11 Ааааххх, мама, неужели это и в самом деле конец?.. Вывернут Вегасом наизнанку и снова в амфетаминном психозе?
Вторник, девять утра… И сейчас, сидя в «Таверне Дикого Билла» на окраине Лас-Вегаса, я вижу все довольно четко. Только одна дорога ведет в Лос-Анджелес – 15-я Межштатная, прямой путь, никаких обходных или пересекающихся маршрутов, отвязный, отчаянный скоростной прорыв через Бейкер, Барстоу и Берду, а затем по голливудской трассе прямо в неистовое забвение: просто еще один кислотный урод в Королевстве Уродов.
А ведь, между прочим, следующие пять или шесть часов я буду самой заметной фигурой на этой чертовой дороге зла – единственный от Бьютта до Тихуаны «шевро» с откидным верхом цвета спелого красного яблока… выступающий на пустынном хайвее с полуголой, душевнобольной деревенщиной за рулем. Может, лучше надеть мою пурпурно-зеленую рубашку из Акапулько или вообще ничего?
В таком монстре не спрячешься при всем желании.
Поездка будет неудачной. Даже Бог Солнца на нее забил и впервые за три дня спрятался за облаками. Нет солнца, хоть ты тресни. Небо было серым и безжизненным.
Не успел я укрыться на расположенной в стороне от улицы и потому малопосещаемой стоянке «Дикого Билла», как услышал над своей головой рев. Посмотрев вверх, проводил взглядом взлетевший большой, серебристый, чистенький «ДС-8»: на высоте две тысячи футов над хайвеем он стремительно удалялся на восток. На борту ли Ласерда? Человек из « Life »… Есть ли у них все нужные фотографии? Вся фактура? Выполнили ли они свои обязательства?
Я даже не знаю, кто выиграл гонку. Может, никто. Мне лишь известно, что роскошный спектакль был сорван из-за какого-то жуткого бесчинства – оргии бессмысленного насилия, учиненной пьяными хулиганами, отказавшимися соблюдать правила.
Я захотел восполнить этот пробел в моей памяти при первом же удобном случае: достать «L.А. Times » и тщательно проштудировать спортивный раздел в поисках репортажа с «Минт 400». Получить все «мясо». И написать репортаж самому. Даже в бегах, в тисках чудовищного Страха…
Я знал – Ласерда улетел на этом самолете обратно в Нью-Йорк. Он сказал мне прошлой ночью, что рассчитывает попасть на первый же рейс.
Вот и он отчалил… а я застрял здесь, без адвоката, тяжело опустившись на красный пластиковый табурет в «Таверне Дикого Билла» и нервно потягивая «Бадвайзер» у стойки, очнувшись ранним утром в компании сутенеров и спецов по китайскому бильярду… помещение заполонила такая братва, что я боялся просто взглянуть на свою огромную Красную Акулу стоявшую за дверью. Я не мог так бросить эту блядь. Единственная надежда заключалась в том, что каким-то образом удастся проскочить на ней триста миль отсюда до Убежища. Но, дорогой Иисус, я выдохся! Я напуган. Я сошел с ума. Эта культура измордовала меня. Какого хуя я вообще здесь делаю? Это даже не репортаж, над которым я предположительно должен был работать. Мой агент меня от этого отговаривал. Все указывало на негатив – один злобный карлик с розовым телефоном в Поло Ландж чего стоил. Надо было остаться там… все что угодно, лишь бы не это.
Ааахх… Мама!
Неужели, это и в самом деле конец?
Нет!
Кто играл эту песню? Неужели я действительно слушаю прямо сейчас эдакую хуйню по музыкальному автомату? В 9-19 этого мерзкого тусклого утра в «Таверне Дикого Билла»?
Нет. Это звучит только в моем мозгу, отголосок давно отгремевшего эхо болезненного рассвета в Торонто… много лет назад… полубезумный в другом мире… но разницы между ними никакой.
ПОМОГИТЕ!
Сколько еще ночей и странных рассветов может продолжаться это ужасное дерьмо? Как долго еще тело и мозг смогут терпеть это проклятое сумасшествие? Мучительную зубную боль, потение, сгущение крови в висках… набухшие маленькие голубые жилки под глазами, шестьдесят и семьдесят часов без сна… И теперь этот музыкальный ящик! Да, сомнений нет… А кому он мешает? Очень популярная песня: «Как мост через беспокойную воду… я остаюсь висеть, теряя надежду…»
БУУММ… Вспыхивающая паранойя. Какая паскудная, спятившая крыса может играть эту песню – прямо сейчас, в такой щекотливый момент? Знает ли барменша, кто я такой? Может, она разглядела мои глаза под этими зеркальными очками?
Все бармены вероломны, но вот эта ворчливая, не первой свежести толстуха, облаченная в ковбойский прикид, в широких рабочих брюках от Железного Мальчика… наверное, женщина Дикого Билла.
Господи, омерзительные волны паранойи, безумия, страха и отвращения – невыносимые вибрации этого места. Мотай отсюда. Беги… и внезапно обступивший меня со всех сторон мрак пронизала последняя вспышка маниакального практицизма: формальной проверки постояльцев в отеле не будет до полудня… и это дает мне, по крайней мере, два часа законного скоростного пробега, чтобы успеть выбраться из этого чертова штата, пока я не стал беглецом в глазах правосудия.
Поразительная удача. К тому времени как забьют тревогу, я уже буду мчаться, подыхая от скуки, где-то между Нидлз и Долиной Смерти, давя на газ и грозя кулаком Ефрему Цимбалисту-Младшему, хищно ринувшемуся за мной вдогонку на ФБРовском вертолете «Визгливый орел».
...
ТЫ МОЖЕШЬ БЕЖАТЬ,
НО НЕ СМОЖЕШЬ СКРЫТЬСЯ [14]
Иди ты на хуй. Ефрем, твоя мудрость – палка о двух концах.
Насколько известно тебе и людям из отеля «Минт», я все еще протираю штаны в номере 1850 – согласно букве закона; и если не во плоти, то дух мой все еще там – в табличке «Не беспокоить», вывешенной, чтобы пресечь наезд в зародыше. Горничные не подойдут и близко к комнате, пока это предупреждение висит на ручке двери. Мой адвокат все рассчитал: наряду с 600 кусками гигиенического мыла, которые я все еще должен доставить в Малибу. Что из этого выжмет ФБР? Из Великой Красной Акулы, набитой кусками гигиенического мыла? Все совершенно законно. Горничные дали нам мыло. Они подтвердят это под присягой… Или не подтвердят?
Конечно, нет. Эти горничные, предательские заразы, будут клясться на Библии, что их терроризировали двое вооруженных до зубов сумасшедших, угрожали им «Черной Тенью Винсента», пока они не отдали все свое мыло.
О Иисус, холуйский Бог! Есть ли в этой таверне священник? Я хочу исповедаться! Я грешник хуев! Корыстный, жестокий, кровожадный, крупный, мелкий – называй это как Тебе угодно, Господь… Я виновен.
Но сделай мне последнее одолжение: просто дай мне еще пять часов скоростной гонки, а потом опускай Свою карающую десницу; позволь мне выбраться из этой отвратительной пустыни и избавиться от этой чертовой машины.
На самом деле я, черт возьми, не так уж много прошу Господи, потому что конечная и невероятная истина заключается в том, что я не виновен. Все, что я сделал – воспринял Твою бредятину серьезно… и Ты видишь, куда это меня завело? Мои примитивные христианские инстинкты сделали меня преступником.
Припоминаю, что, пока крался через казино в шесть утра с саквояжем грейпфрутов и фирменных маек «Минт 400», я повторял себе снова и снова: «Ты не виновен». Это лишь необходимая уловка, чтобы избежать тошнотворной и непристойной сцены. А ведь я, помимо прочего, не брал на себя никаких обязательств, связывающих по рукам и ногам; это производственный долг — ничего личного. И весь этот сволочной кошмар – ошибка вонючего, безответственного журнала. Какой-то идиот в Нью-Йорке подложил мне эту свинью. Это была его идея, Господи, а не моя.
А сейчас посмотри на меня: наполовину спятив от страха, я несусь на скорости 120 миль в час через Долину Смерти в тачке, которую никогда даже не хотел иметь. Ты, злобный ублюдок! Это Твоя работа! Ты бы лучше позаботился обо мне, Господи, потому что, если Ты этого не сделаешь, я так и останусь у Тебя бельмам в глазу.
12 Дьявольская скорость… Схватка с дорожным патрулем в Калифорнии… Как мужчина – мужчине на хайвее 61
Вторник. 12.30… Бейкер, Калифорния… Нервный и мертвецки пьяный попиваю эль «Боллантайн». Узнаю это ощущение: три или четыре дня бухла, наркотиков, солнца, бессонницы, истощения резервов адреналина – головокружительный, пульсирующий вид кайфа, означающий приближение катастрофы. Но когда? Сколько еще осталось? Это напряженное состояние – часть кайфа. Возможность физического и ментального коллапса принимает теперь четкие очертания…
…однако коллапс не подлежит обсуждению; как выход из ситуации или даже дешевая альтернатива – это неприемлемо. Разумеется. Миг откровения, приятно щекочущая нервы судьбоносная линия между контролем и несчастьем, а также существенная разница – оставаться свободным, странным и неприкаянным на улице или провести следующие пять лет, играя по воскресеньям в баскетбол в тюремном дворе Карсон-сити.
Никакой симпатии к дьяволу; помни это. Купи билет, отправляйся в дорогу… и если она окажется более суровой, нежели ты предполагал, ладно… можешь списать ее на вынужденное расширение сознания: включился, охуел, получил пизды. Все это есть в Библии Кизи… Отдаленная сторона реальности.
Слишком много несносного бреда; даже Кизи не может мне сейчас помочь. Я только что пережил два лютейших эмоциональных стресса – первый был связан с дорожным патрулем Калифорнии, а второй – с фантомом хитчхайкера, причем до сих пор не могу определить, он это был или не он. И сейчас, чувствуя себя прямо в эпицентре этого дурного психопатического эпизода, я притулился со своим магнитофоном в «пивном баре», а вернее в задней комнате огромного хозяйственного сарая – всевозможные плуги, упряжи, мешки с удобрениями, сваленные в кучу, – и диву давался, как же все это произошло.
За пять миль отсюда у меня была стычка с ДПК. Не остановился и не съехал на обочину: никакой обычной мотни. Я всегда пристойно водил машину. Возможно, немного быстро, но без сомнения мастерски и с природным чувством дороги, что признают даже легавые. Еще не родился тот полицейский, который недобросовестно и без удовольствия выполнял бы свой безжалостный долг, замеряя скорость на всем путы вокруг одного из таких шоссейных пересечений по типу «клеверного листа».
Немногие люди понимают психологию общения с патрульным из дорожной полиции. Нормальный водила, превысивший скорость, сразу запаникует и остановится, как только увидит за своей спиной здоровую красную мигалку… а потом начнет извиняться, моля о пощаде.
А это неправильно и недостойно. Подобная реакция пробуждает презрение в сердце легавого. Вот что надо делать, когда мчишься на скорости сто миль или около того и видишь вдруг у себя на хвосте ярко-красную мигалку ДПК, – просто поддай газу. Никогда не останавливайся после первого же вопля сирены. Прими к сведению и заставь этого ублюдка преследовать тебя на скорости 120 миль в час всю дорогу до следующего пункта. Он последует за тобой. Но так и не догадается, что побудило тебя включить правый поворотник.
А этим ты даешь ему понять, что ищешь удобного места съехать с дороги и спокойно поговорить… продолжай сигналить, и когда подкатываешь к ведущему в гору обгонному пути, рядом с которым маячит дорожный знак – «Максимальная скорость 25», – рассчитывай на крутой поворот… а трюк состоит в следующем – неожиданно соскочить с фривэя, заставив его мчаться в горку на скорости сто миль в час, не меньше.
Подстраиваясь под тебя, он начнет тормозить, но лишь через мгновение поймет, что ему на той же скорости придется делать поворот на 180 градусов… а ты должен быть готов к этому, собраться с духом, напрячь все силы и резко вертануть машину со скрипом тормозов… таким образом, используя преимущество резкого разворота, успеешь съехать с дороги, остановиться и к тому времени, как он тебя настигнет, будешь спокойно стоять рядом со своим автомобилем…
Рассудительности поначалу ждать от него не приходится… но это без разницы. Дай ему успокоиться. Он захочет услышать первые слова. Предоставь ему самому их произнести. Его мозг пребывает в смятении: он может нести всякий вздор или даже вытащить пистолет. Раскрути его: продолжай улыбаться. Фишка в том, чтобы показать ему, что ты всегда полностью контролируешь себя и свою машину – тогда как он потерял контроль абсолютно над всем.
Когда он остынет настолько, чтобы спросить у тебя права, задачу облегчает полицейский значок или удостоверение прессы в твоем бумажнике. У меня такое имелось, но в руке также неожиданно оказалась и банка «Бадвайзера». До этого момента я понятия не имел, что ее держу. Я парил в воздухе, чувствовал себя хозяином положения… но когда посмотрел вниз и увидел этот маленький красно-серебристый убийственный факт в своей руке, то понял, что облажался…
Превышение скорости – одно, а вот вождение в нетрезвом виде – совсем другое. Легавый, похоже, ухватил, что я обосрал все свое представление, забыв о пивной банке. Его лицо расслабилось, теперь он и вовсе улыбался. Ровно как и я. Потому что в то самое мгновение мы оба въехали, что моя дорожная буря в стакане, вздорная, шумная эскапада пошла псу под хвост: мы оба наложили в штаны ровным счетом из-за ничего – факт пребывания банки пива в моей руке делал любое возражение против «превышения скорости» несущественным.
Левой рукой он принял от меня раскрытый бумажник, а затем правая потянулась к банке.
– Можно, я возьму?
– Какие вопросы, – сказал я.
Он взял ее, встряхнул и вылил все пиво на дорогу между нами.
Я улыбнулся, больше не сдерживаясь: «Оно все равно нагрелось». Прямо за мной, на заднем сиденье Акулы, валялось с десяток банок теплого «Бадвайзера» и около дюжины грейпфрутов. Я совсем о них забыл, но сейчас они были вопиющим в пустыне фактом, который никто из нас не мог игнорировать. Моя вина была слишком велика и нестерпима, так что все объяснения бесполезны.
Легавый просек ситуацию.
– Ты осознаешь, – начал он, – что преступление состоит…
– Да, – прервал я его. – Знаю. Я виновен, понимаю. Я знал, что это было преступление, но все равно на него пошел. – Я пожал плечами. – Черт, да о чем спорить? Я – преступник гребаный.
– Вот странная реакция, – заметил он.
Я уставился на него, впервые заметив, что общаюсь с молодым парнем с горящими глазами, лет тридцати, несомненно получавшим наслаждение от своей работы.
– Ты знаешь, – сказал легавый, – у меня такое ощущение, что тебе надо вздремнуть, – он покачал головой. – Там впереди есть стоянка для отдыха. Почему бы тебе там не остановиться и не поспать несколько часов?
Я тут же понял, какое предложение он мне делает, но по какой-то безумной причине замотал головой:
– Вздремнуть не поможет. Я слишком долго был на ногах – три или четыре ночи. Даже не могу вспомнить. Если сейчас засну то вырублюсь на двадцать часов.
«Боже мой! – пронеслось в моей голове. – Что я сказал? Этот ублюдок пытается быть человечным; он мог упечь меня прямо в тюрьму а вместо этого говорит, чтобы я вздремнул к такой-то матери. Да ради Бога, согласись с ним: «Да, офицер, разумеется, я воспользуюсь этой стоянкой для отдыха. И не могу выразить, насколько благодарен вам за эту предоставленную мне передышку…» Но нет… Продолжаю настаивать, что если он меня отпустит на все четыре стороны, то я ломанусь напрямик в Лос-Анджелес… Как на духу… но зачем это говорить? Зачем провоцировать его? Время раскрыть все карты еще не пришло. Это Долина Смерти… Кто не успел, тот опоздал.
Конечно. Кто не успел…
– Послушайте, – сказал я, указывая на язычок ВИПовской парковки на ветровом стекле. – Я был в Лас-Вегасе, освещал там «Мнит 400». Изумительное зрелище. Все эти мотоциклы и вседорожники носились два дня по пустыне. Вы это видели?
Парень усмехнулся, покачав головой с неким меланхоличным пониманием. Я видел, что он размышляет. Опасен ли я? Готов ли этот легавый к отвратной, невыносимо тягучей сцене, которая непременно должна разыграться, если он меня арестует… Сколько еще внеурочных часов он будет вынужден проболтаться в здании суда, чтобы дать против меня свидетельские показания? И что за монстра-адвоката я на него натравлю?