И по мере того как они затихали, один из дёргавшихся папаш, глядя Челкашкину в самые глаза, спросил:
— Доктор, а вы сами когда-нибудь смогли бы заболеть этим или хотя бы запрыгать под эту музыку?
— Я? Я? — воскликнул доктор. — Чтобы я когда-нибудь зарылся в эту музпомойку?! Да скорей это безмозглое чудище, — он показал в сторону динозавра, — скорей оно снова пустится шагать по земле, чем я...
Доктор не договорил, он не смог договорить, потому что вдруг оторвался от земли вместе со своими пациентами и, широко раскрыв глаза, повис в воздухе.
А гигантский ящер дрогнул, заскрипел и, подпрыгивая, всей своей жутковатой мощью двинулся к зашумевшему и закипевшему под вспышки фейерверка ночному океану.
Прыгало всё: прыгал динозавр, прыгали пальмы, сталкивались и орали в воздухе испуганные попугаи. Рождались слухи, наваливались страхи. Все толпились, все кричали, все куда-то бежали.
САМЫЕ НЕВЕРОЯТНЫЕ НОВОСТИ
Эта неожиданная встряска разом перетряхнула буквально все затеи, все личные планы. А они кое у кого были.
Кое-кто собирался всхрапнуть прямо у ног динозавра. Петькин был не против прихватить у Борщика десяток-другой сарделек и где-нибудь за углом выдать их за ледниковые, антарктические по сотне-другой за штуку.
Сладкоежкина — не терять же возможности! — уже сдала за «зелёненькие» своё бунгало одной весёлой парочке и собралась в гости к Матрёшкиной.
Но теперь они вместе со всеми куда-то бежали, летели, скакали...
И даже Верный, чуть не кувыркаясь, запрыгал с целлофановым пакетиком в зубах к дёргающемуся памятнику Перчикову и стал быстро зарывать под ним свою секретную ношу.
Солнышкин, понятно, оказался у берега. Ведь днём с Матрёшкиной договорились искупаться? Договорились! И хотя сейчас было не до купания, встретиться было бы можно.
Океан пылал от развеселившихся светлячков и лунного жёлтого света. Солнышкин зачерпнул горсть огней и протянул запыхавшимся Петькину, Федькину и Стёпке: «Держите! Светите!»
Но тут прямо перед его носом в песок ткнулась лодка, из которой выпрыгнул Перчиков и крикнул:
— Всё забавляетесь? Где вас столько времени носило? Что вы делали?
Солнышкин — да и остальные — пожали плечами:
— Как это? Зарабатывали на горючее — раз, спасали человека — два!
Сказать про концерт Перчиков ему не дал.
— Какого человека?
— Стёпку!
— Хе-хе! — съязвил Перчиков. Но согласился: — Ладно, раз человека, тогда дело другое. — Он не сомневался: если Солнышкин сказал «человека», значит, человека. Но спросил: — А почему вы не обратили внимание на сигналы Пионерчикова?
— Какие? — переглянулись друзья.
— Три пальца!
— На троих? — спросил Петькин. — Так было некогда!
— Петькину бы только на троих! — рассердился радист.
— Ну а что же ещё?
— Забыли! А договаривались, если динозавр — палец вверх. Три пальца — три динозавра. Три головы динозавра! — выложил Петькин невероятную информацию.
— Не может быть! — вырвалось у Федь- кина. — Неужто правда? Невозможно! — Хотя своим собственным голосом соврем недавно он доказывал всем, что на свете невозможного не бывает.
Перчиков кивнул в сторону парохода: там на фоне огромной жёлто-золотой луны Пи- онерчиков и сейчас то опускал, то подбрасывал к самым звёздам три пальца.
— Так идём! — почти крикнул Солнышкин.
Но не это было главное.
— Кажется, не до динозавров, — заметил Перчиков. — Прочитайте вот это! — И будущий космонавт протянул друзьям радиограмму, которую они при лунном свете одолели в один миг.
«Пароход Даёшь Перчикову Будьте предельно внимательны Прыгайте потише В вашем районе замечено кувыркание земной поверхности и усиленное пузырение океана Возможны катаклизмы Ждём на орбите С космическим приветом Друзья»
Солнышкин и Стёпка разом выдохнули: «Ничего себе!» — А Петькин задумался. Он не знал, что такое «катаклизмы», но вторая половина этого слова обещала мало приятного.
Перчикову некогда было всматриваться, какое впечатление произвела радиограмма на его приятелей. Он только быстро произнёс:
— Кажется, теперь есть повод задуматься над всеми загадками Тариоры. И главное, — он повернулся к Стёпке, — куда и почему, господин президент, делось население нашего с вами острова.
ТРЕВОГИ РАДИСТА ПЕРЧИКОВА
Этот вопрос волновал Перчикова всё время. Пока Солнышкин с компанией спасал человека, свободу команды и отбивался от туповатых Джеков, пока Федькин удивлял и волновал публику своими неожиданными руладами. Перчиков думал.
И пока кое-кто размышлял, как переложить «зелёненькие» из чужого кармана в свой, Перчиков перекладывал в уме, да и в руках, нечто совсем иное.
На столе у радиста рядом с аппаратурой катался похожий на маленький глобус сборный шарик. В свободные минуты, когда не нужно было ждать тревожных сигналов SOS или передавать радиограммы, Перчиков вынимал из шарика то одну, то другую часть, смотрел, как шарик от этого начинает вращаться, перекатываться, — и делал записи в блокнот.
«А ведь это же самое может происходить с землёй! — думал радист. — Из неё вынимают уголь, руду, нефть — каждый как хочет! А надо бы думать, надо советоваться, как это делать. А то одни берут, а кувыркаются другие!» Он даже подумал, что надо для этого создать Всемирный совет, пока вся земля не кувыркнулась вверх тормашками, как шарик на столе!..
Поэтому Перчикова очень встревожила пропажа тариорского населения. Он несколько раз обежал вокруг острова и потихоньку, чтобы не собирать любопытных репортёров, подходил к своему полудрагоценному изваянию, всматривался ему в глаза, будто спрашивал ответа: что случилось? Ведь не мог же такой жизнерадостный добрый народ беспричинно покинуть родной остров, не оставив никакого знака, никакого сообщения. Это было на тариорцев не похоже.
Он осматривал пьедестал, ощупывал дельфина, и тут ему показалось, что его сердоликовый двойник с усмешкой смотрит не на него, а куда-то вдаль, словно на что-то безмолвно указывает.
Перчиков оглянулся. Да, зрачки показывали туда, где сейчас поднимал голову динозавр и рядом с ним качалась пальма, на которой среди попугаев столько часов напевал про родной Сан-Франциско мистер Хапкинс.
Перчиков пошёл к пальме. Казалось, взгляд статуи просто-таки подталкивал его. Он чувствовал, что вот-вот нечто увидит, обнаружит.
Но тут подбежала Матрёшкина, уводившая детей от берега, и с тревогой показала на вспузырившуюся воду. В то же время сверху стал кричать Хапкинс и показывать пальцем вглубь. А с мостика «Даёшь!» сделал знак штурман Пионерчиков: в радиорубке заработал смонтированный Перчико- вым специальный сигнал: «вызов!» И радист отправился принимать известную нам радиограмму. Поэтому он и не присутствовал на выступлении Федькина.
Но то, как затрясся остров, как поехал к берегу динозавр и бросились врассыпную его друзья, он видел.
Теперь у него не было сомнения: эта неизвестная земля, эта терра инкогнита имеет свою разгадку. Нужно было осматривать каждую пальму, вглядываться в любую раковину, любой камень. Благородные тариорцы должны были оставить хоть какое-то объяснение своему исчезновению!
«НАДО КОПАТЬ!»—ГОВОРИТ ЧЕЛКАШКИН
Привычная ко всем таинственным историям луна наполняла золотистым сумраком
океан, листву пальм, высвечивала любую выпуклость, каждую ямку. И почти вся команда «Даёшь!» включилась в срочный научный поиск.
Моряки, кто на цыпочках, а кто на четвереньках, разглядывали очищенный от туристов берег. Ощупывали и выстукивали стволы пальм, тыкались носами в любой более-менее приличный валун. Но ничего не находили.
Они обошли все бунгало, заглянули на место, где только что стоял подъехавший к берегу динозавр, но ничего не нашли. И наконец опустились передохнуть в коралловый песок на том самом участке, который старина Хапкинс не так уж давно арендовал у своего верного ученика.
А сам ученик, пыхтя, грузно опустился на бугорок, к которому, бывало, прислонял свою усталую голову щедрый учитель.
Но едва он устроился, с пальмы, на которой так и проводил время опасающийся козней племянника Хапкинс, раздался весёлый крик:
— Мистер Стёпка, это моя подушка!
— Да что вы, какая подушка! — воскликнул Стёпа. — Это же камень. — И вдруг он оглянулся: — Камень! Камень!
И Перчиков понял: именно сюда показывал глазами его сердоликовый двойник.
— Надо копать! Всё как обычно! — заметил Челкашкин. — Всегда самое гениальное
открытие приходится вытаскивать из-под чьего-нибудь тяжёлого зада!
Перчиков бросился на колени и стал руками разгребать песок. За ним к камню опустились Солнышкин и Стёпка. А сбоку пристроился Верный. Из-под рук и лап песок летел во все стороны. И очень быстро из-под него стал появляться самый настоящий обелиск трёхгранной формы. Чем больше он обнажался, тем видней становились на его гранях какие-то удивительные изображения.
Наконец Перчиков скомандовал: «Стоп!» Он выпрыгнул из ямы, набрал в скорлупу кокосового ореха воды и, смочив носовой платок, прошёлся по освещённой грани.
Носы так и прильнули к камню.
Вверху грани было изображено солнце, под которым среди пальм стоял какой-то город, а посреди города, на площади, у моря, высился обелиск. Этот самый обелиск!
У берега выглядывало из воды животное с ластами и длинной шеей, на которой сидели ребятишки.
— Динозавр! — прошептал Солнышкин. — Они дружили не только с дельфинами, но и с динозаврами.
На рисунке пониже берег был прихвачен водой. С берега в воду уходили черепахи, уносились рыбы и дельфины, улетали птицы.
Это было похоже на то, что друзья наблюдали вчера и сегодня в воде.
Более того: на рисунке из воды поднимались пузыри, а поверху на лодках стремительно уплывали люди. Это была прямая подсказка всем, кто находился на берегу!
На третьем, нижнем, рисунке острова уже не было. Из воды торчал только кончик пальмы, вроде той, на которой упорствовал мистер Хапкинс.
С одной стороны от пальмы было солнце, с другой стороны — полная луна.
— Потоп! — заключил Перчиков. — Вы видите, они нас предупреждали. Это уже повторялось не раз, и, кажется, со времён динозавров. Остров то опускался, то поднимался!
На второй грани был изображён остров Тариора, от которого к трём другим островкам уносились стрелочки — дельфины. А на третьей были какие-то деления, уже уходившие в песок.
Команда притихла. А Перчиков продолжал:
— Видите, всё совпадает. Всё! Появившиеся динозавры, пузыри, убегающие животные. Теперь всё понятно? Остров уходит под воду. Утром, когда луна и солнце окажутся возле пальмы на одной линии, остров будет под водой.
— Мистер Хапкинс! Кажется, пора покидать ваш пост! — сказал Солнышкин.
Но Хапкинс уже спускался сам. Однако, задержавшись на минуту, он крикнул:
— Смотрите!
Со стороны моря, сопровождаемый дельфинами, к острову спешил плотик, на котором стоял их общий знакомый. А по берегу навстречу ему бежал Моряков и кричал:
— Мистер Понч, почему вы вернулись, что случилось?
Но мистер Понч с плотика, облепленного крабами и медузами, к мачте которого прилип испуганный осьминожек, махал в ответ рукой.
— Ещё не случилось! Но, кажется, может случиться. Надо торопиться!
ПРЕЗИДЕНТОВ ТЫСЯЧИ,
А «ДАЁШЬ!» ОДИН
На долгие истории времени у старого мореплавателя не было. Но кое-что он всё-таки передал в нескольких словах.
Не успел Понч расстаться с пароходом «Даешь!», как океан стал подкидывать ему всякие замысловатые чудеса. Летучие рыбы пролетали мимо него целыми свистящими косяками. То, выскочив из воды, делала настоящее сальто дикая стая касаток, то, испуганно бормоча, пытался взобраться на палубу ошалелый краб. Испуганный осьминог взбирался на край плота и, стоя на всех восьми ногах, со страхом заглядывал вниз: из глубины вскипали шальные горячие пузыри, громко лопались, и вверх вылетало сумасшедшее облачко пара.
А как только вдали наметилось местечко, в которое он десять лет назад подзалетел с мистером Робинзоном, всё угрожающе вспучилось, забурлило, завулканило. Вверх ударили целые гейзеры варёной рыбы! И хотя впереди варилась такая грандиозная уха, он не зачерпнул на этот раз ни котелка, ни капли, а развернул плот, чтобы предупредить друзей об опасности, а если нужно, помочь.
— Мой плот к вашим услугам! — раскланиваясь, предложил он.
— Вот это пример морского братства, вот это пример благородства! — сразу же отреагировал Челкашкин. Усики его гордо блеснули. — Это не то что некоторые, — глядя почему-то на Петькина, продолжал он. — А то — «не забудем, не оставим», а чуть что — гиф! Плавали, знаем...
И вдруг доктор осёкся, потому что в крик попугаев, оравших среди ночи по выучке Хапкинса с перепугу «гуд монинг!», ворвался знакомый старый ор: «Загоню дурака, доведёт до милиции!» — А от пролетавшей к острову растрёпанной птицы закружились пропахшие рыбой перья. Недалеко от берега затарахтело, на лунной воде возник силуэт рыбацкого судна и вскоре раздался знакомый крик:
— Борщик, готовь компот! Солнышкин, принимай горючее и собирай вещички, пора сматываться!
Это на маленьком сейнере спешил приятелям на выручку большой любитель большого компота.
— А как же вы узнали, где мы? — крикнул тут же вылезший на берег с бачком Борщик.
— Так плаваем — знаем! — раздался голос из рубки, а Васька, принюхиваясь к ароматному духу, рассмеялся:
— По запаху, Борщик, по запаху! Наловили рыбки, торганули палтусом — и к вам! А одного, самого выдающегося, привезли! — И он кивнул на мачту, где золотился под луной вяленый палтус величиной с хороший парус.
Вдруг Васька весь вытянулся и, выкатив глаза, открыл рот. Рядом с Солнышкиным на берегу он увидел живого и невредимого Стёпку! И не одного! За первым, потирая две огромные шишки на голове, стоял второй, и у обоих от луны сияло во рту золото.
— Стёпа, это ты? — с радостным испугом спросил Васька. — А я думал, ты — хе-хе! — примёрз хвостиком к льдине.
— А я отмёрз! — крикнул Стёпка. — Отмёрз — и никаких хе-хе!
— Стёпа, а это кто? — Васька показал на второго Стёпку.
— А, — махнул Стёпка. — Это один президент!
— И это тоже президент! — вдруг крикнул взорвавшийся Бобби Хапкинс, которого тут же потащили к мерцавшему под луной айсбергу четыре плечистых парня. — Это тоже президент! Президент! Президент!
Васька потёр лоб, махнул рукой и произнёс придавшую всем энергии фразу:
— Ладно! Президентов тысячи, а «Даёшь!» один. Пора.
СТЕПА, ДУЙ! ДУЙ!
Действительно, команде «Даёшь!» было сейчас не до разговоров.
Вода в глубине светилась и вспыхивала всё ярче, бурлила всё сильней, будто кто-то внизу грел и грел эту громадную кастрюлю.
Как в рисованном предсказании, двинулись к воде черепахи. Отчаянно запрыгали и зашумели дельфины. Вода стала наступать на берег. А там, где стоял трёхгранный обелиск, вдруг со свистом прорвалась струя воздуха — будто остров проткнули, как футбольную камеру.
— Спускает! — крикнул Стёпка. — Сейчас потонем! Воздух выходит!
— Надо вогнать его обратно и продержаться, пока всё и всех вывезем! — распорядился Моряков. — Нужны помпы!
Но помпы и насосы были на судах.
И тут Стёпка, крикнув: «Надо дуть!» — набрал полную грудь воздуха и бросился к скважине вниз головой!
Как ни странно, вода прекратила движение.
Васька закричал:
— Стёпа, дуй! Дуй!
А побагровевший Степан только скомандовал:
— Петькин, прикрой сзади! — снова глотнул воздуха и с силой стал дуть под самый край обелиска.
Все разом пришли в движение.
Киты под руководством Матрёшкиной перевезли на палубу «Хапкинса» задержавшихся детей и их родителей и тут же подставили спины под платформу с динозавром.