В молчании прошла минута. Другая. И Алексей начал сознавать, что истинным виновником трагедии является вовсе не Врач. Его напряженные мышцы расслабились, и он отошел к жене. Кулаки разжались, Алексей взял малышку на руки и прижал к груди. Между мной и Лео больше никто не стоял.
— Алексей, — сказал я, сделав шаг в их сторону.
— Нет! — воскликнул он, отворачиваясь и сильнее прижимая девочку к груди. Таня с испуганной улыбкой смотрела на меня красными от слез глазами.
— Не волнуйтесь, я собираюсь всего лишь осмотреть Мону.
Родители переглянулись. Смысл слов ускользал от них — последствие сильного стресса.
— Ваша дочь, Мона, — терпеливо повторил я. — Я должен осмотреть ее. Возможна серьезная травма.
— Да, конечно, — сказала наконец Таня, и Алексей согласно кивнул. — Осмотрите, прошу вас.
Врачебный осмотр — необходимый и, пожалуй, сам по себе целительный ритуал. Наклонившись, я осмотрел лицо девочки. Кровотечение уже остановилось. Мои человеческие руки быстро обработали ее кожу, убрав засохшую кровь дезинфицирующей салфеткой, а зонд-манипулятор незаметно впрыснул сладкое болеутоляющее. Мона расплылась в улыбке. По моей просьбе она вдохнула и выдохнула, показывая, что может дышать через нос. Улыбки на лицах родителей стали чуть менее вымученными. Протянув Моне скрученную из ярко-синего воздушного шарика рыбку, я спросил:
— Тебе уже не больно, Мона?
— Не-а! — Новая игрушка весело завертелась в ее ладошках.
— Это Лео тебя ударил?
Рыбка застыла хвостиком кверху. Ребенок молчал.
— Мона, люди видели, как он сделал это, — сказал я. — В холле, возле лифта. Он ударил тебя ногой.
— А вот и нет! — ответила девочка. — Мы гуляли в парке. Я не хотела идти домой. Лео рассердился. Я убегала, а он догонял — мы так играли! А потом… Потом он стукнул меня. И не ногой, а кулаком, вот так!
Я поднялся и, не глядя на родителей, приказал:
— Таня, Алексей, возьмите девочку и ждите нас снаружи.
Из-за спины послышался хрипловатый голос. Лео спросил: «А что насчет меня?..»
— Ты останешься.
— Почему?
— Сейчас узнаешь.
* * *
Эра космической экспансии продлилась недолго — всего тридцать лет. За этот срок — между созданием первой лунной базы и последней экспедицией к Церере — люди успели побывать на Меркурии, удачно высадиться на Марсе и неудачно — на Венере, обследовать с полсотни астероидов. Объектом колонизации выбрали Марс.
За пять лет на орбите Луны был построен целый флот — тридцать «Столетних кораблей», огромных цилиндров из металлокерамического сплава. Триста метров в диаметре, полтора километра в длину — миллионы тонн технического прогресса должны были опуститься на поверхность Марса, чтобы стать основой системы станций терраформинга.
В состав экипажей отбирали молодых, идеально здоровых, одаренных и блестяще образованных мужчин и женщин. Максимальное генетическое разнообразие, никаких родственников, детей, только молодые пары и одиночки. Из миллионов добровольцев поселенцами смогли стать всего пять тысяч. Они благополучно добрались до Марса. Врачи не допустили ни единой смерти за время долгого, почти год, полета.
Начальный успех миссии превзошел все ожидания. Точно в срок ударами с орбиты было пробито тридцать шахт, в каждую из которых опустился «Столетний Корабль» — сложнейший маневр прошел идеально. В следующие десять лет колонисты построили и запустили Станции. Углекислый газ, вода, энергия, металлы — все необходимое для развития колонии имелось в изобилии.
Каждая из Станций — невероятно сложный автоматизированный техноэнергетический и производственно-жилой комплекс, маленький экологически устойчивый мир, касающийся дном сферы Мохо. Десять лет подряд с Луны непрерывным потоком текли грузы, оборудование, технологии и — новые люди. Население Станций перевалило за десять тысяч. А потом «стартовое окно» закрылось раз и навсегда.
Возможно, землянам показались слишком затянутыми сроки освоения. Только первый этап терраформирования должен был занять около двухсот лет. А может, все оказалось слишком дорого — Марс ничего не мог предложить взамен. Огрехи долгосрочного планирования и политические потрясения стали главными врагами проекта «Юный Марс». Десять тысяч марсиан — капля в десятимиллиардном море человечества: каждый день рождается и умирает в десятки раз больше — стали никому не нужны.
К власти на Земле пришли изоляционисты. И началось: «Да кто они такие — эти марсиане?», «Они ведь даже не голосуют!», «Космические паразиты — пусть каждый сам о себе позаботится!» Шли годы, и о людях на Марсе почти не вспоминали.
Поселенцам ничто не угрожало: потенциал жизнеобеспечения Станций был избыточным, почти все оборудование — самообслуживающимся, системы обеспечения — устойчивыми и надежными. Беда подкралась с другой стороны. Оказалось, что на Марсе десятку тысяч человек нечем заняться. Для Станций нужны небольшие экипажи — несколько десятков квалифицированных специалистов, а остальные…
Вот тогда-то и началась «Эпидемия Отчаяния». Меньше чем за год суицидальный синдром выкосил три четверти поселенцев — одиночки, семьи, группы, целые Станции… Отправляясь на Марс, каждый знал, что никто из них не сможет вернуться на Землю. Но совсем другое — узнать, что никто и никогдане вернется домой.
Никто…
Никогда…
Моя семья погибла на станции «Марс-9», и я — вместе с ней. Врач-1 сумел спасти мой мозг, но не личность. Став Врачом-2, я забыл даже свое имя. И вот мы поддерживаем культуру неооптимизма в обществе выживших на всеми забытой планете. До того как люди выйдут на поверхность, еще пятьдесят лет, а может, и больше. Врач обязан сохранять жизнь. Во что бы то ни стало. Врач уже не совсем машина и совсем не человек. Он способен направлять человеческие эмоции. Чипы-эмократоры — последнее творение гения-инженера Ли Чоу, одним из первых погибшего во время Эпидемии, дали нам в руки ключ к человеческому счастью. Оно ненастоящее? Пусть так… Зато дети, внуки или правнуки первых марсиан доживут до настоящего. Я верю в это.
* * *
Глядя мне в лицо, Лео не знал, куда девать руки. Как и всякий на станции, он меня боялся: «отбраковка» — разве не этим пугают детей? Лео выше, сильнее, привлекательнее и одареннее своих сверстников. И этот здоровый, талантливый мальчик — лжец и потенциальный разрушитель. Возможно, на Земле способности сделали бы его полезным членом общества, а пороки были бы не так заметны на общем фоне. Но только не здесь. Яркие губы приоткрылись, блеснул ровный оскал зубов, и Лео сказал: «Я вас не боюсь!»
У него начал прорезаться мужской голос. Широкие плечи скоро нальются опасной силой. Ум станет еще более изощренным и гибким, а желания — неудержимыми…
— Кем ты собираешься стать, Лео? — задал я вопрос.
— А ва… тебе какое дело? — сквозь зубы процедил он. — Ты ведь не с тем пожаловал, Врач. Ну же, отбракуй меня!.. — Из груди Лео вырвался полувздох-полувсхлип, но он сумел с собой справиться.
Я без улыбки взглянул на него:
— Лео, ты помнишь последнего отбракованного?
— Ага, старый Майк Хор. Настоящий псих — на людей кидался! Убил кого-то… Я помню — Эву Браун! Ее убил.
— Тебе было семь, но ты помнишь…
Блеснув серыми глазами, он кивнул.
— И как же я с ним поступил, Лео?
— Ты увел его наверх и оставил там с комплектом для выживания. Через день его уже не было на месте — скауты проверили. И вроде бы следы вели на юг. Ну, так рассказывают. И меня, значит, туда же?
— Примерно.
На лице Лео отразились все сразу: отчаяние, страх, обида и… облегчение. Кажется, все идет как надо.
— Ну и клал я тогда на тебя… на всех вас! — раздувая ноздри, Лео шагнул вперед. — Я — лучший скаут и знаю, что там и как. Я выживу. Тебе меня не запугать, Врач!
— Вот и хорошо. Молодец, Лео! — согласился я. — Но у тебя есть еще одно преимущество. Второй комплект для выживания. И третий…
Лео едва заметно вздрогнул, зрачки расширились, но тут же пришли в норму. Да, с самообладанием у него все в порядке. Небрежным тоном он сказал:
— Не понимаю, о чем ты.
— Два контейнера. Спрятаны у водозаборника, на берегу Масляного Озера. Продукты, регенератор, дистиллятор, инструменты, палатка. Все, что пропало со склада в прошлом году.
Не сводя с меня глаз, Лео молчал.
— Об этом никто не знает, — добавил я, — кроме меня.
— Вот и я не в курсе, — ровным голосом согласился он.
— Не имеет значения. Все об этом забыли. Все списано. Ты меня понимаешь, Лео?
— Откуда ты узнал?! — все-таки спросил он после долгой паузы.
— Я — Врач, знать все — моя обязанность. И хотя ты создал массу проблем своей семье и натворил кучу глупостей на Станции, я кое в чем должен тебе признаться, Лео…
— В чем?
— Ты ведь умный парень… Гений, как про тебя говорят… Наверное, ты и сам уже обо всем догадался. Главная задача Врача — поддерживать счастье в каждом человеке.
— И как же ты это делаешь?
— Вспомни: пятый курс прививок. Он содержит наночип-стимулятор, способный управлять выработкой гормонов в мозге.
— И ты управляешь всеми с помощью этих штучек?!
— Да, эти… устройства отзываются на мои сигналы. Так я могу следить за вами, чтобы помогать и лечить.
Лео вообразил, что принят в круг посвященных. Его напряженные плечи расслабились, он глубоко вздохнул и с облегчением улыбнулся: «Я знал это. Я — знал!»
— Легко было догадаться! — От возбуждения его лицо горело. — Станция — просто дыра, а все ходят довольные, как морские свинки. Они что, психи?!
— Но ведь ты не чувствуешь себя счастливым, Лео?
— Ни минуты, ни секунды!
— А знаешь почему?
От неожиданности он несколько раз моргнул.
— Почему?
— Я не сделал тебя счастливым, как остальных, — сказал я. — Сознательно. На каждой станции среди спящих должен быть хотя бы один бодрствующий. И на «Марсе-9» единственный вменяемый человек — это ты.
Я никогда не видел Лео более счастливым, чем в тот момент: «Я знал! Я — знал!»
— И все же, — продолжил я, — тебе известно далеко не все. Куда может отправиться бодрствующий? На другую Станцию? Но ведь везде одно и то же… Нет, Лео, тебя ждет иная судьба. Ты должен мне верить.
Он хотел, очень хотел верить.
— Что ты собираешься со мной сделать? — шепотом спросил Лео.
— Переоденься, пожалуйста, в скаут-комбинезон. Мы должны подняться наверх и связаться со Скайбо.
— Скайбо?..
— Пока ты будешь одеваться, я расскажу тебе кое-что еще.
Механически натягивая и застегивая комбинезон, Лео внимательно слушал. Иногда он замирал от восторга — мой рассказ застал его врасплох. Я никогда не видел раньше, чтобы он так искренне улыбался. Открытой, честной улыбкой. Защелкнув последнюю застежку, Лео подошел ко мне, и тут я заметил, что он плачет. Наверное, впервые в жизни. Моя человеческая рука непроизвольно потянулась и смахнула горькую слезинку с его щеки: «Не плачь, Лео. Никто больше не заставит тебя быть счастливым».
* * *
Колонисты по-прежнему толпились возле лифта. Над толпой витали ядовито-желтые призраки: тревоги, опасения, страхи. Эти люди разучились ненавидеть, но не перестали бояться… Пусть видят то, что им положено видеть. Их счастью больше ничего не угрожает: Врач, ужасный Отбраковщик, сделает свою грязную работу. Железной рукой вырвет с корнем источник беспокойства. Вот он, этот Лео, как всегда с наглой, самодовольной усмешечкой во весь рот. Даже когда безутешные родители — рыдающая мать и нечастный отец — бросились к нему, он едва удостоил их вниманием! «Не плачь, ма. Держись, па», — вот и все, что он сказал на прощанье! А сестренке и вовсе ничего не сказал! Ни тени раскаяния! Какая дерзость — подумать только! И мы терпели это целых пятнадцать лет!
Все шло по плану. Каждый должен запомнить Лео именно таким. Никто не пожалеет о нем. Будут сочувствовать родителям, не сумевшим помочь сыну. Или сестре, давшей повод к его отбраковке. Но никто никогда не пожалеет об утрате. Иногда мне кажется, что люди безумны. А иногда — нет.
Створки лифта открылись. Лео накинул на голову серый капюшон гермошлема с красной надписью «ЛЕО». В последний раз огляделся по сторонам, насмешливо показал кому-то язык, быстро чмокнул в щечку всхлипывающую мать, мимоходом пожал руку отцу и подмигнул встревоженной сестренке.
— Не беспокойтесь, — утешил их Лео, — все будет в порядке, правда!
— Идем, — сказал я.
Алексей опустил глаза. Таня, стискивая ручонку Моны, спрятала лицо на груди мужа. До меня донеслись сдавленные рыдания.
— Эй, мелкая! — нагнулся к сестре Лео. — Не скучай без меня. Так всем будет лучше. Вы будете счастливы. А у тебя скоро появится маленький братик.
Мона, ничего не поняв, робко взглянула на него и сунула в рот палец.
Мы вошли в лифт, улеглись в кресла и начали пристегивать ремни. Лео не сдержался: «Ну, чего вылупились, придурки?! Отбракованного не видели? Проваливайте!»
Дверь лифта отсекла ропот возмущения. Мы остались одни в магнитной капсуле, которая через десять… девять… восемь… секунд помчится к внешнему шлюзу.
— Ну же… Говори, говори, Врач! Куда я отправлюсь?
— Церера, — ответил я.
* * *
На двоих у нас был один фонарь — мой. Широкой полосой света он выхватывал из сумерек тропинку, ведущую к Масляному Озеру. Это была редкая ночь, когда в разреженном марсианском воздухе мало пыли и можно разглядеть бледные пятнышки звезд в лилово-чернильном небе. Лео поправил на плече съехавшую лямку рюкзака и снова обернулся ко мне, чтобы еще раз произнести волшебное слово.
— Церера, — сказал он, поднимая голову и глядя на звезды. — Расскажи еще разок, Врач!
— Это планетоид.
— Я знаю.
— Экспедиция на Цереру была последним гамбитом экспансионистов, — в третий раз повторил я. — Они построили еще пять, пять последних «Столетних кораблей», стартовавших вслед за разведывательными зондами. Экипаж — десять тысяч человек — больше, чем на Марс! Обратно вернулись только разведчики — для того чтобы всех обмануть. Мы ведь и сами долгое время считали Пояс астероидов необитаемым, так? Их план состоял в том, чтобы создать общество, ни в чем не похожее на земное. Никто не сумел бы до них добраться. И у них было достаточно времени, чтобы построить мир по своему вкусу.
— Новый мир, — прошептал Лео.
— Да, новый мир — мир Скайбо, так они себя называют. Сколько угодно воды, воздуха и света. Купола, полные растений и животных. Они построили надежные укрытия от радиационных атак, доки для кораблей, детские сады. А когда дети выросли, они отправились осваивать новые астероиды. Это была мечта, отчаянная и светлая: дать человечеству новый, прекрасный дом — всю Солнечную систему.
— Дом… Мой новый дом, — тихо сказал он.
— Да, Лео. Не останавливайся, нам нужно торопиться.
Он зашагал быстрее, почти побежал. Не оглядываясь, спросил:
— А почему Скайбо с нами не связываются?
— С чего ты взял?
— Ну… ведь в архивах нет никаких записей и… Подожди, Врач! Я, кажется, понял! Все, о чем мечтают наши сомнамбулы, — это покой и счастье?
— Да.
— Конечно, они это сделали, — прошипел Лео. — Гады! Они ведь все скрывают, правда? От таких, как я. А ты им помогаешь! Ну ты и гад!
— Извини, Лео, это было необходимо.
— Да ладно, проехали. Так что там сейчас, у Скайбо?
— Более сотни астероидов освоены полностью или частично.
— Фигасе! Чем же они там занимаются?
— Точно не знаю. Вряд ли они мне настолько доверяют. Захочешь — узнаешь у них сам.
— Конечно, узнаю! Мне столько всего еще нужно узнать!
Тропинка стала ровнее, и вот мы уже на поверхности Масляного Озера. Каждое марсианское лето сюда по трубам закачивается вода и консервируется слоем жидкого масла, предохраняющим драгоценную влагу от испарения. Зимой масло замерзает, и ущелье превращается в стокилометровый, эбенового цвета, каток. Мы шли вдоль берега, под ногами похрустывали черные льдинки. Вдруг Лео замедлил шаг, и тогда я спросил: