Но офицер не стал слушать. Дал команду, скрутили солдаты Силантию руки,
погнали на работу. А когда вернулся, Никитка уже похолодел.
— Никитка, Никитка! — тормошит Силантий сына.
Лежит Никитка, не шелохнется. Валяется рядом Никиткина игрушка — солдат
с ружьем. Мертв Никитка.
Гроба Никитке не делали. Похоронили, как всех, в общей могиле.
Недолго прожил после этого и Силантий. К морозам и Силантия свезли на
кладбище. Много тогда людей погибло. Много мужицких костей полегло в болотах
и топях.
Город, который строил Никиткин отец, был Петербург. Через несколько лет этот
город стал столицей Русского государства.
ЗОЛОТОЙ РУБЛЬ
Осень 1703 года выдалась ранняя. Словно из сита, лили холодные мелкие
дожди. Задули ветры, погнали по Финскому заливу метровые волны.
В один из таких дней к Неве подошел иностранный корабль. Корабль был
датский, и приплыли на нем датские купцы.
У входа в Неву корабль бросил якорь. Идти дальше капитан не решался.
Датчане послали в Петербург за лоцманом.
Вскоре лоцман прибыл. Из-под брезентового плаща-капюшона глянуло на
капитана молодое улыбающееся лицо. Раскрытыми ножницами зашевелились тонкие,
словно шило, усы.
— О гут, зер гут!* — приветствовал лоцмана капитан.
1 Гут, зер гут! — Хорошо, очень хорошо! (нем.)
Лоцман прошелся по палубе, пощупал снасти, придирчиво осмотрел паруса
и реи.
Всю дорогу лоцман молчал. Ловко перебирая рулевое колесо, он осторожно
вводил корабль в Неву.
— Гут, зер гут! — говорил капитан.
Русский датчанам понравился. Прощаясь, капитан подарил лоцману золотой
рубль.
Три дня судно разгружалось. Пока русские перетаскивали на берег пузатые
бочки и тяжелые ящики, датские моряки ходили по городу. С самого утра
отправлялся на берег и датский капитан. Капитан знал, что на улицах Петербурга
можно повстречать русского царя. А взглянуть на Петра капитану очень хотелось.
Слава о царе Петре к тому времени уже обошла весь мир. Однако датчанам не
везло.
И вот однажды капитан встретил лоцмана.
— О майн фрейнд!х — радостно приветствовал датчанин старого знакомца.
«А что, если поделиться с ним своей неудачей?» —подумал капитан.
Узнав, в чем дело, лоцман оживился, обещал помочь.
Слово свое лоцман сдержал. Через несколько дней датских моряков пригласили
в дом петербургского генерал-губернатора Александра Даниловича Меншикова.
В просторном губернаторском доме собралось человек сто. Были здесь и знатные
особы, и совсем неприметные люди — русские купцы и офицеры. Вскоре к гостям
вышел и сам хозяин.
— Его величество царь Петр Алексеевич, — произнес Меншиков.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Петр.
Датский капитан взглянул на царя и ахнул. По комнате, прогибая половицы,
шел лоцман.
Заметив датчанина, Петр улыбнулся. Лукаво заблестели большие глаза,
приветливо зашевелились усы-ножницы.
Капитан растерялся, стал низко кланяться и что-то быстро-быстро заговорил на
родном языке.
— О чем сказывает господин датский капитан? — обратился Петр к
переводчику.
— Ваше величество, — ответил переводчик, — капитан говорит о каком-то
рубле. Капитан просит не гневаться и вернуть ему рубль.
Петр рассмеялся.
— Купцы и корабельщики, — обратился царь к датским морякам, — вы первые,
что с миром пришли к нам, в древние русские земли. Слава вам, датские
мореходы. Жалуйте к нам в моря. Купцы датские и немецкие, английские и шведские,
жалуйте все, всем места хватит. За то мы и бились за море, за то и
положили здесь русские головы.
Потом, наклонившись к переводчику, Петр тихо сказал:
— А капитану передай — рубль я ему не отдам. Рубль — он не краденый.
Скажи, царь за здоровье датских моряков тот рубль пропил.
1 Майн фрейнд! — Мой друг! (нем.)
Глава четвертая
ОПЯТЬ НАРВА
СНОВА ПОХОД
— Государь! — Меншиков осторожно потряс Петра за плечи. — Проснись.
Петр приподнял голову и, не открывая глаз, перевернулся на другой бок.
— Государь, проснись, — вновь повторил Меншиков.
— Пошел вон! — ругнулся Петр и стал натягивать на голову одеяло.
— Проснись же, государь! — не отставал Меншиков. — У Нарвы неспокойно,
к крепости идет генерал Шлиппенбах.
— Что?! — Петр вскочил с кровати, схватил Меншикова за отвороты кафтана,
притянул к себе. — Что? Шведы — к Нарве?!
— Да, государь.
Петр отпустил Меншикова, зашагал по комнате из угла в угол. Потом
остановился, вонзив взгляд в Меншикова, сказал:
— Данилыч, час пробил. Пока Нарва у шведов — жить нам в страхе. Ступай,
кличь генералов, снова быть битве.
На следующий день русские войска спешно выступили в поход. И вот опять
дорога. Как тогда, четыре года назад. Идут войска, движутся пушки, длинной
вереницей тянутся обозные телеги.
И вновь по дороге несется царский возок. Догоняет Петр русские полки,
останавливает лошадей, кричит:
— Здорово, молодцы!
— Здравия желаем, бомбардир-капитан! — отвечают солдаты.
Идут солдаты стройными рядами. Тра-та-та, тра-та-та! — выбивают походную
дробь барабаны, развеваются пестрые полковые знамена.
А высоко в небе светит солнце. Носятся в теплом воздухе стрижи. Где-то
впереди раздается солдатская песня. Слышна команда:
— Лева нога вперед! Права нога вперед! Шире шаг!
Стоит Петр в возке. Снял шляпу. Развевает ветер Петровы кудри. Смотрит
Петр на войска, говорит Меншикову:
— Данилыч, смотри: российская армия идет наша, новая! Побьем шведа, а,
Данилыч?
— Побьем, государь! Ей-ей, побьем! — отвечает Меншиков.
— То-то, — говорит Петр. — Чай, на печи не лежали! — и весело, по-детски,
смеется. Потом вдруг меняется в лице. — Но, но, — говорит Меншикову, — не
хвастай! — Садится и начинает смотреть в небо, в безбрежную синь, в неохватную
даль.
Войска идут к Нарве.
МАШКАРАДНЫЙ БОЙ
Подошли русские к Нарве. Послали разведку. Оказывается, Шлиппенбах еще
далеко.
Остановились войска на правом берегу Наровы. Стали готовиться к штурму.
Однажды к Петру подошел Меншиков.
— Государь, — обратился он, — разреши учинить машкарадный бой.
— Что? — переспросил Петр.
— Машкарадный бой, говорю, — повторил Меншиков и зашептал царю что-то
на ухо.
А на следующее утро к коменданту Нарвы генералу Горну прибежал корнет
Попеншток.
— Генерал, генерал! — закричал Попеншток. — К Нарве идет Шлиппенбах,
русские готовятся к бою!
Схватил Горн подзорную трубу, бросился к крепостной стене, посмотрел:
действительно, русские строятся. Носится по полю Меншиков, машет шпагой, куда-то
показывает. Посмотрел Горн на запад — правильно, там, за лесом, поднимается пыль.
— О, слава тебе, святая Мария! — проговорил генерал. Потом повернулся к
Попенштоку, сказал: — Жалую вас, господин корнет, капитаном.
В это время вдалеке раздались два выстрела, потом еще два и еще. Это был
шведский условный сигнал. Горн приказал ответить. С крепостной стены гаркнули
пушки.
А вскоре из-за леса стройной колонной появились и сами шведы.
Заколыхались желтые и белые шведские знамена, заняли всю ширь дороги
синие мундиры шведских солдат. Развернулись шведы во фронт, выкатили вперед
пушки и открыли огонь. Русские стояли спиной к крепости, лицом к войскам
Шлиппенбаха.
И Горн подумал: «А что, если ударить русским в тыл? Шлиппенбах —
спереди, войска из крепости — сзади, зажать русских в тиски, разгромить, как тогда,
четыре года назад, удержать шведскую славу».
Горн отдал приказ. Распахнулись крепостные ворота, выскочила конница, за
ней побежали пешие отряды. Русские заметили вылазку, дрогнули, подались в
сторону.
— Ура! — закричал Попеншток и побежал вниз с крепостной стены.
Он вскочил на лошадь и вылетел пулей из крепости. Хотел Попеншток и тут
оказаться первым. Горн видел, как его белая лошадь, вздымая пыль, галопом
мчалась по полю. Попеншток подскакал к русским, рубанул налево, направо, повернул
коня и помчался к войскам Шлиппенбаха. Вот он подлетел к шведам, соскочил
с коня и бросился обнимать какого-то офицера.
— Молодец! — шептал Горн. — Молодец, Попеншток! — И восторженно смотрел
на корнета.
Но что такое? Потеряв шляпу, Попеншток несется назад. Вслед ему раздаются
выстрелы. Шведы стреляют в шведов! Схватил Горн трясущимися руками
подзорную трубу, стал искать Шлиппенбаха. Вот и он на коне, в окружении шведских
знамен. Но — о святая Мария! Горн смотрит и не верит своим глазам: на коне
в костюме шведского генерала сидит царь Петр. А те, кого Горн принимал за
солдат Шлиппенбаха, схватив ружья наперевес, дружно бегут к открытым воротам
крепости.
— О боже, о боже! — закричал Горн. — Ворота, скорее закрыть ворота!
Генерал побежал вниз. У самых ворот он столкнулся с Попенштоком.
Подскочил Горн к Попенштоку, осадил его белую лошадь, сдернул седока на землю.
— Вы, вы!.. — кричал, задыхаясь, Горн. — Вы, Попеншток, мальчишка! О боже,
о боже! Это все вы! Ну, где же ваш Шлиппенбах?! Рядовым, в карцер, под суд!
О святая Мария! О святая Мария!
Около трети нарвского гарнизона полегло в машкарадном бою.
По случаю удачной выдумки в русском лагере шло веселье.
Меншиков ходил важный, приговаривал:
— Бивали мы этих шведов запросто. Что нам шведы!
— Умолкни! — крикнул Петр. — Хоть ты и герой, да похвальбе знай меру!
Тьфу, тошно смотреть!
БАБАТ БАРАБЫКА
Бабат Барабыка был барабанщиком в бомбардирской роте. На всю армию не
было второго такого умелого барабанщика. Выбивал Барабыка и маршевую дробь
и все сигналы воинские знал исправно.
А еще Барабыка был известен тем, что разговаривал с самим генералом Горном.
Было это так.
30 июля, в воскресенье, русские начали обстрел Нарвы. Стреляли по бастионам
Виктория и Гонор. Отсюда, пробив в стене брешь, хотели штурмовать город. Семь
дней не отходили от пушек бомбардиры. Не отходил и Барабыка. Отложив в
сторону барабан, подтаскивал ядра, засыпал в пушки порох. На восьмой день бастион
Гонор осел. Земляная насыпь вокруг него обвалилась в ров.
— Ну, — заговорили солдаты, — теперь готовься к штурму.
В это самое время Барабыку вызвали к царю. Посмотрел Петр на раскосые
глаза Бабата.
— Татарин? — спросил.
— Калмык, — ответил Барабыка.
— Ишь ты! — усмехнулся Петр. — А тоже солдат.
— Барабанщик я, — ответил Барабыка.
— Вот ты мне и надобен, — сказал Петр. — Пойдешь к крепости, передашь
письмо нарвскому коменданту. Да смотри иди осторожно, — напутствовал Петр. —
Бей в барабан шибче, говори, что ты есть российский парламентер.
Пошел Барабыка, бьет в барабан что есть силы. Заметили шведы солдата,
перестали стрелять.
— Кто такой? — закричали, когда Барабыка подошел к крепости.
— Я есть парламентер российской армии, — отвечает Барабыка.
Скрипнули железные засовы тяжелых крепостных ворот, одна из створок их
медленно приоткрылась. Барабыка вошел в крепость.
Повели Барабыку кривыми маленькими улочками нового города мимо разбитых
и горящих домов к нарвскому замку. Перед замком — глубокий ров. Через ров —
мост. Мост поднят.
— Кто такой? — закричали с той стороны часовые.
— Я есть парламентер российской армии, — вновь повторил Барабыка.
Громыхнули тяжелые цепи, мост опустился. Барабыка вошел в замок. Повели
Барабыку по узким коридорам и крутым лестницам. Наконец вошли в большой
зал. В глубине увидел Барабыка высокого, худого старика. «Генерал Горн», — узнал
Барабыка.
Взял Горн письмо, стал читать. «Сам господь бог разрушил Гонор, — писал
Петр, — путь к приступу открыт...» Петр предлагал Горну сдать крепость и
кончить кровопролитие.
Прочел Горн письмо, уставился на Бабата.
— Иди к царю Петру, — сказал, — передай: шведы не сдаются. Понял?
— Никак нет, — отвечает Барабыка.
— Иди к царю Петру, — повторил Горн, — скажи: нет такого правила, чтобы
шведы сдавались.
— Как так — нет? — возражает Барабыка. — Есть. И при Орешке сдавались,
и при Ниеншанце сдавались. Выходит, есть такое правило. А Нарва чем лучше?
И при Нарве сдадутся.
— Что? — закричал Горн.
Налились кровью генеральские глаза. Схватил Горн шпагу, бросился к русскому
солдату;
— Вон! — закричал. — Вон!.. О святая Мария!
Так и ушел Барабыка ни с чем.
Доложил Барабыка царю все, как было.
— Ишь ты! — сказал Петр. — Так и сказал Горн: «Шведы не сдаются»?
— Так точно, бомбардир-капитан!
— А может, и прав генерал Горн? — спрашивает Петр.
— Как так — прав? — возражает Барабыка. — Я же ему говорю: «При Орешке
сдались — раз, при Ниеншанце сдались — два и при Нарве, выходит, сдаться
должны». Как же так, бог троицу любит.
— Молодец! — говорит Петр. — Мыслишь, как и пристало российскому
солдату.
— Никак нет, государь, — говорит Барабыка.
— Что — никак нет? — не понимает Петр.
— Какой же я солдат? Барабанщик я.
— Ну и что, барабанщик — не солдат, что ли? — удивился Петр.
— Нет, бомбардир-капитан, — отвечает Бабат, — какой же он солдат, раз ружья
не имеет.
— Ишь ты! — вновь усмехнулся Петр. — Ружья, говоришь, не имеешь? Ладно,
иди к ротному командиру, скажи: государь приказал ружье выдать. А про шведов
это ты правду сказал: и при Нарве сдадутся.
ШТУРМ
На следующий день русские начали штурм Нарвы. Шли на приступ тремя
большими колоннами.
Солдаты тащили лестницы и багры, оставив для облегчения в лагере походные
ранцы.
На штурм нарвской стены шел и Бабат Барабыка.
Шведы открыли огонь. Стреляли пушки из крепости и через Нарову с высоких
ивангородских стен. Ловко, страшно бились шведские солдаты. Там, где у высокой
стены бастиона Гонор русские установили штурмовые лестницы, летели на голову
атакующих камни, янтарными брызгами рассыпалась горящая смола.
По крепости на взмыленном коне носился генерал Горн.
— Шведы, шведы, — кричал он, — не посрамим шведской славы! Вперед,
шведы!
Приступ русских был неудачный. Добираясь почти до самого верха стены,
солдаты не могли закрепиться. Штурмующие отхлынули. Отбежал со всеми и
Барабыка. Установилась тишина. Никто не решался первым повторить атаку. И вдруг
недолгую тишину нарушил барабанный бой. Это в свой барабан ударил Барабыка.
Медленно, в такт барабанной дроби, он стал подходить к крепостной стене, стал
подниматься по лестнице. Шведы опешили. Они смотрели на смельчака, боясь
стрелять. А Барабыка продолжал бить в барабан, продолжал подниматься по
лестнице. И вдруг все зашевелилось, задвигалось. Русские снова бросились на штурм.
Снова раздались выстрелы, полетели камни, полилась смола.
Барабыка вскочил на крепостную стену. Кругом свистели пули, с Бабата сбило
шляпу, от горящей смолы затлел кафтан. А он стоял на самом верху и бил в
барабан.
Тра-та-та! Тра-та-та!
А оттуда, с той стороны стены, несся зычный голос генерала Горна:
— Шведы, за господа бога и короля вперед!
Однако поздно. Русские овладели стеной. Вот их все больше и больше.
А наверху по-прежнему стоит Барабыка и что есть силы бьет в барабан.
Потом забрасывает барабан за спину, сует палочки за пояс, хватает ружье и, задрав
полы горящего кафтана, прыгает вниз.
Русские врываются в Нарву. А внизу гремит голос Горна:
— Шведы, шведы, позор вам, шведы!