Что‑то касается его. Лени. Ее ладонь на его руке, и он знает, что это невозможно, но чувствует тепло тела сквозь костюм.
– Джерри?
– Да.
– А почему она не хотела возвращаться в свою семью?
– Говорила, они делали ей плохо. Постоянно говорила об этом. Вот так она и проникла к нам. Пользовалась этим. Прием срабатывал всегда…
Не всегда, напоминает ему Тень.
– А потом она вернулась обратно, – бормочет Лени.
– Я не хотел.
Какой‑то звук доносится из вокодера Кларк, и он понятия не имеет, что тот значит.
– Брандер же прав, так. Насчет тебя и детей.
Каким‑то образом Фишер понимает, что она его не обвиняет. Просто проверяет.
– Это то, что ты… делаешь, – рассказывает он ей. – Когда действительно кого‑то любишь.
– О, Джерри. Ты больной на всю голову.
Цепь щелчков слабо раздается из машины в его груди.
– Они меня ищут, – говорит Кларк.
– Хорошо.
– Будь осторожен, ладно?
– Ты можешь остаться. Здесь.
В ответ – молчание.
– Может, я буду иногда тебя навещать, – наконец жужжит она.
Поднимается в воду и отворачивается.
– Прощай, – говорит Тень.
В первый раз она подает голос с тех пор, как залезла внутрь, но Фишер не думает, что Лени заметила разницу.
А потом Кларк исчезает. На какое‑то время.
Но она приходит сюда постоянно. Иногда совсем одна. Он знает, это не конец. А когда Лени станет плавать туда‑сюда с остальными, исполняя обязанности, которые раньше что‑то значили и для него, то Джерри будет рядом, но там, где его никто не увидит. Проверяя. Убеждаясь, что все в порядке.
«Как ее собственный ангел‑хранитель. А, Тень?»
Парочка рыб смутно мерцает в отдалении.
«Тень?..»
БАЛЕТ
ТАНЦОР
Неделю спустя на батискафе прибывает замена Фишеру. В отсеке связи уже никто не наблюдает за процессом; машинам наплевать, есть ли у них зрители. Неожиданный лязг эхом разносится по станции, и Кларк стоит совершенно одна в кают‑компании, ожидая, когда откроется люк в потолке. Наверху шипит сжатая кислородно‑азотная смесь, выдувая морскую воду обратно в бездну.
Люк откидывается. Зеленое сияние изливается в комнату. Он спускается по лестнице, гидрокостюм запечатан, открыто только лицо. Глаза, уже спрятанные за линзами, кажутся невыразительными стеклянными шариками. Но почему‑то они не настолько мертвы, насколько должны бы. Что‑то пристально смотрит сквозь белые скорлупки, и оно почти светится. Слепые белки сканируют помещение, словно радар. Останавливаются на Лени.
– Ты – Лени Кларк?
Голос чересчур громкий, слишком нормальный. «Мы тут разговариваем шепотом», – только сейчас понимает она.
Они уже не одни. Лабин, Брандер, Карако появились на краю зрения, просочившись в комнату безразличными привидениями, и ждут, заняв позицию по краям помещения. Замена Фишера, кажется, даже не замечает их.
– Меня зовут Актон, – говорит он Кларк. – И я принес вам дары из мира небесного. Узрите!
Он протягивает сжатый кулак и открывает его ладонью вверх. Кларк видит пять металлических цилиндров, каждый не больше двух сантиметров в длину. Актон медленно, театрально поворачивается, показывая безделушки остальным рифтерам.
– По одному на каждого. Они вставляются в грудь, рядом с водозаборником.
Над головой стыковочный люк с хлопком закрывается. Позади нее посткоитальная дробь металла о металл возвещает о бегстве скафа на поверхность. Они ждут несколько секунд: рифтеры, новичок, пять новых устройств, которые еще больше растворят их человеческую сущность. Наконец Кларк протягивает руку, дотрагиваясь до одного, и ничего не выражающим голосом спрашивает:
– Что они делают?
Актон резко сжимает пальцы, оглядывает каюту со слепой проницательностью и отвечает:
– Ну, мисс Кларк, они скажут нам, когда мы умрем.
В отсеке связи он рассыпает цилиндрики по контрольной панели. Лени встает позади него, заполняя помещение. Карако и Брандер смотрят сквозь открытый люк.
Лабин исчез.
– Программе всего четыре месяца, – начинает Актон, – но они уже потеряли двух человек на «Пикаре», по одному на «Кусто» и «Линке», и Фишер получается пятый. О таких успехах миру явно не хочется громко сообщать, а?
Никто ничего не говорит. Кларк и Брандер стоят невозмутимые и спокойные, Карако переминается с ноги на ногу. Актон проводит пустым блестящим взглядом по всем троим.
– Боже, а тут веселая компания. Вы уверены, что у вас на станции только Фишер в ящик сыграл?
– Эти штуки должны спасти нам жизнь? – спрашивает Кларк.
– He‑а. Настолько сильно там о нас не заботятся. Они помогут нам найти трупы.
Он поворачивается к консоли, играет на ней опытными пальцами. Топографический дисплей вспышкой оживает на главном экране.
– Мммм. – Актон обводит светящиеся контуры пальцем. – Значит, «Биб» у нас по центру, а вот это непосредственно рифт… Господи, да тут немало географии. – Он указывает на группу жестко очерченных зеленых прямоугольников, расположившихся на полпути к краю экрана. – Это у нас генераторы?
Кларк кивает.
Актон берет один из маленьких цилиндров.
– Они сказали, что уже послали вам программное обеспечение для этих штук.
Молчание.
– Ну, думаю, мы и так все выясним, а?
Он тыкает пальцем одну, а потом нажимает на конец цилиндра.
Станция «Биб» начинает громко кричать.
Кларк резко дергается назад и со всего размаху больно врезается головой в трубу на потолке. Станция продолжает выть, бессловесно и отчаянно.
Актон касается консоли; крик замирает, словно гильотинированный.
Лени смотрит на остальных, оглушенная. Те, кажется, не особо удивились. Ну естественно. В первый раз ей становится интересно, что сейчас было бы видно в их обнаженных глазах.
– Прекрасно, – говорит Актон, – теперь мы знаем, что звуковая сигнализация работает. Но вы получаете и визуальный сигнал.
Он указывает на экран: точно посередине, внутри фосфоресцирующей иконки станции, пульсирует алая точка, как сердце под стеклом.
– Работа устройства зависит от миоэлектрического напряжения в груди, – объясняет он. – Оно включается автоматически, если останавливается сердце.
Позади себя Кларк чувствует, что Брандер, похоже, решил уйти и повернулся от люка.
– Возможно, мои представления об этикете несколько устарели… – реагирует Актон.
Его голос неожиданно становится очень тихим. Никто, казалось, этого не замечает.
– …но я всегда думал, что это крайне невежливо – уходить, когда кто‑то с тобой разговаривает.
В его словах нет никакой явной угрозы. Тон Актона кажется даже приятным. Это ничего не значит. Кларк тут же видит все признаки: взвешенные слова, омертвевший голос, неожиданное легкое напряжение всего тела, достигающее критической массы. Что‑то знакомое растет под белой поверхностью линз Актона.
– Брандер, – тихо говорит она, – почему бы тебе не остаться еще немного и не дослушать человека?
Звуки движения позади стихают.
Новичок перед ней слегка расслабляется.
Внутри нее что‑то находящееся глубже рифта шевелится во сне.
– У нас есть специальный паз для установки, – говорит Актон. – Это займет не больше пяти минут. Руководство Энергосети говорит, что трупные датчики теперь входят в стандартный комплект.
«А я тебя знаю, – думает она. – Точно не помню, но уверена, что уже видела тебя раньше…»
В желудке Кларк завязывается крохотный узелок. Актон улыбается ей, словно отправляя какое‑то тайное послание.
Актон собирается принять крещение. Кларк ожидает этого с нетерпением.
Они стоят вместе в воздушном шлюзе, гидрокостюмы тенями льнут к телу. Свежеустановленный выключатель чешется в груди Лени. Она помнит, как в первый раз рухнула в океан вот так, помнит человека, который держал ее за руку, пока она тонула.
Теперь того человека уже нет. Глубокое море сломало и выплюнуло ее. Кларк задается вопросом, не сделает ли оно то же самое с Актоном.
Она затапливает шлюз.
Сейчас эти ощущения кажутся почти чувственными; внутренности сжимаются, океан врывается в нее, холодный и неумолимый, как любовник. При температуре четыре градуса по Цельсию Тихий скользит по трубкам в груди, анестезируя те части, которые еще сохраняют чувствительность. Вода поднимается над головой; линзы показывают затопленные стены шлюза с кристальной четкостью.
С Актоном все не так. Он пытается скукожиться, но всего лишь падает на Кларк. Она чувствует его панику, наблюдает за конвульсиями, видит, как подгибаются колени новичка в пространстве слишком узком, чтобы упасть.
«Ему нужно больше места».
Она улыбается про себя и открывает внешний люк. Они падают.
Лени скользит вниз, наружу, по дуге уходя от давящей громады станции. Оставляя позади освещенный прожекторами круг, она исчезает в гостеприимной тьме, не включая фонарь. Чувствует присутствие дна в паре метров под собой. Она снова свободна.
Только спустя некоторое время Лени вспоминает об Актоне и поворачивается в ту сторону, откуда приплыла. Прожекторы «Биб» пятнают тьму грязным светом; станция, угловатая и раздувшаяся, тянется прочь от кабелей, удерживающих ее внизу. Свет изливается из нее слабым ракетным выхлопом. Лицом вниз в этом сиянии, словно пришпиленный, лежит на дне Актон.
Лени неохотно подплывает поближе:
– Актон?
Тот не двигается.
– Актон? – Она снова входит в свет, тенью разрезав лежащего новичка на две половины.
Наконец он смотрит на нее.
– Это ссссс…
Его как будто удивляет звук собственного изменившегося голоса.
Новичок прикладывает руку к горлу, жужжит:
– Я не… дышу…
Кларк не отвечает.
Актон снова смотрит вниз. Там что‑то лежит, на дне, в нескольких сантиметрах от его лица. Лени подплывает ближе; в иле дрожит крохотное креветкоподобное существо.
– Это что? – спрашивает Актон.
– Какое‑то животное с поверхности. Наверное, попало сюда на корпусе скафа.
– Но оно… танцует…
Она видит. Суставчатые ноги сгибаются и складываются, панцирь выгибается дугой, двигаясь под какой‑то внутренний безумный ритм. Его жизнь кажется такой непрочной, словно следующий спазм или два разобьют ее на множество кусков.
– Это припадок, – говорит она, чуть помолчав. – Здесь ему не место. От давления нервы работают излишне быстро или вроде того.
– А почему этого не происходит с нами?
«Может, и происходит».
– Имплантаты. Они накачивают нас нейроингибиторами каждый раз, когда мы выходим наружу.
– А, правильно, – тихо жужжит Актон.
Он аккуратно протягивает руку и берет существо в ладонь.
Сминает его.
Кларк бьет его сзади. Новичок отскакивает от дна, рука разжимается; куски панциря и водянистой плоти кружатся в воде. Он загребает ластами, выпрямляется и, ничего не говоря, смотрит на Лени. Его линзы в свете прожекторов сияют желтизной.
– Ты – урод, – очень тихо произносит Кларк.
– Ему же тут не место.
– Нам тоже.
– Оно страдало. Ты сама сказала.
– Я сказала, что нервы работают слишком быстро, Актон. А они передают не только боль, но и удовольствие. Откуда ты знаешь? Может, оно танцевало от того, что ему было охренительно хорошо?
Она отталкивается от дна и с яростью исчезает в бездне. Ей так хочется залезть в тело Актона и вырвать оттуда все, принести в жертву этот кровавый клубок потрохов и механизмов монстрам рифта. Она даже не может вспомнить, чтобы когда‑нибудь настолько злилась, и признается себе, что совершенно не знает, почему.
Бульканье и лязг снизу. Кларк смотрит сквозь люк кают‑компании как раз вовремя, чтобы увидеть распахивающийся воздушный шлюз. Оттуда выходит спиной вперед Брандер, поддерживая Актона.
У того разодран костюм на бедре.
Он нагибается, снимает ласты. Брандер уже разделся и поворачивается на звук: Кларк спускается по лестнице.
– Он встретился со своим первым монстром. С мешкоротом.
– Это да, я, сука, встретил своего первого монстра, – низким голосом произносит Актон. И Кларк видит, что сейчас будет, за секунду до того, как…
…Актон бросается на Брандера левый кулак как таран наносит один второй третий удар и его противник на земле окровавленный Актон уже заносит ногу для удара когда перед ним становится Кларк поднимает руки для защиты кричит – Стой остановись это не его вина – и каким‑то образом она не Актона умоляет а что‑то внутри него выходящее наружу и сделает все что только может только Господи пожалуйста вернись откуда пришло…
Оно смотрит сквозь молочные глаза Актона и рычит:
– Эта сука видела, как тварь плыла на меня! Он позволил ей порвать мне ногу!
Кларк качает головой.
– Может, и нет. Ты знаешь, как там темно. Я тут уже дольше всех остальных, и они постоянно подкрадываются ко мне, Актон. Зачем Брандеру причинять тебе вред?
Она слышит, как тот встает на ноги позади нее, и его голос доносится через плечо:
– А вот теперь Брандер очень хочет причинить ему вред…
Лени обрывает его.
– Послушай, я могу все уладить. – Ее слова предназначены Брандеру, глаза не отрываются от Актона. – Может, тебе стоит пойти в медотсек и проверить, все ли в порядке?
Новичок наклоняется вперед, натянутый, как струна. Тварь внутри ждет и наблюдает.
– Этот говнюк… – начинает Брандер.
– Пожалуйста, Майк, – она в первый раз называет его по имени.
Наступает тишина.
– Это с каких пор ты суешься в чужие дела? – спрашивает он из‑за спины.
Хороший вопрос. Но шарканье Брандера удаляется прочь, прежде чем она успевает подумать об ответе.
Что‑то в Актоне засыпает.
– Тебе тоже надо провериться, – говорит ему Кларк. – Позже.
– Не. Это было не настолько уж плохо. Меня удивило, насколько эта тварь оказалась хилой, после того как я оценил нехеровые размеры этой штуки.
– Она тебе костюм порвала. Если смогла это сделать, то была не настолько слабой, как ты считаешь. По крайней мере, проверься, у тебя может быть рана на ноге.
– Как скажешь. Хотя могу поспорить, Брандеру медик нужен больше, чем мне. – Он сверкает хищной улыбкой и проходит мимо Лени.
– Тебе также неплохо бы поразмыслить о том, как держать свой гнев в узде, – замечает она.
Актон останавливается.
– Ага. Я вроде как немного с ним погорячился.
– В следующий раз, когда ты попадешь в гейзер, он не будет с таким энтузиазмом помогать тебе.
– Ага, – повторяет он. – Я не знаю. Я всегда был слегка… ну ты понимаешь…
Она вспоминает слово, которое кто‑то использовал уже после того, как все произошло:
– Импульсивным?
– Точно. На самом деле я не такой плохой. Ко мне просто надо привыкнуть.
Кларк ничего не отвечает.
– В любом случае, я думаю, что должен извиниться перед твоим другом.
«Моим другом».
Она снова остается в одиночестве, пока пытается справиться с этой раздражающей мыслью.
Пять часов спустя Актон все еще в медотсеке. Кларк, проходя мимо открытого люка, заглядывает внутрь: новичок сидит на диагностическом столе, костюм стянут до пояса. Что‑то в этой картине неправильно. Она останавливается и заходит.
Актон вскрыл себя. Лени видит, как плоть отслаивается около водозаборника, там, где мясо превращается в пластик, около трубок, которые переносят кровь, и тех, где течет антифриз. В одной руке он держит инструмент, исчезающий в полости, вращающийся наконечник тихо жужжит.
Актон задевает нерв где‑то внутри и подскакивает, будто его дернуло током.
– Ты ранен? – спрашивает Кларк.
Он отрывается от процесса и смотрит на нее.
– А, привет.
Она указывает на рассеченную грудную клетку:
– Это мешкорот?..
Актон качает головой:
– Нет. Нет, он только поставил мне синяк на ноге. Я тут небольшой подгонкой занимаюсь.