случилось и в знаменитой битве при Рымнике.
Рымник — это река. У ее берегов собралась огромная, стотысячная турецкая
армия.
Командующий турецкой армией великий визирь Юсуф-паша восседал у себя
в шатре на шелковых подушках, пил кофе.
Хорошее настроение у великого визиря. Только что побывал у него турецкий
разведчик: прибыл из русского лагеря. Принес разведчик хорошую весть:
суворовская армия в четыре раза меньше турецкой. Стоит она в восьмидесяти верстах от
Рымника и к бою пока не готова.
Восседал визирь на подушках, пил кофе и составлял план разгрома Суворова.
Потом стал мечтать о тех наградах, которыми осыплет его турецкий государь за
победу.
С мыслями о наградах великий визирь заснул. И вдруг на рассвете, сквозь
радостный сон, Юсуф-паша услышал дикие крики:
— Русские! Русские! Русские!
Выскочил визирь из палатки — в турецком лагере паника. Носятся турецкие
офицеры. Горланят солдаты. Крики. Шум. Разобраться немыслимо.
— Какие русские?! Откуда русские? — кричит визирь.
А русские уже и слева и справа, бьют и в лоб, и с боков, и с тыла. Теснят
растерявшихся турок. «Ура, ура!» —только и несется со всех сторон.
— Стойте! — кричит визирь. — Сыны аллаха! Стойте!
Но турки не слушают своего начальника. Одолел турецкую армию великий
страх.
Схватил тогда визирь священную книгу — Коран, стал заклинать трусов.
Но и слова о боге не помогают.
Приказал тогда визирь стрелять по турецким солдатам из собственных пушек.
Но и пушки не помогают.
Забыли солдаты и визиря и аллаха. Бегут как стадо баранов.
«Аман!1—вопят.— Аман!» Сбивают и давят друг друга.
— Скоты! — прошептал потрясенный визирь.
Оставил он и Коран и пушки, подхватил полы парчового своего халата и, пока
не поздно, бросился вслед за всеми.
Любил Суворов стремительные переходы. Нападал на неприятеля неожиданно,
обрушивался как снег на голову.
1 Аман — сдаюсь, пощади.
ИЗМАИЛ
Неприступной считалась турецкая крепость Измаил. Стояла крепость на берегу
широкой реки Дунай, и было в ней сорок тысяч солдат и двести пушек. А кроме
того, шел вокруг Измаила глубокий ров и поднимался высокий вал.
И крепостная стена вокруг Измаила тянулась на шесть верст.
Не могли русские генералы взять турецкую крепость.
И вот прошел слух: под Измаил едет Суворов. И правда, вскоре Суворов
прибыл. Прибыл, собрал совет.
— Как поступать будем? — спрашивает.
А дело глубокой осенью было.
— Отступать надобно, — заговорили генералы. — Домой, на зимние квартиры.
— «На зимние квартиры»! — передразнил Суворов.— «Домой»! Нет, —
сказал. — Русскому солдату дорога домой через Измаил ведет. Нет российскому солдату
дороги отсель иначе!
И началась под Измаилом необычная жизнь. Приказал Суворов насыпать
такой же вал, какой шел вокруг крепости, и стал обучать солдат. Днем солдаты
учатся ходить в штыковую атаку, а ночью, чтобы турки не видели, заставляет их
Суворов на вал лазить. Подбегут солдаты к валу — Суворов кричит:
— Отставить! Негоже, как стадо баранов, бегать. Давай снова.
Так и бегают солдаты то к валу, то назад.
А потом, когда научились подходить врассыпную, Суворов стал показывать,
как на вал взбираться.
— Тут, — говорит, — лезьте все разом, берите числом, взлетайте на вал в один
момент.
Несколько дней Суворов занимался с солдатами, а потом послал к турецкому
генералу посла — предложил, чтобы турки сдались. Но генерал гордо ответил:
— Раньше небо упадет в Дунай, чем русские возьмут Измаил.
Тогда Суворов отдал приказ начать штурм крепости. Повторили солдаты все,
чему учил их Суворов: перешли ров, поднялись на крепостной вал, по
штурмовым лестницам поползли на стены. Лихо бились турки, только не удержали они
русских солдат. Ворвались войска в Измаил, захватили в плен всю турецкую
армию.
Лишь один турок невредимым ушел из крепости. Дрожащий от страха, он
прибежал в турецкую столицу и рассказал о новом подвиге русских солдат и новой
победе генерала Суворова.
МИШКА
Не везло Суворову на лошадей. Одной неприятельское ядро оторвало голову.
Вторую ранило в шею, и ее пришлось пристрелить. Третья лошадь оказалась
просто-напросто глупой.
Но вот донские казаки подарили Суворову Мишку. Глянул фельдмаршал: уши
торчком, землю скребет копытом. Не конь, а огонь.
Подошел Суворов слева, подошел справа. И Мишка повел головой то в одну,
то в другую сторону, как бы присматриваясь, достойным ли будет седок.
Понравился Суворову Мишка. И Мишке, видать, Суворов пришелся по вкусу. Сдружились
они и понимали друг друга без слов.
Хорошее настроение у Суворова — и у Мишки хорошее, играет, мчит во весь
опор. Огорчен, опечален Суворов — и Мишка насупился, шагом идет, медленно и
осторожно, чтобы лишний раз хозяина не потревожить.
Лихим оказался Мишка в бою. Ни ядер, ни пуль, ни кривых турецких сабель —
ничего не боялся. У Рымника на Мишке Суворов громил Юсуф-пашу. На нем
приехал под Измаил.
Но и у лошади жизнь солдатская. В одном из сражений Мишку ранило в ногу.
Конь захромал и к дальнейшей службе оказался негоден.
Суворов бранился, кричал на докторов и коновалов, требовал, чтобы те
излечили Мишку. Коню делали припарки, извлекли пулю, наложили ременный жгут.
Не помогло. От хромоты конь не избавился.
Пришлось Суворову расстаться с верным товарищем. Простился фельдмаршал
с конем, приказал отправить его к себе в имение, в село Кончанское. Старосте
написал, что конь «за верную службу переведен в отставку и посажен на пенсию»,
и наказал, чтобы Мишку хорошо кормили, чистили и выводили гулять.
Староста каждый месяц должен был писать Суворову письма и сообщать, как
живется в «отставке» Мишке.
Фельдмаршал часто вспоминал лихого донца. И после Мишки у Суворова
побывало немало коней, да лучше Мишки все-таки не было.
ДЕРЗОСТЬ
В бою под Фокшанами турки расположили свою артиллерию так, что с тыла,
за спиной, у них оказалось болото. Позиция для пушек — лучше не сыщешь:
сзади неприятель не подойдет, с флангов не обойдет. Спокойны турки.
Однако Суворов не побоялся болота. Прошли суворовские богатыри через топи
и, как гром среди ясного неба, — на турецкую артиллерию сзади. Захватил
Суворов турецкие пушки.
И турки, и австрийцы, и сами русские сочли маневр Суворова за
рискованный, дерзкий.
Хорошо, что прошли через топи солдаты, а вдруг не прошли бы?!
— Дерзкий так дерзкий, — усмехался Суворов. — Дерзость войскам не помеха.
Однако мало кто знал, что прежде чем пустить войска через болота, Суворов
отрядил бывалых солдат, и те вдоль и поперек излазили топи и выбрали
надежный путь для своих товарищей. Суворов берег солдат и действовал наверняка.
Месяц спустя в новом бою с турками полковник Илловайский решил повторить
дерзкий маневр Суворова.
Обстановка была схожей: тоже турецкие пушки и тоже болото.
— Суворову повезло, — говорил Илловайский. — А я что, хуже? И мне повезет.
Только Илловайскому не повезло. Повел полковник солдат, не зная дороги.
Завязли солдаты в болоте. Стали тонуть. Поднялся шум, крики.
Поняли турки, в чем дело. Развернули свои пушки и расстреляли русских
солдат. Много солдат погибло. Илловайский, однако, спасся.
Суворов разгневался страшно. Кричал и ругался до хрипоты.
— Так я же хотел, как вы, чтобы дерзость была, — оправдывался Илловайский.
— «Дерзость»! — кричал Суворов. — Дерзость есть, а где же умение?!
За напрасную гибель солдат Суворов разжаловал полковника в рядовые и
отправил в обозную команду.
— Ему людей доверять нельзя, — говорил Суворов. — При лошадях он
безопаснее.
«УБИТ ПОД ФОКШАНАМИ»
На переходе к Фокшанам одна из колонн пехотного Смоленского полка попала
под страшный обстрел неприятеля.
Турецкая батарея укрылась в лесу и метким огнем валила смоленцев. А рядом
шла другая колонна. Командир колонны подполковник Ковшов понял, что спасти
своих можно лишь стремительным нападением на батарею противника. Подскакал
он к генералу Райку, начальнику обеих колонн.
— Разрешите, — просит, — ударить на неприятеля.
Однако Райк был генерал нерешительный. Сидит на коне и молчит. Думает:
разрешу, а вдруг и вторая колонна погибнет.
Погибают смоленцы. Помощи нет.
А в это время обе колонны догнал Суворов. Увидел он подполковника Ковшова.
— Сударь, товарищи гибнут, а вы стоите! Вперед! — закричал Суворов.
— Ваше сиятельство, — стал оправдываться подполковник, — так я бы немедля
исполнил свой долг, но жду приказания своего генерала.
Посмотрел Суворов на генерала, а тот по-прежнему сидит на коне и молчит.
— Какого генерала?! — воскликнул Суворов. — Райка? Да разве вы не видите,
что он убит!
Не понял вначале Ковшов насмешки Суворова. Как так, думает, почему же
убит, коль генерал Райк жив и здоров и тут же рядом сидит на коне!
— Убит. Убит, — повторил Суворов. — Ступайте!
Бросился Ковшов к своей колонне, повернул ее в лес, разгромил турецкую
батарею и спас товарищей.
За суворовские слова Райк страшно обиделся. В тот же день он подал рапорт
об отчислении его из суворовской армии.
Просьбу Райка Суворов удовлетворил.
— Не надобны мне подобные генералы, — говорил он. — Коль воинский
начальник в нерешительности пребывает — пользы с него не будет.
Позже, когда Суворова спрашивали:
— А где же генерал Райк?
Он неизменно отвечал:
— Убит. Убит под Фокшанами.
«ГДЕ Ж ЭТО ВИДАНО...»
Где же это видано, чтобы кавалерия атаковала окопы!
При подходе к Рымнику на привале солдаты завели спор.
— А все же много нашего брата гибнет, — заявил круглолицый, с рябинками
от оспы солдат.
— Так война, как же оно без смертей.
— Так-то оно так, — соглашался солдат, — а все же, если подумать...
— Чего же тут думать?
— А вот, к примеру: засел неприятель в окопах, держится, пока до него
добежишь, сколько людей навалит. А ежели на конях — раз, и в момент в
окопах.
Смеются солдаты. Где ж это видано, чтоб на конях — ив окопы.
— Ты что же, умнее самого Суворова? — говорят.
— Зачем же умнее? Это я так, к слову, — засмущался солдат.
А в это время Суворов проходил по лагерю и подслушал солдатский разговор.
Подошел он к спорщикам.
— Как звать? — обратился к рябому солдату.
— Остап Капелюха.
— Родом откуда?
— Малороссийский, ваше сиятельство, из-под Чернигова.
— Так, говоришь, чтобы кавалерия атаковала окопы?
— Так точно, ваше сиятельство.
Улыбнулся Суворов.
На следующий день при атаке турецкого лагеря Смоленский полк
натолкнулся на окопы противника. Пошли солдаты в атаку, однако турки подняли
страшную стрельбу, и смоленцы отпрянули.
Несколько раз ходили в атаку солдаты, да все неудачно. Хоть и недалеко до
окопов, метров всего полтораста, однако идти солдатам по ровному месту. Пока
бегут — турки их щелкают, словно зайцев.
К Смоленскому полку прибыл Суворов. Видит — зазря погибают солдаты.
— Гей! — закричал. — Эскадрон казаков на подмогу!
Прибыли казаки. Построил их Суворов широким фронтом.
— Конница, начинай! — закричал Суворов. — Ура! На рысях! Вперед! В полную
силу!
Вмиг пролетели казаки смертельные метры. Вскочили в окопы. Начали сечу,
отвлекли турецких солдат. Теперь смоленцы подбежали к окопам без всяких потерь
и вместе с казаками добили противника.
— Ты смотри — голова! — говорили потом солдаты про Капелюху.
Солдат смущался, краснел и отвечал невпопад:
— Так это ж Суворов. Так то ж казачки. Так это ж не я. Это вы, братцы.
И верно. Не в первый раз уже применял Суворов конную атаку на окопы
врага. Удалась атака и в этот раз.
ТУРЕЦКИЙ ШТАНДАРТ
Стремясь отрезать отходящего неприятеля, рота поручика Вицина быстрым
шагом шла по кукурузному полю.
Стебли высокие. Укрывают солдат с головой. Идут солдаты словно бы вовсе
не полем, а лесом.
Вдруг видят: впереди — турецкий штандарт.
Остановился поручик Вицин, остановились солдаты. Что бы это такое? Никак,
турки идут в наступление?
А штандарт колышется поверх кукурузных стеблей и все ближе и ближе.
— К бою! — скомандовал Вицин.
Вскинули солдаты ружья и карабины. Ждут. Вот турецкий штандарт и совсем
рядом.
— Вперед! Ура! — закричал поручик.
Бросились солдаты вперед.
А навстречу им русский солдат выходит — турецкое знамя в руках.
Рассмеялись солдаты:
— Штандарт откуда?
— Как звать?
— Какого полка?
Рассказал солдат, что звать его Гавриилом Жакеткой, что солдат он первой
роты Смоленского полка, турецкое знамя отбил в бою и вот теперь несет
командиру.
— Ай да Жакетка, — смеются солдаты. — Вот напугал! Вот обманул!
Объяснил поручик Вицин солдату, как разыскать командира Смоленского полка.
Пошел солдат дальше своей дорогой. А рота убыстрила шаг — и вдогон
неприятелю.
Сто турецких знамен захватили русские в битве на Рымнике.
Штандарт, взятый Гавриилом Жакеткой, был первым.
РОССИЙСКИЙ СОЛДАТ
Преследуя турок, гренадер Дындин увлекся боем.
Бежит Дындин, колет штыком, бьет прикладом.
— Аман, аман! — кричат турки.
Отбежали с версту. Повернул кто-то из турецких солдат голову, видит — всего-
навсего один российский солдат сзади.
Закричал турок своим собратьям. Остановились беглецы, повернулись лицом
к Дындину, окружили солдата.
— Алла! — кричат. — Алла! Сдавайся!
Только Дындин был не из тех, кто сдается. Пырнул штыком одного турка,
пырнул второго, выстрелил в третьего.
Что было дальше, солдат не помнил. Навалились гурки на русского,
приглушили прикладами. Очнулся Дындин в воде.
Прихватив пленного, турки вплавь переправлялись через реку Рымник.
Обмыла вода солдата, приоткрыл он глаза — жив. Только все тело жжет, в костях
ломит, голова кругом. Закрыл солдат снова глаза, уронил голову.
Выбрались турки на противоположный берег, положили на траву гренадера,
советуются между собой, что делать дальше.
Прислушался Дындин и хоть турецкий язык не знал, но понял: решили турки
пленного дальше с собой не тащить, а отрезать солдатскую голову и принести,
как трофей, начальству.
Подошел турок к Дындину, схватил кривую турецкую саблю и только хотел
рубануть по шее, как Дындин турка ногой в живот. Вскочил гренадер, вырвал
ружье.
Опешили турки. Что за чудо: ожил солдат — и в разные стороны.
— Стой! — кричит Дындин.
Догнал одного турка — ударил штыком. Догнал второго — и тоже штыком. Еще
один турок бросился в воду.
И Дындин за ним. Потом снова на берег. Бьет направо, налево. Лишь закусил
губу и от турецких ран и побоев кривится.
Через час подошли наши солдаты. Смотрят — на берегу реки Рымник десять
турок валяются и среди них российский солдат. Присмотрелись — так это же
Дындин!
— Дындин, Дындин! — позвали товарища.
Шевельнулся герой.
— Жив, жив! — закричали солдаты радостно и бросились к нему.
Подняли они гренадера на руки, отправили к санитарной повозке.
— Десять турок! — восхищался Суворов, узнав о подвиге Дындина. — Молодец!