкие, ваши односельчане. Увидит очень много людей. Пусть узнают о тебе.
- А что можно узнать обо мне из вашего эпизода?
- Не упрямься, Ншан. – Артур взял ее за руку. – Это будет мне память о тебе.
- Если тебе... – Она заколебалась. – Хорошо. Я согласна. А во что мне одеться?
- Ничего не нужно менять, - вмешалась Жанна. – Ты должна выглядеть естественно. Такой, какая есть.
- Я соберу волосы под платок.
- Ни в коем случае! – остановил ее Сафон. – У тебя чудесные волосы. Не надо их прятать.
- И что же надо будет делать?
- Наш режиссер все тебе объяснит. Идем!
Артур и Сафон вели Ншан за руки, как шагающую куклу. Жанна семенила на своих каблуках позади, то и дело подворачивая ногу. Сельские дети глазели на эту процессию с любопытством, иные пристраивались за ними.
Режиссер, завидев их, вышел навстречу.
- А-а, вот и наша прорицательница! – приветствовал он Ншан с деланной веселостью. А сам уже профессиональным взглядом сканировал ее. «Хороша-а, и должно быть фотогенична.»
- Это не двор дяди Гегама, - сказала Ншан. – Это открытое место.
- Умница, девочка моя, умница! Угадала. Мы на пустыре, недалеко от его дома... А теперь внимательно выслушай меня. – Он усадил ее на невысокий гладкий валун, а сам сел рядом, на голую землю, и взял ее за руку.
- Пожалуйста, отпустите мою руку, - потребовала Ншан. – А то ваши мысли будут мешать мне слушать вас.
Он покосился на нее с опаской и недоверием – набивает себе цену или и впрямь может считывать чужие мысли? Но руку на всякий случай убрал.
- Я хочу отснять, Ншан, одну необычную сцену. Понимаешь... ты очень гармонично дополняешь фактуру здешних мест. Я бы даже сказал, ты - их воплощение. Как что-то таинственное, дикое и прекрасное. Эпизод с тобой может оживить наш в общем-то мрачный фильм, добавить ему красок, если ты поможешь мне. Твоя задача – сыграть... только сыграть роль заклинательницы.
- Но я не артистка. Я простая сельская жительница... – Она вдруг насторожи-лась: – Почему здесь так много народа?!.
Люди, толпившиеся в сторонке, стояли тихо и, казалось, никак не проявляли себя. Режиссер оглянулся на толпу, нахмурился, готовый пустить в ход свой громовой голос – ведь он предупреждал их вести себя тихо. Но сдержался.
- Это я пригласил всех ваших односельчан – для массовки. Ведь заклинания твои, по задумке, нужны в первую очередь им.
- Я не совсем понимаю, чего вы от меня хотите.
- Слушай и вникай, девочка: Война... Голод... Все, что родит земля, уходит на фронт. Силы людей на исходе. К тому же, как на зло, засуха. Ни капли дождя за все лето! А продержаться нужно во что бы то ни стало. Доведенные до отчаяния сельские жители пришли к заклинательнице – к тебе, Ншан. Они в тебя верят. Это их последний шанс. Они будут уговаривать тебя помочь селу, помочь всем им.
На лице Ншан застыла озабоченность. Она восприняла на ходу придуманный сценарий всерьез. Образно представила себе растрескавшуюся от зноя землю, скорбные лица односельчан... их глаза...
- Они просят, чтобы ты вызвала дождь.
- Но я не умею вызывать дождь, - взволнованно шепчет Ншан. – Нельзя вмешиваться в дела Природы, в ее порядок.
- Тогда люди на фронте погибнут от голода, - вкрадчиво увещевает режиссер, всматриваясь в ее невидящие, но выразительные глаза.
- Я не знаю, как это делается.
- На лицах обступивших тебя людей мольба и надежда. – Он делает знак рукой, приглашая толпившихся в сторонке сельских жителей подойти поближе. Артур, для которого не только слово, но и каждый жест режиссера – команда к действию, тут же принимается безмолвно подгонять людей, указывая каждому его место.
- Если ты откажешь им, они тебе этого не простят.
- Ведь я даже не вижу небо...
- Сегодня немного облачно. Но облака слишком легкие и высокие. Они плывут мимо... А земля так жаждет влаги, - подыгрывает ей режиссер все более настойчиво, пытаясь настроить девушку на нужный ему лад.
И он-таки преуспел в этом настолько, что Ншан уже не понимает, в шутку к ней обращаются или «взаправду».
- У меня не получится. Я не смогу, - снова и снова растерянно повторяет она, вовлеченная в странную игру.
- Так и не надо, дитя мое! Ты только сделаешь вид. Представь себе, что ты все можешь, что природа подвластна тебе...
Идея режиссера сама по себе была заведомо абсурдна. «Сделать вид» может актриса, но не слепая сельская девушка.
- Я попробую...
- Умница... Умница! – воодушевляется режиссер. – Итак, первым обратится к тебе с просьбой герой нашего фильма. А ты уж сама реши, что ответить ему. Можешь оставаться на этом камне. Ты очень хорошо вписываешься в него...
Он окинул ее всю критическим взглядом: простенькое ситцевое платьишко до колен, распущенные по спине и плечам волосы, босые ноги едва достают до земли.
- Я причешу ее? – предложила Жанна. – А то у нее волосы спутались. И хорошо бы немного грима...
- Тсс! Брысь отсюда! - зашипел на нее режиссер. – Ничего не надо! Она должна быть естественна, как сама природа.
Он подошел к Сафону и возбужденно зашептал:
- Она вряд ли согласится на дубли. Поэтому начинай сразу снимать. Не жди моих традиционных «Внимание... Мотор!». Мы не должны ее спугнуть. Снимай все подряд. При монтаже лишнее уберем.
Герой и массовка были не только проинструктированы заранее, но и успели провести репетицию еще до появления Ншан. Вот только Сильвии среди них не было. Режиссер предусмотрительно решил, что присутствие матери в корне нежелательно, что в своем стремлении опекать дочь-инвалида, она будет им только мешать, и даже может сорвать съемки. Ну а местным жителям нравилась эта игра, особенно – перспек-тива увидеть себя на экране – всё разнообразие в их монотонной однообразной жизни. Главное, чтобы Ншан не подвела.
- Приготовились, - в полголоса, будто где-то поблизости спал ребенок, приказал режиссер, обычно такой крикливый и несдержанный на съемочной площадке. – Все на местах?.. Пошли! – Он взмахнул платком.
Толпа односельчан, возглавляемая героем фильма, беспорядочно двинулась к валуну, на котором, опустив голову, сидела девушка. Они переговаривались между собой, спорили – более шумно, чем того требовалось, но достаточно убедительно.
Герой, кряжистый немолодой мужчина в гимнастерке без опознавательных знаков, жестом заставил толпу остановиться, умолкнуть. Прихрамывая, он подошел к девушке и заговорил с ней с солидной, неторопливой хрипотцой:
- С просьбой мы к тебе, дочка. Всем селом пришли. Не откажи. Одна надежда на тебя.
На звук его голоса Ншан подняла невидящий взгляд.
- Крупным планом лицо бери! Крупным планом! – шептал оператору режиссер. – Глаза покажи!
Артур, стоя за их спинами, с тревогой и недовольством наблюдал за происходя-щим. Ему не нравилась сама эта затея, жестокая и бестактная в основе своей. Все они, вместе взятые – и он в том числе – осознанно или неосознанно вроде как издевались над беспомощной незрячей девушкой. Им было все равно, что она чувствует и каково ей сейчас... Уж кто-кто, а он не должен был этого допустить. Но именно ему пришлось уговаривать Ншан, чтобы она согласилась.
- ...Совсем иссохла земля наша, - между тем увещевал девушку демобилизован-ный солдат. – Растрескалась. Посевы горят. Виноградники... Речка, и та обмелела. Если так дальше пойдет, не дождаться нам конца войны. Не продержаться. – И так как Ншан молчала, он продолжал: - Ты у нас святая, Богом отмеченная. Всем селом молим – помоги!
Толпа, как было оговорено, зашумела, каждый выкрикивал свое:
- Дождя земля просит!
- Не откажи, дочка!
- Помоги!
- Помоги...
- ...Не знаю, смогу ли, - растерянно промямлила Ншан, забывшая, что все это не по-настоящему.
- Э-э-э! – разочарованно отмахнулся режиссер и даже отвернулся. – Бледно. Неубедительно. Внутренней силы не вижу. Уверенности в себе. Избранности, наконец.
- А ты попробуй, дочка, попробуй. Народ ведь просит. Послужи селу.
- Но как? – нерешительно проговорила Ншан, сползая с гладкого камня.
Ступни ее коснулись земли – она физически ощутила, как вверх по ногам заструилась живительная энергия, блаженной волной растекаясь по всему телу.
- Лажанулся! – пробормотал про себя режиссер. – На поводу у этих балбесов пошел. Ну самая обыкновенная деревенская девчонка! Всех-то особенностей, что смазливая, да слепая... Впустую время и пленку гоним. – О том, что эта девчонка его помрежа на ноги подняла, он даже не вспомнил.
А Ншан прижала кулачки к груди и подумала: «К кому ж мне за дождем-то обращаться? И что нужно, чтобы дождь на землю пролился?»
Ей вспомнился воздух перед грозой. Он становился обычно душным, тяжелым и неподвижным. Дыхание стеснялось в груди. А тучи набухали, провисали, как мокрое шерстяное одеяло на веревке. Тяжесть придавливала их к горам...
Ншан плечами ощутила их непомерный вес, будто она и была одной из тех гор. Она вспомнила, как темнело все вокруг, становясь зловещим и напряженным. Ее мускулы непроизвольно напряглись, плечи ссутулились – ведь это она и есть туча, несущая в себе тонны непролившейся влаги и стонущая от непосильной ноши.
Время, казалось, остановилось. Никто не смог бы сказать, сколько минут или часов прошло, когда внезапно родившийся ветер ураганом пронесся по притихшим скалам, взметнул в воздух тяжелую волну ее волос... Волосы бьются по лицу, путаются, облаками разметавшись по небу. Сухие травы, кустарники, деревья гнутся, трепещут... Заломив над головой руки, будто она уже не туча, а дерево, Ншан гнется вместе с ними под резкими порывами ветра.
А туче не хватает больше сил удерживаться в небе. В непреодолимом стремлении разрядиться она исторгает из себя молнию.
Оглушительный треск раздался над самой головой Ншан. Она была уверена, что раскат грома возник в ее воображении. Она больше не извивалась, как молодое деревце, хоть ветер рвал ее платье и волосы. Она содрогалась всем телом, как если бы через нее пропускали электрический ток. Она была грозовой тучей. И молнией. И землей, истомившейся от жажды. И воздухом, дрожащим от ожидания и напряжения.
Крупные холодные капли бальзамом упали на ее разгоряченное лицо, потрескавшиеся губы. Она разом вдруг вся обмякла, подставив тело косым хлещущим струям. И так стояла неподвижно – потому что ноги ее корнями вросли в землю – пока дождь не кончился. Вода сбегала с намокших волос по прилипшему к телу платью...