— Вы, доктор Гросс, большой ум в области техники,— снисходительно сказал генерал Зигмаль,— а мы умеем делать нечто иное. В данном случае вы просто не понимаете, какое воздействие будет иметь наша акция.
— Насколько я понял из привезенного вами документа,— все еще не сдавался Гросс,— речь идет о том, что в двух снарядах на опытном полигоне был обнаружен грубый брак. Но мы-то выпустили тысячи снарядов.
— Не брак, а настоящее вредительство! — крикнул Зигмаль.
— Хорошо— вредительство,— согласился Гросс.— Так это дело рук пяти, максимум десяти мерзавцев. Расстреляйте их, и это будет актом справедливости. Но дело-то в том, что подавляющее большинство работающих на заводе людей и не помышляют о саботаже. Зачем же их наталкивать на эту мысль?
Генерал Зигмаль улыбнулся:
— Доктор Гросс, извините меня, но вы очень наивный в политике человек! — Генерал неожиданно крикнул: — Каждый из них в потенции саботажник и враг Германии! Каждый! Каждый! — Лицо его побагровело.
— Вы знаете, он прав,— мягко заговорил штабной генерал.— Даже если подойти к этому вопросу с позиции элементарной психологии, разве каждый из них не мечтает о нашем крахе? Ведь это означает для них свободу, жизнь. И как раз не случайно, что беда обнаружилась именно теперь, когда мы терпим на фронте временные неудачи. Это их окрыляет, И поэтому полезно в данном случае продемонстрировать твердость руки и уверенную жестокость. А как это лучше сделать, право же, это целиком в компетенции СС.
Гросс сдался.
Генерал Зигмаль посмотрел на часы:
— Когда явятся ваши образцовые инженеры?
— В двенадцать.
— Я останусь. Очень интересно посмотреть на такие экземпляры. И у меня, кстати, появилась одна мысль…
Генерал не договорил. В этот момент в кабинет вошли два эсэсовца. Один из них стремительно прошел к столу и вытянулся перед своим генералом:
— Докладываю: контрольные клейма привели в седьмой и девятый секторы. Произведено первое оперативное дознание, и мы обнаружили двух саботажников. Они допрошены. Один из них почти сознался.
— Кто они?
— Один русский, а другой… Тут, господин генерал, неприятный сюрприз: другой немец, из так называемых антифашистов. В заключении находится с тридцать пятого года. Вот он-то почти сознался.
— Как он сюда попал?— заорал генерал Зигмаль, смотря на Гросса.
— Он прибыл сюда в прошлом году с партией рабочих и специалистов, переведенных фирмой с других заводов,— громко ответил эсэсовец.
— Фирма ответит за это! — Генерал Зигмаль ударил кулаком по столу,— Ваши штатские,господин Гросс, позволили себе не подчиниться приказу рейхсминистра Гиммлера о проверке кадров с нашей помощью.
— Я их не оправдываю,— сказал Гросс,— но объяснить это можно только одним: спешкой. А она вызвана острым недостатком рабочей силы.
— Но вы видите, что происходит? Мы десять лет охраняем рейх от врагов, занимаемся этой, на ваш взгляд конечно, неприглядной деятельностью, а вы тут одариваете этих врагов лаской.
— Эти инженеры врагами не являются,— сказал Гросс, смотря в сторону.— Они работают не хуже немецких.
Генерал усмехнулся:
— Хорошо, посмотрим! — И обратился к эсэсовцам: — Арестованных отвезите в Веймар и возьмитесь за них как следует. Даю вам сутки. Эти свиньи должны сказать все. Держите связь с людьми, которые остаются на заводе, чтобы брать саботажников в работу немедленно, не давая им опомниться.
— Слушаюсь, господин генерал! Эсэсовцы ушли.
— Это же черт знает что! — помолчав, заговорил генерал Зигмаль, точно рассуждая вслух.— Фюрер, лучшие умы Германии создают секретнейшее оружие победы. Казалось бы, можно быть уверенным, что к этому святому делу не дотянется ни одна грязная рука. А что на деле?— Он обернулся к Гроссу:— Вы не взялись бы, доктор Гросс, вместо меня поехать с докладом об этом происшествии к рейхсминистру СС Гиммлеру?
Штабной генерал тихо засмеялся. Он представил себе Гросса, этого обрюзгшего розовощекого интеллигента, пытающегося объяснить Гиммлеру, почему он ласково относится к заключенным инженерам.
Зигмаль удивленно посмотрел на смеющегося штабного генерала и, помолчав, спросил у него:
— Вы сами присутствовали на полигоне, когда были обнаружены поврежденные снаряды?
— Да. Я вхожу в приемочную комиссию от главного управления артиллерии.
— Что конкретно было обнаружено?
— В одном снаряде оказалась непросверленной форсунка, через которую происходит подача сжатого воздуха в камеру сгорания. В другом было сделано короткое замыкание электропитания.
— Любопытно, любопытно! — говорил генерал Зигмаль, пристально глядя на Гросса.— А все остальные снаряды в порядке?
— В условиях полигона проверить все снаряды немыслимо. Однако выборочная проверка следующих десяти снарядов ничего не дала.
— И все снаряды, доктор Гросс, именно с вашего завода.
— Снаряды с других заводов мы вообще пока не проверяли,— пояснил штабной генерал.
Генерал Зигмаль поднял руку:
— Это неважно. Меня сейчас интересует только тот факт, который уже установлен. Все снаряды, повторяю, с вашего завода, доктор Гросс. И на них стоит ваше фирменное клеймо. Кто у вас принимает продукцию?
— При мне имеется особая группа инженеров,— потерянным голосом ответил Гросс— Один или два из них всегда присутствуют в главном цехе сборки. Они и оформляют прием продукции.
— Так, так.— Генерал вынул ручку и блокнот.— Назовите их фамилии.
— Извольте… Рейнгард, Любке, Гримм, Лидман, Гарднер и Кох.
— Кох?
— Да. Это племянник Коха.
— Так, так. Когда, вы сказали, явятся сюда обласканные «вами инженеры?
— В двенадцать.
— Еще есть время. Я хочу сейчас же поговорить с инженерами вашей особой группы. Вызовите их.
17
Первым в кабинет вошел инженер Кох. Это был совсем молодой человек с белыми, как лен, волосами.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул он, остановившись у двери и выбросив вперед правую руку.
— Хайль,— скрипуче отозвался генерал Зигмаль.— Проходите сюда, садитесь. Вы член национал-социалистской партии?
— Так точно. С тридцать третьего года. Меня приняли по возрасту досрочно по личной рекомендации Бальдура фон Шираха.
— Вы знаете, что произошло на заводе?
— Так точно, знаю. И удивлен, что обнаружилось столь малое.
Генерал Зигмаль поднял брови:
— Как вас понимать?
— Очень просто. На заводе нет повседневной борьбы с саботажниками. В этом вопросе я наблюдаю непонятную инертность, если не сказать резче.
— А вы скажите резче.— Генерал взглядом пригласил Гросса послушать, что скажет Кох.
— Мне рассказывали, будто фирма не пожелала, чтобы на заводе постоянно работали сотрудники гестапо. Это мне непонятно. И вообще— пусть простит меня наш шеф доктор Гросс за то, что я скажу правду,— на заводе в наибольшей чести люди, чье политическое лицо является более чем сомнительным. Здесь у нас главной политической характеристикой является знание гаек и болтов.
— Так, так,— сказал генерал Зигмаль, со зловещей улыбкой глядя на Гросса.-— А как могли быть выпущены с завода бракованные снаряды? Вы, я слышал, входите в группу инженеров, которые отвечают за это? Как могла случиться такая преступная халатность?
Инженер Кох ответил не сразу.
— За снаряды, которые принимал я, я могу поручиться.
— А за те снаряды, которые принимали ваши коллеги?
— Смотря о ком персонально идет речь.
Генерал Зигмаль заглянул в блокнот:
— Ну вот, скажем, Рейнгард?
— За этого я тоже ручаюсь.
— А Любке?
— Тоже.
— Гримм?
— Поручусь.
— Лидман?
— Нет.
— О, интересно!— Генерал сделал пометку в блокноте,
—- Ну, а Гарднер?
— Поручусь, но с некоторым колебанием.
— Так, так.— Генерал Зигмаль подумал.— Вот что. Я прошу вас сейчас же поехать в Веймар в наше отделение. Спросите там майора Кюхлера. Скажите ему, что я прошу его поговорить с вами.
— Слушаюсь…— Инженер Кох встал, по-военному повернулся и вышел из кабинета.
— Вот вам, доктор Гросс, ваша особая группа,— раздраженно сказал генерал Зигмаль.— Вы понимаете, надеюсь, что это такое для подобной группы, если даже в одном человеке можно сомневаться!
— Мнение инженера Коха может быть сугубо субъективным,— тихо произнес Гросс.
— Ну, а если проверка переведет его в разряд объективного, что тогда?
Гросс пожал плечами.
В кабинет пригласили инженера Любке. Он вошел мелкими спокойными шажками, на ходу протирая платком очки. Водрузив очки на нос, он отыскал взглядом Гросса:
— Вы меня вызывали?
Гросс кивком показал на генерала Зигмаля.
— Ах, так! — Инженер Любке повернулся к генералу и выжидательно и довольно бесцеремонно разглядывал его, не удостаивая, однако, ни приветствием, ни вопросом. Любке был крупный, заслуженный инженер фирмы и знал себе цену, К тому же всех, не служащих технике, он вообще считал полулюдьми.
— Инженер Любке? — отрывисто спросил генерал Зигмаль.
— Да, с вашего позволения,— улыбнулся инженер.
— Как вы расцениваете то, что случилось на заводе?
— Что именно? — Любке во всем любил точность.
— Да вы что! — Генерал еле сдерживался.
— Нет, конечно, я догадываюсь, что может вас интересовать, но догадка— это всего лишь догадка, а наш завод огромный и не совсем обычный. У нас тут каждый день что-нибудь случается.
— Перестаньте! Речь идет о саботаже.
— О! Недоброкачественные снаряды? Для меня лично факт непостижимый,— оживленно заговорил Любке.— На моей памяти за тридцать лет работы в фирме не было ничего подобного. У нас редчайшие случаи рекламации со стороны клиентов всегда расценивались как позорнейший скандал.
— Как могло случиться, что саботажники безнаказанно действуют под носом у столь могучих, как вы, умов техники?
— Ненормально ускоренные темпы работы, на что я неоднократно указывал доктору Гроссу. Помните, шеф?
— Ну, а если война не может ждать?— повысил голос генерал Зигмаль.— Это вас не касается?
Любке гордо поднял голову:
— Испокон веков национальным признаком нашей технической культуры была точность и строжайшая плановость. Вы меня извините, но даже Бисмарк высказался где-то, что немцы умеют предусмотреть все, кроме помощи бога. Последнее они обязаны просить.
Генерал Зигмаль понял, что с этим типом ему разговаривать нечего. Ясно одно: этот потворствовать саботажу не станет, а больше он ничем полезен быть не может.
— Спасибо за поучительную беседу,— иройически сказал генерал Зигмаль.— Вы свободны.
Любке обернулся к Гроссу:
— Поскольку я уже здесь, я хотел бы вернуться к вопросу о схеме резервного кабеля.
— Потом, потом! — Гросс замахал на него руками.
Любке невозмутимо сделал общий поклон и вышел.
— Инженер Любке — из первой пятерки специалистов нашей фирмы,— сказал Гросс.
Генерал Зигмаль презрительно фыркнул:
— Ясно. Гениальный специалист по части болтов и гаек.
В кабинет с независимым видом вошел инженер Гримм. Оглядев всех по очереди, он спросил:
— Кому я нужен?
— Мне.— Генерал Зигмаль показал ему на стул, стоявший по другую сторону стола.— Садитесь. Вы член партии?
Гримм сдержанно улыбнулся:
— Без юридического оформления. Начиная с тридцать пятого года я так занят оснащением военной мощи партии, что не имел времени написать заявление.
Генералу Зигмалю как будто понравился этот ответ. Он понимающе кивнул головой, помолчал и спросил:
— Как могло оказаться незамеченным вредительство?
— Политически я это объяснить не могу, ибо знаю преданность фюреру специалистов, через чьи руки проходит продукция. Технически же…
— Подождите,— прервал его генерал Зигмаль.— Вот вы персонально могли это прозевать?
Гримм подумал и ответил:
— Если говорить начистоту, отрицать, да еще категорически, такую возможность я не могу.
— Спасибо за откровенность. Ну, а если бы мы установили, что прозевали вредительство именно вы, как бы вы оправдывались?
Гримм пожал плечами:
— Люди техники мое оправдание приняли бы. Ну, а вы — не знаю.
— Я все же попытаюсь понять. Отвечайте.
— Вы знаете, есть такая поговорка,— немного помолчав, сказал Гримм:— «Один дурак может задать такие вопросы, на которые не ответят сто умных». Так здесь именно этот случай. Наблюдая за сборкой снарядов, я смотрю на самые уязвимые его узлы, неисправность которых можно выявить только на месте падения снаряда. Умное вредительство именно на этом расчете и должно быть построено. В данном же случае совершалось вредительство, насколько мне известно, до удивления неграмотное и глупое. Его неграмотность и глупость прежде всего в том, что оно неминуемо будет обнаружено до или в момент запуска снаряда. А раз оно будет обнаружено, нетрудно найти и тех, кто eгo сделал. Непросверленная форсунка для подачи сжатого воздуха как раз и есть тот вопрос дурака для ста умных. Мне и в голову не могло прийти проверять, есть ли отверстие в форсунке, тем более что на заводе мы запуска снарядов не производим и, значит, механизмы подачи сжатого воздуха не включаем. Дурак, как видно, на это и рассчитывал. Случай с энергопитанием еще глупее. Ну хорошо, сухие элементы заряжаются в снаряд в последний момент, ибо при запуске они должны быть свежими и в полной силе. Но сделанное дураком короткое замыка$ие обнаруживается в первую же секунду, как только батареи вставлены. Опять наивность, граничащая с идиотизмом. Могу сказать одно: теперь я буду проверять даже внешние кронштейны крепления. Ведь какому-нибудь дураку может дрийти в голову их ослабить в расчете на то, что снаряд просто не удержится на пусковой раме. Понимаете вы меня?
Генерал Зигмаль благосклонно улыбнулся:
— Вполне, хотя я и не человек техники. Ну что же, Гримм, спасибо. Вы свободны. Что это вы вдруг вспотели?
— Первый раз имею дело с…— Гримм рассмеялся.— В общем, не с человеком техники.
— Да, с нами дело лучше не иметь,— улыбнулся генерал Зигмаль.—В этом уже убедились враги Германии.
Когда Гримм вышел, генерал Зигмаль сказал, обращаясь к штабному генералу:
— Я бы не возражал, чтобы при моем докладе рейхсминистру присутствовал этот инженер. Мне было бы легче. Голова у него точная, как механизм.
— Да, это понимающий человек,— равнодушно согласился штабной генерал и встал.— Я пойду распоряжусь, чтобы покормили моих людей…
Последним в кабинет вошел Лидман. Уже узнавший от коллег, что за разговор происходит в этом кабинете, он перепугался насмерть. Лицо его побелело, губы подергивались. Он сразу обратился к генералу Зигмалю:
— Я инженер Лидман.
— А почему вы решили, что говорить с вами должен я? — спросил генерал.
Лидман жалко улыбнулся:
— Рассказали коллеги.
— Ладно, садитесь. Чем это вы так расстроены? А сказать прямее — напуганы?
— Вы же знаете, у нас такое страшное происшествие.
— А вы к нему разве причастны?
— Ну… Мне кажется, мы все несем за это ответственность.
— Вот как? — удивился генерал Зигмаль.— Все инженеры, по-вашему, участники этого грязного дела? Я лично так не думаю.
Генерал Зигмаль пристально рассматривал Лидмана, а тот, чтобы не испытывать страха перед беспощадным генеральским взглядом, смотрел в окно.
— Как вы расцениваете положение рейха на войне? — неожиданно спросил генерал Зигмаль.
— Оптимистически, вполне оптимистически,— заторопился Лидман.— Гений фюрера, доблестные…
— Достаточно. Вы, я вижу, подлинный патриот,— насмешливо сказал генерал Зигмаль.—У меня больше вопросов нет. Вы свободны.
У Лидмана вырвался вздох облегчения. Он вскочил со стула и, забыв попрощаться, быстро вышел.
Генерал Зигмаль обратился к Гроссу:
— Ну, а эта личность тоже из первой пятерки?
— Лидман вполне квалифицированный инженер,— сухо ответил Гросс.
— Да что вы заладили: «инженер, инженер»! — обозлился генерал.— А какое-нибудь другое определение для классификации людей у вас есть? Я по трехминутному разговору вижу, что этот ваш квалифицированный инженер-ничтожество. Мало того: я чувствую, что им нужно заняться…