Toute la traduction est à l’avenant.
De sorte que ne pouvant absolument pas accepter la responsabilité de cette étrange publication je vous prie instamment, Monsieur, d’avoir l’obligeance d’enserer cette lettre dans votre journal.
Agréez, Monsieur, l’assurance de mes sentiments distingués.
Léon Tolstoy.
Moscou, le 13/25 Février.
Г-н редактор,
Вопрос искусства занимал меня в течение многих лет и, ввиду того, что положения, к которым я пришел, совершенно противоположны общепризнанным, я написал книгу, в которой старался изложить причины, по которым я отхожу от общего мнения и утверждаю свое. Мне казалось, что труд этот мог быть понят и представлял интерес лишь в целом.
Между тем «La Revue Blanche» публикует так называемый перевод двух глав без начала и конца, которые, оторванные от всего произведения, не имеют ни малейшего смысла и утверждают самые странные идеи, не объясняя и не обосновывая их. Самый перевод не только дурной в смысле стиля, но и совершенно не передающий смысл текста, увеличивает странность и несообразность этой публикации. Как образчик плохого перевода, я приведу лишь следующую выдержку:
Правильный перевод текста: «Говорят о непонятности, но если искусство есть передача чувств, вытекающих из религиозного сознания людей, то как же может быть непонятно чувство, основанное на религии, т. е. на отношении человека к богу. Такое искусство должно быть и действительно было всегда всем понятно, потому что отношение всякого человека к богу одно и то же»
Перевод «La Revue Blanche»: «Говорят о непонятности, но если искусство есть передача идеи ощущения, вытекающего из религиозного ощущения человека, то как может быть непонятной идея, основанная на самой религии, например на отношении человека к богу. Такое искусство должно быть и никогда не переставало быть понятным каждому, потому что отношение всякого человека к богу одно и то же».
Весь перевод подобен приведенному выше.
Вследствие этого, совершенно не имея возможности принять на себя ответственность за эту странную публикацию, я настоятельно прошу вас, милостивый государь, любезно напечатать это письмо в вашем журнале.
Примите уверение в моем уважении.
Лев Толстой.
Москва, 13/25 февраля.
Печатается по тексту, опубликованному в «La Revue des Etudes slaves», tome X, Paris 1931, p. 216. Здесь, согласно указанию Ш. Саломона, письмо опубликовано по тексту, напечатанному в «Journal des Débats» от 3 марта 1898 г. В СССР опубликовано впервые в сборнике «Летописи», 2, стр. 161—162. Сверено с копией, хранящейся в AЧ.
Речь идет о напечатанных отрывках трактата Толстого «Что такое искусство?» в журнале «La Revue Blanche» от 15 января и 15 февраля нов. ст. 1898 г. в переводе на французский язык Tarridu del Marmol. См. об этом в т. 30, стр. 551—552.
1 Цитата из гл. X трактата об искусстве. См. т. 30, стр. 109—110.
35. Шарлю Саломону (Charles Salomon).
1898 г. Февраля 13. Москва.
Cher M-r Salomon,
Прилагаю письмо мое к редактору Débats, в котором прошу его о помещении этого письма в его газете. Вместе с этим письмом я посылаю такое же письмо прямо в редакцию Débats.1
Просьба моя заключается в том, чтобы вы посмотрели в столбцы Débats, несколько дней после получения этого, и если бы через неделю письмо мое не было напечатано, то обратились бы в Débats или другую газету с предложением напечатать мое письмо.2 Если бы вы нашли письмо дурно написанным и нашли бы нужным исправить его в стилистическом отношении, то я был бы вам за это очень благодарен. Обращаюсь я не исключительно к вам, а посылаю письмо еще прямо в редакцию Débats потому, что боюсь, что вы не в Париже и письмо долго не дойдет до вас. Во всяком случае простите меня за то, что утруждаю вас, и примите вперед мою благодарность.
Если бы вы нашли это стоящим того и перевели бы эту книгу, я бы очень был рад.
Итак, простите, дружески жму вам руку.
Лев Толстой.
13/25 февр. 1898.
Печатается по фотокопии. Впервые опубликовано в журнале «La Revue des Etudes slaves», tome X, Paris 1931, p. 215; в сборнике «Летописи», 2, стр. 161.
Шарль Саломон (Charles Alphonse Salomon, 1862—193..) — французский литератор, знакомый Толстого с 1893 г. См. т. 70.
1 См. письмо № 34.
2 Письмо появилось в «Journal des Débats» 3 марта 1898 г.
Ответное письмо Ш. Саломона от 15 марта нов. ст. опубликовано в журнале «La Revue des Etudes slaves», tome X, Paris 1931, pp. 217—219.
* 36. Эльмеру Мооду (Aylmer Maude).
1898 г. Февраля 12—14? Москва.
Любезный друг А[лексей] Ф[ранцевич],
Посылаю последнюю 20 главу и последний раз; если у вас достат[очно] терпения продолжать работу и если всё еще не напечатано. Кроме того, я так запутался, что решительно не помню, послал ли я вам главы от XIV до XIX в последней версии, и потому на всякий случай посылаю эти.
Вчера получил длинное хорошее письмо Ч[ерткова], на к[оторое] буду отвечать.1 Если увидите, скажите ему, что письмо это мне б[ыло] очень радостно.
Видел на днях М. Шанкс2 и Нат... ...3 узнал от них про вас и вашу жену. Передайте ей мой привет.
Л. Т.
Печатается по фотокопии. Отрывок письма впервые опубликован в книге: «Aylmer Maude. The Life of Tolstoy», II, London 1910, стр. 539. Датируется предположительно на основании упоминания о письме Черткова и намерении отвечать ему. Ответ Толстого датирован 14 февраля.
1 См. т. 88, письмо Толстого к В. Г. Черткову от 14 февраля 1898 г.
2 Мария Яковлевна Шанкс (р. 1866), сестра жены Моода, жившая в Москве.
3 Наталья Александровна Иенкен (Jenken, 1863—1927), художница, знакомая Толстого и Моода. Толстой, сократив в письме имя Иенкен, имел в виду перлюстрацию.
37. В. Г. Черткову от 14 февраля 1898 г.
* 38. А. В. Жиркевичу.
1898 г. Февраля 14. Москва.
Очень рад был узнать про вас, любезный Александр Владимирович, и очень благодарен вам за сообщаемые сведения. Только будьте добры дополняйте их как можно подробнее: его имя, где он теперь, как он отказывался. Самое лучшее для него, я думаю, было бы быть сосланным туда же, где духоборы и Ольховик1 — это на реке Ноторе, селение Амга, если не ошибаюсь.
Благодарю вас за память и желаю вам от души всего хорошего.
Л. Толстой.
На обороте: Вильно. Военно-окружной суд. Александру Владимировичу Жиркевичу.
Датируется на основании почтовых штемпелей.
Александр Владимирович Жиркевич (1857—1927) — военный юрист и писатель; в 1898 г. следователь военно-окружного суда в Вильно. См. о нем в т. 64.
Ответ на письмо Жиркевича от 6 февраля, в котором Жиркевич сообщал об «одном сектанте», отказавшемся от военной службы и сосланном в Сибирь. Жиркевич имел в виду Е. И. Егорова. См. прим, к письму № 51.
Петр Васильевич Ольховик. См. прим. 1 к письму № 51.
* 39. А. И. Ягну (?)
1898 г. Февраля 16. Москва.
Извините меня, пожалуйста, за то, что не исполнил ваше желание. Я очень занят и1 потому едва ли могу быть верным судьей о достоинстве вашей рукописи. Советую вам обратиться в другие редакции и желаю успеха.
Лев Толстой.
16 февраля 1898.
Печатается по листу из копировальной книги. Отпечаток неясный. Имя адресата устанавливается предположительно. В копировальной книге оно не указано. Среди адресатов Толстого за 1898 г. нет других, кроме Александра Ивановича Ягна (р. 1818), которые обращались бы к Толстому с просьбой просмотреть рукопись.
В АТ имеются два письма Ягна: от октября 1897 г., в котором он сообщал, что посылает Толстому на просмотр рукопись своей статьи «Напрасные бедствия и страдания людей», и, вероятно, ответное письмо на публикуемое от 18 марта 1898 г., в котором он между прочим писал: «Очень жалею, что у Вас не было времени на прочтение моей рукописи».
1 Сверху вписано полстроки, которые разобрать не удалось.
40. А. Л. Флексеру.
1898 г. Февраля 16. Москва.
Дорогой Аким Львович.
Пожалуйста, если можно, включите следующее в мое предисловие.1
Почти в конце, после слов: «Никакие победы над природой не могут улучшить положение людей» — перед словами: «А медицина...» включить следующее:
И, как всегда бывает, чем ниже спускается деятельность людская, чем больше она отдаляется от того, чем должна быть, тем больше растет ее самоуверенность. То же получилось и с наукой нашего времени. Всё великое тихо, скромно, незаметно. Люди же науки нашего времени не только уверены в том, что они благодетели человечества, но и в том, что все науки прежних времен были односторонне направлены и все методы были ошибочны и что только наша наука и наш метод одни во всей истории мира — обладают непогрешимостью.
«Успехи науки нашего времени таковы, что тысячелетия не сделали того, что сделала наша наука в последнее столетие. В будущем же, идя по тому пути, по которому она идет, наука наша разрешит все вопросы и осчастливит всё человечество. Наука, наша наука, есть самая важная деятельность в мире. Посторонитесь все — наука идет, наша самая последняя, единственная настоящая наука».
А между тем никакая наука ни в какое время и ни в каком народе не была так мало важна и нужна, как теперешняя. Одна часть этой науки нашего времени посвящена оправданию существующего ложного порядка, другая же занята удовлетворением праздного любопытства или техническими и врачебными усовершенствованиями, приложение которых при теперешнем устройстве общества приносит людям более вреда, чем пользы.
Лев Толстой.
16 февр.
Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр, 170—171. Год в дате определяется по содержанию письма.
Аким Львович Флексер (Волынский, 1863—1926) — литературный, критик, идеолог раннего символизма. См. о нем в т. 70.
1 Речь идет о предисловии Толстого к статье Эдуарда Карпентера «Современная наука», переведенной в 1897 г. С. Л. Толстым. Толстой первоначально отказался от мысли о печатании этой статьи в «Северном вестнике» ввиду протеста С. А. Толстой. См. об этом в т. 70. Однако через некоторое время под влиянием C. Л. и T. Л. Толстых С. А. Толстая согласилась на опубликование статьи, которая и была напечатана в «Северном вестнике» 1898, 3, стр. 199—206.
Дополнение Толстого, сообщаемое в данном письме, в публикации «Северного вестника» появилось не на указанном им месте, а несколько ранее (стр. 204) и в измененном стилистически виде. Объясняется это тем, что Толстой, вслед за отсылкой своего письма, получил от Волынского корректуру предисловия, куда внес свои исправления. См. письмо к A. Л. Флексеру, № 41. См. также т. 31.
41. А. Л. Флексеру.
1898 г. Февраля 17. Москва.
Дорогой Аким Львович,
Посылаю вам исправленную коректуру. То, что я послал вчера, включено здесь. Кое-что еще изменено и прибавлено.1
Пожалуйста, прокоректируйте так, чтобы вследствие неясностей калиграфических или рассеянности не было бы бессмыслицы.
Очень обяжете. Когда будет набрано и исправлено, пришлите мне оттиск хоть в гранках.
Мне нужно для перевода за границу.
Ваш Л. Толстой.
Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 171. Датируется по содержанию.
1 См. прим. к письму № 40.
42. А. Л. Флексеру.
1898 г. Февраля 18. Москва.
Подождите печатать посылаю дополненную корректуру.
Толстой.
Телеграмма. Печатается по тексту телеграфного бланка. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 171.
Толстой послал телеграмму вслед за исправленной корректурой предисловия к переводу статьи Э. Карпентера «Современная наука». См. письмо № 41.
* 43. Эльмеру Мооду (Aylmer Maude).
1898 г. Февраля 18—19? Москва.
С большою робостью посылаю вам несколько измененную 20-ю главу. Если не поздно и вы не устали, внесите эти поправки в ваш перевод.
Больше поправок не будет.
Печатается по фотокопии. Датируется предположительно, на основании ответного письма Моода от 10 марта нов. ст., в котором Моод писал: «Я только что закончил перевод 20-й главы, которую получил от вас в прошлый понедельник», то есть 23 февраля ст. ст.
* 44. П. А. Буланже.
1898 г. Февраля 19. Москва.
19 февр.
Давно нет от вас писем, дорогой друг П[авел] А[лександрович]. Видно, вам нехорошо. Вам не хочется огорчать меня (но вы ошибаетесь, что меня огорчит узнать о вашем душевном состоянии), а радостного вам написать мне нечего. Так же вы относитесь и к Русановым, хотя я и не успел прочесть вашего письма к ним, они мне рассказали его содержание, и мне кажется, что вы и там показываете себя, свою душу, с одной стороны, только тогда, когда она в возбужденном состоянии. А мне хочется чувствовать вас, каковы в будничном состоянии; и таким я почувствовал из вашего письма Мар[ье] Вас[ильевне].1 И признаюсь, что письмо это произвело на меня унылое впечатление. Вам надо работать, чтобы устроить свою — семьи, жизнь, а вы проводите время в занятиях, из кот[орых] ничего в матерьяльн[ом] отношении выдти не может. А средства тают, приходят к концу. А потом что? И на меня нашла грусть, тоска, раскаяние и, главное, жалость за вас, за М[арью] Викт[оровну]. Но это была минута слабости. Я перенес всё дело, как делаю всегда в тяжелые, трудные минуты, в высшую инстанцию, от суда людского на суд бога, и вдруг — как и всегда бывает, то, что было запутано, стало просто, что было мучительно, стало радостно, что было страшно, перестало быть таким: делал и делает то, чего от него хочет бог, так чего же еще. Стало быть, всё не дурно, а хорошо. И как всегда тоже бывает со мной, подвергнув дело суду высшей инстанции, я опять вернулся к вопросам низшей. И вопросы стали другие. Вопрос не то, что будет — это мы не знаем, или скорее знаем, что будет хорошо, если мы будем делать волю бога (главное, не нарушать любовь), а вопрос в том, что мне, Толстому, делать в этом случае, как и чем служить брату. И вот этот вопрос я задал себе и не нашел еще прямого ответа — прошу вас и М[арью] В[икторовну] помочь мне в этом — не могу ли я чем служить, но нахожусь в состоянии искания ответа на этот вопрос и сильного желания на что-нибудь пригодиться вам. Теперь хоть тем, чтобы выразить вам мою горячую любовь к вам и к Мар[ье] Викт[оровне], и страстное желание того, чтобы вы, любя, помогая друг другу, несли бремя, кот[орое] может быть радостно и легко, если вы захотите.