Полученный результат разочаровывал, но он пока решил не давить на потерпевшего. Покидая палату, он попросил солдата подумать, посоветоваться с мамой, чей приезд ожидался к вечеру, а потом уже озвучить свою окончательную позицию.
Выйдя в коридор, Смирнов сразу отправился в кабинет начальника отделения но, как и предполагал, последнего там не оказалось. Неведомые срочные дела заставили врача покинуть свое рабочее место в явно неурочное время, так как именно сейчас ему предстояло проводить обход.
Смирнов вызвал старшую медицинскую сестру и потребовал от нее написать письменное заявление о том, что представитель органов следствия довел до нее требование запретить посещение потерпевшего ЛЮБЫМИ лицами, кроме его матери.
Естественно, это действовало только до того времени, как появиться начальник отделения и напишет аналогичную расписку, которую немедленно предстояло отправить нарочным в прокуратуру.
Бывалая женщина попыталась было «качнуть права», но Александр тут же позвонил по телефону начальнику госпиталя и потребовал от того или повлиять на строптивую работницу, или самому написать аналогичную расписку. Должностные лица в армии всегда являлись склонными к тихому саботажу требований военных прокуроров, но когда конкретное лицо ставилось перед определенным фактом под персональную ответственность, сразу проявляли отменную исполнительность и ответственность. После получения резкого выговора от начальника, женщина, пусть и всячески выказывая свое недовольство но, все таки, необходимую расписку написала.
Возвратившись в прокуратуру, Смирнов тут же оказался в кабинете начальника.
- Саша, что- то я не пойму твоей логики. Ты, что намерен делать?
- Пока не знаю Виталий Владимирович. Чес-слово. Терпила, честно говоря, явный маменькин сынок, абсолютно не предназначенный для армии, да и еще пока сам не определившийся в какую сторону качнуться. Как говориться «и хочется и колется и мамка не велит». Посмотрю, что он начнет петь, когда мамка евойная приедет. Решат срубить бабок и не «поднимать волну», так и будет. Мне все равно. Тем более, отцы-командиры уже отменно обработали свидетелей. Врут, сволочи, все поголовно.
- А зачем так круто взялся за дело. Замполит мне телефон оборвал после твоего запрета на общение. Напугал ты их здорово. После письменных расписок откровенно ссут за свою шкуру. Тем более, репутация у тебя явно кровожадная.
- Пусть ссут. Это на тот случай, если мама вздумает искать правду. Тогда эти меры вполне оправданы.
- Смори, смотри. Терпилы они бываю очень неблагодарные.
- Знаю. Но сразу скажу, что как только почувствую, что они с мамой только подумают изменить позицию, тут же откровенно похерю дело.
Утром следующего дня Смирнова в коридоре прокуратуры уже ожидала довольно пожилая сухонькая женщина в более чем скромной одежде. Усевшись на предложенный ей стул в кабинете следователя, она еще долго вздыхала и не спешила начать разговор.
Александр, в свою очередь, так же не спешил. Пусть скажет, чего хочет, без наводящих вопросов. Наконец, женщина решилась.
- Вы прокурор, который будет расследовать дело в отношении моего сына?
- Я следователь прокуратуры и действительно буду расследовать уголовное дело, возбужденное по результатам проверки по факту попытки суицида Вашим сыном. Только не в отношении него. Вашего сына никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, Закон обязан защитить его права. Конечно, если он сам этого пожелает.
- Я разговаривала с офицером части, и он мне поведал, что мой сын сам во всем виноват. Но, командование части не хочет лишнего шума вокруг этого происшествия и готово не предъявлять к нему претензии, а так же, оказать нам материальную помощь. Что Вы посоветуете?
- Ничего. Я не занимаюсь «терками». Я обязан выяснить обстоятельства произошедшего и принять решение. Если есть виновные- привлечь их к суду, если нет, то никого судить не будут. И главное в этом- позиция Вашего сына. Если погорячился и сам совершил глупость, одно дело, если он сделал это в результате преступных действий других лиц, совсем другое. А насчет «претензий» со стороны командования, ту ничего не могу сказать, так как это сущий бред.
- Я не верю в наше правосудие.
- Это Ваше полное право. Ни в чем убеждать не намерен.
- Вы можете гарантировать, что виновные понесут наказание?
- А они есть?
- Сын говорит, что есть.
- Не уверен. Могу дать Вам протокол его допроса. Ознакомьтесь. Думаю, что закон я не нарушу. Вы, как мать, имеете право это знать.
Женщина долго, очень долго, читала протокол, а потом удивленно подняла глаза.
- Но, ведь, он мне говорил совсем другое.
- Скажите, а когда Вы узнали о произошедшем?
- Два дня назад, и сразу приехала.
- Но ведь это произошло уже давно. Вы не спросили у сего таинственно офицера, почему Вам сразу ничего не сообщили.
- Спрашивала. Он ответил, что сын был без сознания, и они решили пока меня зря не беспокоить.
- Странная «заботливость». Не находите? Признаюсь, если бы я вовремя не принял необходимые меры, его бы уже так обработали, что он и Вам бы не рассказал всей правды.
- Да, меня это очень обеспокоило. Тем более, врач признался, что его вынули из петли очень поздно и почти неделю они сами не знали, выживет ли он или нет.
- Давайте решим так, если Вы намерены добиваться справедливости- я со своей стороны буду Вам в этом помогать. Если нет- получайте эту самую «материальную помощь» и отправляйтесь домой. Ваш сын будет в самое ближайшее время комиссован. Его военная служба однозначно закончилась. Даю Вам два дня, а потом проведу повторный допрос.
В установленное время Смирнов пришел в палату к потерпевшему и сразу обратил внимание на то, что следов заботы командования тут явно не наблюдается. Мать спала на соседней койке, причем, постельного белья не имелось. На прикроватной тумбочке полностью отсутствовали фрукты или иное, что обычно приносят визитеры. Хмурые лица женщины и ее сына так же оптимизма не внушали. Александр поздоровался и уселся за стол.
- Я так понимаю, «материальной» помощи Вам пока не передали? Интересно, почему? Кстати, а вообще, чем отцы-командиры помогли на сегодняшний момент?
Женщина и парень переглянулись и их лица еще больше помрачнели.
- Вы пришли поиздеваться?
- Извините. Искренне не хотел Вас обидеть. Ладно, давайте перейдем к делу.
Уже с первых минут допроса Смирнов понял, что потерпевший так и не решил, какую именно позицию он намерен занять. Все те же расплывчатые и неконкретные показания, из содержания которых невозможно было понять, что же его заставило совершить самоубийство.
Александр терпеливо записывал показания, и настроение его все больше портилось. Придется заниматься фигней, причем, без перспективы реально доказать что же произошло на самом деле.
Опрос продлился три часа, и наконец, он передал протокол допроса свидетеля солдату для ознакомления. В свете полученных показаний он, вероятнее всего, им и останется. Сын и мать очень долго знакомились с содержанием протокола, о чем-то перешептываясь. Смирнов терпеливо ожидал, пока они все обсудят, готовый опять долго и нудно записывать уточнения и дополнения. Ничего не поделаешь, так положено.
К его великой радости в этот раз много писать не пришлось. Так, пару незначительных уточнений.
В общем, он, пока скучал и ждал окончания ознакомления, уже в уме составил план следствия. Ничего, пару-тройку недель потратит, но потом уже ни один адвокат не сможет опротестовать его решение о прекращении уголовного дела. А совесть? С совестью, тоже все нормально. В духе нынешнего капиталистического настоящего, человек обычно стремиться заработать. Пусть даже и такой страшной ценой. И именно тут следователь ничего поделать или изменить не в состоянии.
Александр встал, попрощался и направился к двери. За спиной стояла такая напряженная тишина, что он не выдержал и обернулся. Лица сына и матери имели абсолютно одинаковое выражение – тоски и безграничного отчаяния. Они все прекрасно понимали, что произойдет в ближайшее время. Они получат кое-какое денежное вознаграждение, следователь возьмет на свою душу очередной грех безразличия, а истинный виновник произошедшего благополучно избежит наказания. Как говорится, все, как и положено в истинно «демократическом» обществе новой России.
Смирнов вышел на улицу и с наслаждением закурил сигарету. От госпиталя до прокуратуры ходу было около двадцати минут, и он намеревался их потратить на спокойное обдумывание дальнейшего плана действий. Хотя, чего там врать самому себе- плана дальнейших бездействий. После его звонка замполиту дивизии ему предстояло выждать пару дней, а потом формально провести допросы и выполнить другие следственные действия, что бы подготовить для проведения психолого-психиатрической экспертизы необходимые материалы, из которых врачи могли сделать только один вывод- «паренек погорячился». Да, нужно будет связаться с дознавателем и поставить задачу собрать материалы в нужном ключе.
Так, с этим делом все понятно, будем думать о других, более насущных . . .
- Александр Николаевич! . . .
Крик был настолько сильным и эмоциональным, что Смирнов непроизвольно пригнулся в готовности отпрыгнуть в сторону.
На открытом участке дороги он не увидел никого кроме матери бойца и поэтому не стал пока предпринимать никаких действий.
Женщина между тем бегом приближалась к нему и, похоже, скорости снижать не собиралась. Александр внимательно осмотрел бегущую женщину. Ничего в руках нет. Одежда не оттопыривается. Значит, опасности, в крайнем случае, пока, не предвидится. Ладно, успокоимся и подождем дальнейшего развития событий.
Наконец, женщина начала снижать темп, и остановилась в паре метров от него, тяжело дыша. Александр стоял молча и ждал пока женщина выровняет дыхание. Сигарета начала жечь пальцы и он ее отбросил в сторону.
Наконец женщина задыхаясь заговорила.
- Я хочу еще раз спросить Вас- Мы с сыном можем рассчитывать на то, что виновный понесет наказание?
До прокуратуры оставалось идти минут пять.
- Инна Николаевна, я предлагаю прогуляться до моего кабинета. Пройдемся, успокоитесь. Все- таки, ответить вот так просто на Ваш вопрос не получиться.
Он взял женщину под руку, и они отправились по дороге.
Смирнов приказал дежурному приготовить чай и уселся за стол напротив женщины.
- Вы не возражаете, если я закурю?
Взгляд женщины вдруг опять стал опять безразличным. Она смотрела куда-то вдаль и, казалось, совсем не слышала собеседника.
Александр чиркнул зажигалкой и рассеянно стал соображать, что делать.
Наконец он затушил окурок в пепельнице и встал со стула.
- Вы меня извините Инна Николаевна но, если Вас не затруднит, я бы не против поработать. А посидеть можете и в приемной. Там диванчик имеется . . .
Женщина подняла глаза.
- Скажите, а у Вас много работы . . . Ну, в том смысле, тут так много всяких папок, бумаг. Вдруг Вы скажите, что на нас с сыном у Вас нет времени.
Женщина рукой провела вокруг. Действительно, сейчас рабочий кабинет Смирнова находился с состоянии, далеком от идеального. Рабочий стол, подоконник, журнальный стол были буквально завалены документами. Даже на полу вдоль стены неопрятными стопками расположились дела, материалы проверок и финансовые документы, изъятые им в ходе обысков по двум уголовным делам, так называемым «хозяйкам».
Александр растерянно сел на стул.
- Даже не знаю, что сказать Вам. Дел у меня, действительно, более чем достаточно. Даже, откровенно, много до неприличия. Вот только Ваш вопрос не совсем правильный. В ходе нашего предыдущего разговора я Вам ясно дал понять, что результат дела зависит исключительно от позиции Вашего сына. Я буду расследовать это дело только в том случае, если он намерен добиваться привлечения виновного, если тот действительно есть, к ответственности. Да, это не просто. Очень не просто. Но, иного пути я не вижу. Скажу больше, лично я не могу гарантировать, что виновному назначат наказание, полностью соответствующее тяжести деяния. Что бы там не говорили, но суд, есть суд. Как решит, так и будет. Хотя, лично для Вашего сына это не столь существенно. Дело в другом. По заключению врачей, Ваш сын до конца жизни останется инвалидом. И, самое печальное, состояние его здоровья пока остается не понятным. Оно может стабилизироваться, улучшиться или, это самое плохое, резко ухудшиться.
Если он даст показания, что все произошло по его личной вине, получит небольшую подачку и все. Если, не дай бог, все будет плохо, ни к кому и никогда претензий предъявить не получится. Сам виноват- сам и выкручивайся. А если суд признает, что вред здоровью причинен противоправными действиями офицера, то тогда Вы всегда сможете потребовать возмещения вреда от Министерства обороны и виновного. Конечно, с нашим законодательством и это не так просто но, все лучше, чем ничего.
Вот такие «пирожки с котятами». Я обязан это Вам объяснить, что и делаю.
- А похожие дела у Вас есть?
- В смысле «похожие»?
- Ну, когда офицеры бьют солдат или издеваются, или . . ., ну, в общем, похожие?
- Есть. Например, начальник караула ударил солдата за провинность и сломал челюсть.
- И что там будет?
- Инна Николаевна! Вы меня извините за резкость но, что «там будет», я не могу сказать. Следствие заканчивается, и через пару недель я направлю дело в суд. И будет суд, а обвиняемого, по моему глубокому убеждению, признают виновным. Это- все что могу сказать. Другие вопросы не входят в мою компетенцию.
- А я могу посмотреть это дело?
- Зачем?
- Понимаете, я очень далека от всех этих судов-следствий. Всю жизнь честно проработала и ни с чем таким не сталкивалась. Поймите меня- газеты, телевизор да еще много чего только и твердят, что простому человеку добиться правды в нашей стране очень трудно. Нанимать адвокатов для нас нереально. Позвольте прочитать хоть один приговор по делам, когда офицеры били солдат. Больше мне ничего не требуется.
Смирнов удивленно разглядывал собеседницу. Действительно, просьба, честно говоря, не обычная. Хотя, каждый человек это отдельная вселенная.
Александр взял со стола проект постановления о привлечении в качестве обвиняемого и передал его женщине.
Он действительно заканчивал следствие в отношении еще одного старшего лейтенанта, который разозлился на подчиненного и ударил последнего в челюсть. И ударил очень сильно. Челюсть сломалась в двух местах, а осколок кости повредил левый глаз. Травма оказалась настолько серьезной, что парень «заработал» инвалидность и был уволен как не годный к дальнейшему прохождению военной службы.
Расследование было очень не простым. Помимо откровенно противодействия расследованию со стороны командования части имелись и иные существенные трудности. Например, отсутствие прямых свидетелей. Офицер выволок солдата из караульного помещения на улицу, и сам момент удара не видел никто. Единственный свидетель- солдат, возвращавшийся из уборной. Он видел, как его товарищ вылетел из-за угла здания и когда подошел ближе, офицер уже ушел. Конечно, имелись еще три солдата, но они выбрали очень нейтральную позицию – ничего не слышали и не видели. Ссоры не наблюдали. Видели потерпевшего в 14.05 абсолютно здоровым, а в 14.10 со сломанной челюстью. Тем не менее, Смирнов смог собрать доказательства, достаточные для привлечения этого офицера в качестве обвиняемого. И позиция потерпевшего тут была более чем решительная. Помимо весьма неприятного вида шрама и косящего глаза, у него возникли еще и серьезные проблемы со здоровеем в виде ухудшения зрения и сильных головных болей. В общем, досталось парню «по полной» и он решительно добивался справедливости. Поэтому Смирнов без колебаний передал проект постановления Инне Николаевне.
Женщина долго и внимательно знакомилась с документом. Наконец, она его возвратила Смирнову и решительно встала со стула.
- Все, мы с сыном решились и готовы дать показания. Пойдемте.
Сделав пару решительных шагов, женщина обернулась и удивленно посмотрела на так и оставшегося сидеть Смирнова.
- Александр Николаевич! Пойдемте! Нужно записать показания!