ШПАГА ГЕНЕРАЛА ГОРНА
Был у Бабата дружок из солдат. Странную имел фамилию — Перец. Молчит,
молчит Перец, а потом возьмет да такое скажет! Все норовил про царя Петра
дурное сказать.
А тут еще Бабат его вконец разозлил. Как вернулся Бабат от царя, так и
стал хвастать, что Петр ему и ружье выдать приказал, и награду пообещал.
— Чему радуешься? — перебил Перец Бабата. — Нашел отца-благодетеля! Он
тебе ружье рад всунуть. Дура, царь — он и есть царь. Думаешь, ты ему нужен?
Силушка твоя нужна. Чай, немало на его совести нашего люду. Вон она, царская
милость, — говорил Перец и задирал рубаху. Там поперек волосатой спины ровными
рядами шли красные рубцы. — А за что? — спрашивал Перец. — За то, что правду
сказать не побоялся.
И уж какой раз за этот поход начинал рассказывать Перец о том, как
взбунтовались в его родном селе мужики, а царь прислал солдат и приказал всем
батогов всыпать. А кто виноват, что мужикам на деревне жрать нечего? Вестимо, он,
царь.
— Так ведь то не царь, а бояре виноваты, — пытается возражать Бабат.
— Ишь ты, «бояре»! — передразнивает Перец. — А царь — он кто, мужик?
Царь — он и есть первейший боярин. От него все в государстве зависит.
— Так-то оно так... — соглашается Бабат.
А сам свое думает: «Как же так, чтобы царь — и был нехороший!»
Так бы и думал Бабат, да только произошла такая история.
Спрыгнув с крепостной стены, Бабат побежал к Нарвскому замку. Здесь, на
валу, отделявшем старый город от нового, он повстречал генерала Горна. Подбежал
Барабыка к генеральской лошади, схватил за уздцы, закричал Горну:
— Сдавайся!
Признал генерал раскосые глаза Барабыки, схватился за шпагу. Хорошо,
отскочил Бабат в сторону. Потом выбрал удобный момент, прыгнул и ухватился за
рукоятку генеральской шпаги. Ухватился, держит и снова кричит:
— Сдавайся!
Так и держатся они вдвоем за одну шпагу. В это время подскакал к ним
русский полковник Чамберс.
— Брось! — закричал полковник на Барабыку. — Не пристало рядовому чину
у генерала шпагу брать! Отдай сюда!
А Барабыка словно окаменел, пальцы разжать не может. Разозлился тогда
Чамберс, ударил Бабата по лицу. Пошатнулся Бабат, упал. Так и досталась
генеральская шпага полковнику Чамберсу.
А тут как раз проезжал Петр с генералами.
— Что за шум? — спросил.
Чамберс и доложил ему: мол, рядовой чин, а у генерала шпагу отнять
пытался, да и офицерского приказа не выполнил.
— Раз так, — сказал Петр, — всыпать ему батогов за такое дело.
Уехали генералы. Остался Барабыка один. А в это время, откуда ни возьмись,
Перец.
— Ну что, — говорит Перец, — видал, каково нашему брату? Вот она, царская
милость.
А Бабату и сказать нечего. Стоит, моргает раскосыми глазами. Хоть и злой
мужик Перец, а все же и в его словах правда есть.
ЗА СЛАВУ РОССИЙСКУЮ
Бой кончился. Петр и Меншиков верхом на конях выехали из крепости. Следом,
чуть поодаль, группой ехали русские генералы. Ссутулив плечи, Петр грузно
сидел в седле и устало смотрел на рыжую холку своей лошади. Меншиков, привстав
на стременах, то и дело поворачивал голову из стороны в сторону и
приветственно махал шляпой встречным солдатам и офицерам.
Ехали молча.
— Государь, — вдруг проговорил Меншиков, — Петр Алексеевич, гляди, — и
показал рукой на берег Наровы.
Петр посмотрел. На берегу реки, задрав кверху ствол, стояла пушка. Около
пушки, обступив ее со всех сторон, толпились солдаты. Взобравшись на лафет с
ковшом в руке, стоял сержант. Он опускал ковш в ствол пушки, что-то зачерпывал
им и раздавал солдатам.
— Государь, — проговорил Меншиков, — смотри, никак, пьют. Ну и придумали!
Смотри, государь: в ствол пушки вино налили! Ай да бомбардиры! Орлы! Герои!
Петр улыбнулся. Остановил коня. Стали слышны солдатские голоса.
— За что пить будем? — спрашивает сержант и выжидающе смотрит на солдат.
— За царя Петра! — несется в ответ.
— За Нарву!
— За славный город Санкт-Питербурх!
Петр и Меншиков поехали дальше, а вслед им неслось:
— За артиллерию!
— За товарищев, животы свои положивших!
— Данилыч, — проговорил Петр, — поехали к морю.
Через час Петр стоял у самой воды. Волны лизали подошвы больших
Петровых ботфортов. Царь скрестил руки и смотрел вдаль. Меншиков стоял чуть поодаль.
— Данилыч, — позвал Петр Меншикова, — а помнишь наш разговор тогда, в
Новгороде?
— Помню.
— А Нарву?
— Помню.
— То-то. Выходит, не зря сюда мы хаживали, проливали кровь и пот русский.
— Не зря, государь.
— И колокола, выходит, не зря снимали. И заводы строили. И школы...
— Верно. Верно, — поддакивает Меншиков.
— Данилыч, так и нам теперь не грех выпить? Не грех, Данилыч?!
— Правильно, государь.
— Так за что пить будем?
— За государя Петра Алексеича!.. — выпалил Меншиков.
— Дурак! — оборвал Петр. — За море пить надобно, за славу российскую.
ПАКЕТ
За непослушание императору Суворов был отстранен от армии.
Жил фельдмаршал в селе Кончанском. В бабки играл с мальчишками,
помогал звонарю бить в церковные колокола. В святые праздники пел
на клиросе.
А между тем русская армия тронулась в новый поход. И не было
на Руси второго Суворова. Тут-то и вспомнили про Кончанское.
Прибыл к Суворову на тройке молодой офицер, привез фельдмаршалу пакет
за пятью печатями от самого государя императора Павла Первого.
Глянул Суворов на пакет, прочитал:
«Графу Александру Суворову в собственные руки».
Покрутил фельдмаршал пакет в руках, вернул офицеру.
— Не мне, — говорит. — Не мне.
— Как—не вам?—поразился посыльный.—Вам. Велено вам в собственные руки.
— Не мне. Не мне, — повторил Суворов. — Не задерживай. Мне с ребятами
в лес по грибы-ягоды надо идти.
И пошел.
Смотрит офицер на пакет — все как полагается: и «графу» и «Александру
Суворову».
I^^l
— Александр Васильевич! — закричал. — Ваше сиятельство!
— Ну что? — остановился Суворов.
— Пакет...
— Сказано — не мне, — произнес Суворов. — Не мне. Видать, другому Суворову.
Так и уехал ни с чем посыльный.
Прошло несколько дней, и снова в Кончанское прибыл на тройке молодой
офицер. Снова привез из Петербурга от государя императора пакет за пятью
печатями.
Глянул Суворов на пакет, прочитал:
«Фельдмаршалу российскому Александру Суворову».
— Вот теперь мне, — произнес Суворов и распечатал пакет.
«БИТЬ, А НЕ СЧИТАТЬ»
Впервые Суворов попал на войну совсем молодым офицером. Россия в то время
воевала с Пруссией. И русские и прусские войска растянулись широким фронтом.
Армии готовились к грозным боям, а пока мелкими набегами «изучали» друг
друга.
Суворову выделили сотню казаков и поручили наблюдать за противником.
В сорока верстах от корпуса, в котором служил Суворов, находился прусский
городок Ландсберг.
Городок небольшой, но важный. Стоял он на перепутье проезжих дорог.
Охранял его хорошо вооруженный отряд прусских гусар.
Ходил Суворов несколько раз со своей сотней в разведку, исколесил всю округу,
но, как назло, даже издали ни одного пруссака не увидел.
А что же это за война, если даже не видишь противника!
И вот молодой офицер решил учинить настоящее дело, попытать счастье и взять
Ландсберг. Молод, горяч был Суворов.
Поднял он среди ночи сотню, приказал седлать лошадей.
— Куда это? — заволновался казачий сотник.
— Вперед! — кратко ответил Суворов.
До рассвета прошла суворовская сотня все сорок верст и оказалась на берегу
глубокой реки, как раз напротив прусского города.
Осмотрелся Суворов — моста нет. Сожгли пруссаки для безопасности мост.
Оградили себя от неожиданных нападений.
Постоял Суворов на берегу, подумал и вдруг скомандовал:
— В воду! За мной! — и первым бросился в реку.
Выбрались казаки на противоположный берег у самых стен вражеского
города.
— Город наш! Вперед! — закричал Суворов.
— В городе же прусские гусары, — попытался остановить Суворова казачий
сотник.
— Помилуй бог, так это и хорошо! — ответил Суворов. — Их как раз мы и
ищем.
Понял сотник, что Суворова не остановишь.
— Александр Васильевич, — говорит, — прикажите хоть узнать, много
ли их.
— Зачем? — возразил Суворов. — Мы пришли бить, а не считать.
Казаки ворвались в город и разбили противника.
ТУРТУКАЙ
Слава Суворова началась с Туртукая.
Суворов только недавно был произведен в генералы и сражался под началом
фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского против турок.
Румянцев был заслуженным военачальником. Одержал он немало побед над
противником. Однако эта война поначалу велась нерешительно. Русская армия
топталась на месте. Никаких побед, никаких продвижений.
Не терпелось, не хотелось Суворову сидеть на одном месте.
— Одним глядением крепостей не возьмешь, — возмущался он робостью графа
Румянцева.
И вот, не спросясь разрешения, Суворов завязал с неприятелем бой. Отбросил
противника, погнал и уже было ворвался в турецкую крепость Туртукай, как
пришел приказ Румянцева повернуть назад.
Суворов подумал: победа рядом, командующий далеко, и ослушался. Ударил
в штыки. «Чудо-богатыри, за мной!» И взял Туртукай.
Тут же Суворов написал фельдмаршалу донесение:
«Слава богу, слава вам! Туртукай взят, и я там».
Обидно стало Румянцеву, что молодой генерал одержал победу над турками,
а он, фельдмаршал, не может. Да и рапорт в стихах разозлил Румянцева. Решил
он отдать Суворова под суд за ослушание и невыполнение приказания.
Те, кто были поближе к Румянцеву, говорили:
— Прав фельдмаршал. Что же это за армия, если в ней нарушать приказы!
Однако большинство офицеров и солдат защищали Суворова.
— Так приказ приказу рознь, — говорили одни.
— За победу — под суд?! — роптали другие.
— Это из-за стишков фельдмаршал обиделся, — перешептывались третьи.
Слухи о расправе над молодым генералом дошли и до царицы Екатерины
Второй.
Защитила она Суворова.
«Победителя не судят», — написала царица Румянцеву.
Суворов вернулся к войскам и через несколько дней одержал новую победу
над турками.
СУВОРОВ СТОЯЛ В КИНБУРНЕ
С небольшим отрядом казаков и солдат Суворов стоял в Кинбурне.
Важной была крепость. Слева — Черное море. Узкая песчаная коса впереди.
Справа — Днепровский лиман. Не допустить турок в Днепровский лиман — задача
Суворова.
Пятьдесят шесть турецких судов и фрегатов подошли к Кинбурнской косе,
открыли огонь по русским.
Окончили турецкие корабли обстрел, стали высаживать отборные войска на
берег. Боялись турки Топал-паши1—так прозвали они Суворова. Даже
французских офицеров призвали к себе на помощь.
Вывел Суворов навстречу врагу небольшой гарнизон своей крепости, начал
неравный бой.
Бьются русские солдаты не щадя живота своего. То тут, то там на коне
Суворов.
— Алла! Алла! — кричат турки.
1 Топал-паша — хромой начальник. У Суворова в это время болела нога, и он прихра-
— Ура! Ура! — не смолкают русские.
Идет отчаянный бой, кипит рукопашная сеча.
В разгар сражения картечь ударила в грудь Суворова. Потерял он сознание,
свалился с коня.
— Топал-паша убит! Убит! Убит! — пронеелось в турецких рядах.
Осмелели турки, с новой силой бросились в битву.
Подняли между тем казаки генерала, промыли рану соленой водой. Пришел
Суворов в себя.
— Помогло, помилуй бог, помогло!
Увидели солдаты любимого командира — ни шагу назад, ни пяди земли
противнику.
Не утихает смертельный бой.
— Ура! Алла! Алла! Ура! — несется над берегом.
Прошел час, и снова Суворова ранило. Хотели казаки вынести генерала в тихое
место.
— Не сметь! — закричал Суворов.
Перехватил он рану рукавом от рубахи и снова к войскам.
Однако от ран генерал обессилел. То и дело теряет Суворов сознание.
Окружили его казаки, поддерживают командира в седле.
Привстанет Суворов на стременах, взмахнет шпагой, крикнет: «Ура!» —и снова
от боли теряет сознание. Снова придет в себя, снова «ура» и снова на казацкие
плечи валится.
Приказал тогда Суворов казакам придерживать коня и на бугре, на высоком
месте, — так> чтобы солдаты его видели. Видят солдаты генерала в бою, из
последней мочи держатся.
Устояли казаки и гренадеры. Дождались подмоги. Прибыла конница, ударили
русские во всю силу, погнали турок и французских офицеров назад, к Черному
морю. Немногие добрались до своих кораблей. А те, что добрались, распустили
слух, что Суворов убит в Кинбурне.
Однако от ран Суворов скоро оправился и еще не раз о себе напомнил.
БИТВА ФОКШАНСКАЯ
С русскими против турок сражались австрийцы. Дела у австрийцев были
неважны, и им грозил разгром под Фокшанами.
Запросили австрийцы у русских помощи. На помощь пришел Суворов.
Прибыл Суворов, остановился недалеко от австрийского лагеря. Командующий
австрийской армией принц Кобургский немедля прислал к Суворову
посыльного с просьбой, чтобы русский генерал тут же явился к австрийцам на военный
совет.
Собрался было Суворов ехать, а затем подумал: зачем? Знал он, что на военном
совете с австрийцами начнутся споры, сомнения. Только время уйдет. А турки тем
временем узнают о приходе Суворова.
Прискакал посыльный от принца Кобургского к русскому лагерю.
— Суворов богу молится, — заявили посыльному.
Через час прибыл новый посыльный.
— Суворов ужинает, — отвечают ему.
Прошел еще час, и снова прибыл посыльный.
— Суворов спит, — объяснили австрийцу. — Наказал не тревожить.
А Суворов вовсе не спал. Изучал он позиции неприятеля. Готовился к бою.
Глубокой ночью принца Кобургского разбудили. Приехал курьер от Суворова,
привез письмо от русского генерала.
«Выступаю на турок, — писал Суворов. — Иду слева, ступай справа. Атакуй
с чем пришел, чем бог послал. Конница, начинай! Руби, коли, гони, отрезай, не
упускай, ура! А коль не придешь, ударю один», — пригрозил Суворов.
Переполошился принц Кобургский. Как же так — без военного совета, без
обсуждения и так скоро! Однако делать нечего, пришлось подчиниться.
Русские и австрийцы напали на турок и разгромили противника.
После победы кое-кто стал упрекать Суворова: нехорошо, мол, Суворов
поступил с австрийцами.
— Нельзя было, — объяснял Суворов. — Нельзя иначе. Австрийцы — они
поболтать любят. Заговорили бы меня на совете. Заспорили. Глядишь, и битва Фок-
шанская была б не на поле, а в штабе австрийском.
ВЕЛИКИЙ ВИЗИРЬ
Ни одно войско в мире не передвигалось так быстро, как суворовские солдаты.
Неприятель и не ждет Суворова, думает — русские далеко. А Суворов тут как тут.
Как снег на голову. Подошел. Ударил в штыки. Опрокинул противника. Так