Весь оставшийся день ему казалось, будто куда б он ни заехал, на него странненько поглядывают. Помощник подавалы в «Секвойном рукаве», готовя столики к обеду, пропал на задах ресторана, где телефон, едва Зойд нарисовался в дверях. Официантки в «Le Bûcheron Affamé» сгрудились в углу, зашептались, бросая на него неспешные взглядики через плечо, которые даже ему трудно было истолковать иначе, нежели как жалостливые.
– Здрасьте, дамы, как сегодня теплый салат с уткой? – Но никто не выступил ни с чем, что бы превышало мимолетное упоминание о вездесущем, хоть и неназываемом Экторе. Вернувшись на трассу, Зойд оборонительно послушивал во все стороны, нипочем не скажешь, откуда выпрыгнет сбесившийся от Ящика беглец из Детокса. На следующей своей остановке, в «Гумболайе», посреди шпыняющих желудок ароматов Блюда Дня тофу à la étouffée, Зойд спроворил себе конторский телефон, позвонить Доку Дальши непосредственно в его крыло «Винляндского дворца».
– НИКОГДА, – ответил бойкий женский голос на другом конце.
– А? Я ж пока вас даже никуда не позвал.
Ее голос упал на пол-октавы.
– Это про Эктора Суньигу – может, вам лучше повисеть на линии. – После краткой записанной программы музыкальных тем из знаменитых телепрограмм, включился сладкозвучный д-р Дальши.
– Не хочу вас волновать, Док, – сказал Зойд, – но мне кажется, он меня преследует.
– У вас… такие ощущения давно? – В глубине, на каком-то проигрывателе, Зойд мог расслышать, как Маленький Чарли и «Ночные коты» поют «Сбрендил от ТВ».
– Ага, в случае с Эктором лет пятнадцать-двадцать. Кое-кто на киче дольше парится.
– Послушайте, я могу привести своих людей в готовность, но не думаю, что мы сумеем защищать вас круглосуточно, или как-то. – Где-то на этом месте шеф-повар ‘Ти Брюс сунул голову в дверь и завопил:
– Ты еще говоришь? – и, судя по виду, ему не терпелось выдворить отсюда Зойда, хотя прежде у них в традиции было засиживаться за бенье и кофе с цикорием.
После ракообразных дел следующей остановкой Зойда стали «Зановорожденные» Рика-с-Чиком аж на косе Старый Большой Палец, мастерская по автомобильному преобразованию, расположенная среди штабелей бревен и окружных гаражей. Хозяева ее, близнецы из округа Гумбольдт, обрели Иисуса и начальные инвестиции примерно в одно время, при топливной панике семидесятых, когда ради налоговых послаблений за выпуск первого в США пассажирского дизеля «Дж-М» взяли свой движок V-8 от «кадиллака» на 5,7 литра и, в некоторой спешке, преобразовали его. В последовавший за сим сезон покупательского разочарования знатоки движков, включая Рика и Чика, обнаружили, что способны зарабатывать по $2500 за один заказ, снова обращая эти непродуманные двигуны в бензиновые. Вскоре они расширились до корпусных работ, поставили сарай для покраски и стали делать больше заказных модификаций и конверсий, а со временем превратились по всему Побережью и за Сьеррами в олицетворение второй жизни для любых автомобилей.
Стоя с близнецами, когда Зойд подъехал, располагалась юридически двусмысленная бригада эвакуаторов – Эусебио Гомес («Вато») и Кливленд Леповерн («Кровник»), все вместе изображая почтительную живую картину – созерцая редкий, легендарный (кое-кто полагал, и фольклорный) «эдсел-эскондидо», нечто вроде «форда-ранчеро», только помясистей, с витийством хромовых акцентов, среди коих и та хорошо известная проблемная решетка радиатора, ныне щербатая от многих лет соленого тумана, который Вато и Кровник только что слебяжили на землю с флагмана «Буксировки В-и-К» – «ф350», «El Mil Amores». Зойду стало интересно, какие сценарные перспективы кувыркаются сейчас в головах партнеров. Всякий раз приезжая сюда, они вели с близнецами некую изощренную парную игру, чье основное правило заключалось в том, чтобы не произносить вслух, откуда на самом деле возникло транспортное средство под – иногда глубоким – вопросом, даже не намекать, что юридическая формулировка «акт обращения» может тут приобретать некое дополнительное значение.
Сегодня, вдохновившись волной наблюдений йети в бассейне реки Мэттол, Вато почти убедил уже скептически настроенных аналогов, что «эскондидо» был найден брошенным на полянке, а хозяев его спугнул йети, на чьей территории, стало быть, расселся автомобиль, бери-не-хочу, отчего забор его мальчонками, которые совсем случайно оказались в тех своясях дебрей, превратился в целое приключение, исполненное рисковых обрывов, уходов из-под носа и сорвиголовного полноприводья всю дорогу, за которым на каждом повороте следили, разинув рты, Рик и Чик, кому в конце концов Кровник, обычно итоживший подобные процедуры, выложил:
– В общем, раз йети у нас форс-мажор, у нас законные права на вознаграждение за спасенное имущество. – Оглоушенные, близнецы кивали в слегка различающихся темпах, и ход уже принималась набирать еще одна история о сумеречной переконфигурации, о которой вскоре в их деле заговорят все.
Зойд, и без того дерганный от людской реакции на себя весь день, отнюдь не успокоился от того, как все собрание при его приближении раздробилось на краткие нервные кивки и мановенья. У них случилась эдакая четырехчленная перепасовка зырками, коя в итоге на ведение беседы с Зойдом номинировала Кровника.
– Опять что-то с Эктором, не?
– Слыхали, он вернулся, – сказал Кровник, – но то не он, Кровник, то, эм-м, кто-то другой. А мы с напарником просто хотели узнать, планируешь ли ты сегодня ночевать на базе?
Вот опять тот же глубокий дерг за кишечник. Зойд знал, что давным-давно в Сайгоне Кровник далеко не раз слышал подобное предупреждение от тех вьетконговских элементов, в чьих интересах было оставить его живым и в деле.
– Вот блин. Есси не Эктор, то кто?
Подошел Вато, на вид серьезный, как его текущий напарник.
– То федералы, Вато, но не Эктор, он слишком занят – льиняет от облавы Детоксоящика.
Зойду вдруг стало очень говенно.
– Дай-ка гляну, как там ребенок. – Рик и Чик изобразили зеркально «валяй» по направлению к телефону.
– Этот «Йиков-32», карбюратор от «шкоды» ты еще спрашивал, он у меня на переднем сиденье, погляди, что скажешь.
Прерия работала в «Храме Пиццы Бодхи Дхарма», который нагловато предлагал самую полезную, не говоря уж – самую медленную – быструю еду в регионе, классический образчик концепции калифорнийской пиццы в самом ошибочном представлении. Зойд был как дипломированным пиццаманом, так и скрягой, но ни разу не разводил он Прерию ни на единый семейственный ломтик продукта «Бодхи Дхармы». Соус ее только не хрустел на зубах от горстей трав, лишь краями итальянских и более уместных в сиропе от кашля, бессычужный сыр напоминал едокам поочередно то бутилированный «холландез», то пеногерметик, а все вариации состояли из бескомпромиссно органических овощей, чье высокое влагосодержание пропитывало, задолго до полного пропекания, камнерастертую корочку из двенадцати злаков, воздушностью и перевариваемостью своею напоминавшую канализационный люк.
Зойду выпало поймать Прерию в медитационном перерыве.
– Ты там нормально?
– Что-то не так?
– Сделай одолжение, не уходи, пока не подъеду, ладно?
– Но меня Исайя с бандой заберут, мы в поход едем, не забыл? Хоссп, ты столько дряни куришь, у тебя мозги, наверное, как «Волшебный экран».
– У-гу, только не волнуйся, но перед нами тут ситуация, когда языкастость, даже такая образцовая, как у тебя, сегодня нам поможет далеко не так, как некоторое сотрудничество. Прошу тебя.
– Точно не плановая паранойя?
– Не-а, и если вдуматься, не могла б ты попросить молодых господ, когда они туда доедут, тоже подзадержаться?
– Просто потому что они на вид злодеи, пап, не значит, из них хорошие рынды выйдут, если ты про это.
Чувствуя незащищенность со всех флангов, Зойд пошел превышать, пролетая светофоры и плюя на стоп-знаки, в Винляндию, где как раз успел к дверям банка перед самым закрытием. Функционер начального уровня в костюме, отказывавший в допуске другим опоздавшим, увидел Зойда и, впервые в истории, принялся нервно отпирать ему двери, а его внутренние коллеги за столами стали заметно тянуть руки к телефону. Нет, это не плановая паранойя – но и Зойд не собирался входить в этот банк. До него догулял охранник, расстегивая кобуру на бедре. Ладно. Зойд смылся, помахав «вот-и-всё-народ», ибо к счастью запарковал керогаз Трента сразу за углом.
У Прерии работа не кончится еще пару часов. Зойду требовалась наличка, но не только – еще совет, как побыстрей сменить внешность, а и то, и другое мог ему предоставить ландшафтный подрядчик, у которого Зойд некогда работал по газонам и деревьям, Миллард Стриггз, бывший актер, начавший как эмблема компании, а закончивший мажоритарным владельцем того, что по первости было довольно скромной службой ухода за лужайками, которую ее основатель, чтец запретных книг, назвал «Маркиз де Всад». Первоначально Милларда наняли просто сыграть в паре рекламных роликов местного производства для ночного эфира, в которых он, с огромным хлыстом в руке, возникал в гольфах, ботинках с пряжками, обрезанных штанах, блузоне и платиновом парике, все позаимствовано у супруги Блодвен.
– Пользуччи соррняк не слюшаэ? – осведомлялся он на подвиде французского прононса. – Хо, хо! Не прробльэм! Прросто звоньё – «Марркиз де Всад»… Он наведьё поррядок!
Вскоре предприятие уже процветало, расширив обслуживание до бассейнов и лесонасаждений, а выручки за это накатывало столько, что Миллард в какой-то раз решил взять не гонораром, а несколькими пунктами. Публика из вне-Ящичного мира стала принимать его за настоящего владельца, к тому времени обычно пребывавшего где-нибудь в отпуске, и Миллард, будучи актером, начал им верить. Помаленьку он скупал доли и учился вести дела, а также усложнял сценарии своих рекламных роликов от той прежней нарезки полуминуток на вампирской смене до того, что ныне часто могло быть и пятиминутным микрокинофильмом в лучшее эфирное время, где музыка и спецэффекты все больше давались на откуп умельцам аж из Приморского округа, а Маркиз, чей гардероб ныне усовершенствовался до подлинного костюма восемнадцатого столетия, мог вести диалог с каким-нибудь некондиционным газоном, поря его хлыстом, и каждая травинка при крайнем приближении обнаруживала лицо и крошечный ротик, из которого тысячекратно-эхоплексным хором раздавался писк:
– Ещьё, ещьё! Обожжаем! – Маркиз, игриво склонившись:
– Я васс не сльищу! – Немного погодя трава запевала музыкальную заставку компании, на, к тому времени, пост-дисковую аранжировку «Марсельезы»:
Миллард был известен тем, что работу распределял щедро, а платил наличкой и, к тому же, вчерную. Половина стоянки техники сегодня была заполнена грузовиком откуда-то из Мохави, чьим грузом был один-единственный гигантский валун, обугленный, весь рябой, изъязвленный полосами металлической муравы.
– Зажиточный клиент, – пояснил Маркиз, – желает, чтобы смотрелось, будто мимо его дома только что промахнулся метеорит.
Зойд мрачно обозрел.
– На беду напрашивается публика. Судьбу искушают.
Они вернулись в контору. Блодвен, в волосах полно ручек и карандашей, попискивавшая, себя не помня, на компьютере, злобно поглядела на Зойда.
– Только что Элвисса звонила, твою трахому конфисковали.
Ах блин, ну вот оно. Элвисса была в винляндском «Безопасном способе», а когда вышла на парковку – обнаружила на ней больше защитников правопорядка, чем у нее во дни маршей бывало: все окружили пикап, который она утром одолжила у Зойда, словно ожидали, что он сейчас оружие выхватит. Элвисса попробовала выяснить, что происходит, но безуспешно.
– Слуш’, Миллард, друг-мой, похож’, мне понадобится маскировка, причем скоро – не мог бы я тебя обеспокоить на профессиональную подсказку-другую?
– Что ты натворил, Зойд? – не потерпелось узнать Блодвен.
– Невинен, пока вина не доказана, с этим у нас как нынче?
– Я-то просто хотела уточнить, не станут ли они у тебя деньги изымать, – тут это знакомый вопрос, на счета субподрядчика вкупе обычно навешивают больше, чем на пылесос:
– Удерживают больше, – предположил однажды Зойд, – чем Пизанскую башню, – на что Блодвен тогда ответила:
– Впендюривают больше, чем в калифорнийский бургер, – супруги, бывшие супруги, социалка, банк, «Потерянный самородок», галантерейщики с дальними почтовыми индексами, вот, что вам всем достается за такую беспорядочную жизнь.
– Похоже, это вам достается, – заметил ей Зойд.
– Потому-то вам, утыркам, по большей части и платят вчерную, – присоветовала тогда она, скроив рожу, которую Зойд помнил у своих училок в младших классах. Неплохой она человек, хотя по Зойдовой теории выходило, что она была б гораздо счастливей, окажись супруги в Голливуде. Миллард и Блодвен познакомились в Сан-Франциско, в театральном кружке, она играла в массовке хорошеньких девушек, он думал специализироваться по Брехту – однажды ночью на Хейте кто-то закинулся кислотой, и после некоторого стремительного килевания по шестидесятым, они вылетели из своего анархо-психоделического вращения и приземлились в двадцати милях вверх по грязевой полосе препятствий, называемой дорогой лишь теми, кто никогда и близко от нее не бывал, во глубине винляндских секвойных чащ, в хижине у ручья, из чьего русла по ночам до них доносился стук его золотоносной гальки. Когда же предприятие пошло на взлет, они арендовали дом в городе, но за место в горах, где они впервые вернулись на Землю, держались по-прежнему.
– Сию секунду немножко занят, – Миллард вручая Зойду конверт с суммой зеленых внутри, – позже будет лучше – скажи-ка, Лапа, что у нас за «Кино в Восемь»?
– Эм-м, ой, Пэт Сейджэк в «Истории Фрэнка Горшина».
– Скажем, десять, десять-тридцать?
– Ёкс, надо Тренту позвонить, ему керогаз нужен.
Трент, чувствительный поэт-художник из Города, переехал сюда на Север из-за нервов, кои в данный момент пребывали не на вершине спокойствия.
– Бронетранспортиры, – Трент пытался орать и одновременно не повышать голоса, – личности в полной боевой выкладке топчут огороды, кто-то сказал, собаку Стоукли застрелили, я тут засел с тридцать-ноль-шестым, только я его и заряжать не умею, Зойд, что тваариии-ца?
– Постой, легче кореш, у тебя это похоже на КАПУТ, – имея в виду печально известную федерально-штатную Кампанию По Уничтожению Травы, – но пока ж еще вроде не сезон.
– Это по твою душу, еблан, – Трент уже выл в голос, – они у тебя штаб-квартиру устроили, все вышвырнули во двор, они уже верняк твою заначку нашли…
– Знают, на чем я езжу?
– От меня – нет.
– Спасибо, Трент. Не могу сказать, когда…
– И не говори, – предупредил Трент, шмыгнув носом, – увидимся когда-нибудь, – и повесил трубку.
Зойд решил, что ему вернее всего будет отыскать где-нибудь стоянку кэмперов и попробовать к ним прибиться. Место он себе забронировал в нескольких милях от города вверх по Седьмой реке под липовым именем, молясь, чтоб никто не прослушивал этот номер. Затем, с опаской, проследовал в своем кедровом бельме на глазу к «Пицце Бодхи Дхарма», которую сегодня вечером слышно было раньше, чем видно. Все обитатели заведения типа пели, такое, что, с флюидами грядущих бед, он распознал – не слова, они были по-тибетски, но мелодию, с ее костотрясыми басами, к мощному и тайному заклинанию против захватчиков и угнетателей, в частности слышимому чуть позже в году, как раз на урожай, когда в небесах собирались вертолеты КАПУТа, и Северная Калифорния, подобно другим дуреводческим регионам США, вновь воссоединялась, говоря оперативно, с третьим миром.