- Боярин Жирослав мой тесть, и я не позволю, чтобы его имя на всех углах трепали.
- Сам виноват твой тесть, - поморщился Олегаст. – Нечего было брать молодку на седой волос.
- Я тебя предупредил, княжич, - холодно произнес Свенельд. – Не уймешься – все расскажу боярину Жирославу. Прогонит он Татьяну со двора, а за вину женки с тебя ее родовичи спросят.
- Не прогонит, - криво усмехнулся Олегаст. – Он ведь с ней в храме венчался, византийским обрядом. Разве что за волосы оттаскает. А что, Симеонова внучка действительно так хороша, как об этом болтают?
Глаза Свенельда сверкнули яростью, а ладонь легла на рукоять тяжелого варяжского меча. Глумливая улыбка медленно сошла с толстых губ Олегаста, видимо он осознал, что зашел в своих шутках слишком далеко.
- Поглянулась она тебе, - сказал он спокойно, поднимаясь с лавки. – Ну это твои заботы, боярин. Прости, что побеспокоил. Здравия и тебе, и дому твоему.
Свенельд с ненавистью посмотрел в спину удаляющегося Олегаста, но смолчал, не бросив вслед гостю ни доброго слова, ни худого. Об одном только пожалел, что не сдержался и выдал себя неосторожным жестом. Угадал ведь глазастый княжич. Дрогнуло-таки сердце Свенельда, когда увидел он обнаженную Ольгу. Зря князь Ингер взял его на смотрины. Ох, зря.
В загородной усадьбе княжича Свенельда уже ждали, во всяком случае, улыбающийся Олегаст встретил его на крыльце. Знать бы еще, чему так радуется сын Олега Вещего, уж не предстоящей ли кровавой потехе? Однако, окинув взглядом двор, Свенельд ничего подозрительного не обнаружил. Не похоже, что здесь готовятся к чему-то страшному. Мечники, конечно, есть, но их не больше, чем обычно. Боярин бросил поводья коня холопу и быстро взбежал на крыльцо.
- Проходи, - коротко бросил Олегаст и покосился на двух вооруженных всадников, сопровождавших гостя. Мечники были надежные, служившие еще Рулаву. Иных Свенельд бы и не взял на встречу с отцом. Чай из ума еще не выжил.
Кудесник Рулав не выглядел почтенным старцем. Не было в его облике почти ничего от присущего волхвам благолепия. И борода у него была коротка и белые волосы едва плеч доставали. Да и одет он был по походному. В куртку из бычьей кожи, с широким поясом для тяжелого меча. Встреть его Свенельд на дороге, принял бы за купца или за мечника.
И ликом почти не изменился Рулав. Разве что морщин прибавилось на его сухом, словно бы вырезанном из куска дерева лице.
- Легок на помине, - произнес он, увидев сына и усмехнулся в седеющие усы.
Рулав был в горнице не один. Одного из его собеседников Свенельд узнал с первого взгляда – Мечидраг Полоцкий, про коего каждая собака в Смоленске знала, что родила его княгиня Милорада от залетного Олега. Да и мудрено было ошибиться. Мечидраг внешне был почти полной копией своего истинного отца, чей грозный лик и спустя одиннадцать лет после смерти в славянских землях еще не забыли. Мечидрагу было уже под шестьдесят, но он не потерял ни стати, ни живости в движениях. Редкостным бойцом был старший сын Олега Вещего, но воеводой никудышным. Уж больно он горяч и все время норовит действовать могучей дланью там, где следует просто раскинуть умом. Оттого, наверное, и уступил он удатному Ингеру Смоленск и Псков, удержав за собою лишь Полоцк. Вот только надолго ли удержал? Князь Ингер давно уже точит зуб на Мечидрага и рано или поздно до него доберется. Что же касается второго собеседника Рулава, то его Свенельд видел впервые. Этот много моложе и Рулава, и Мечидрага, и вряд ли превосходит годами самого Свенельда.
- Княжич Мал сын Никсини, - подсказал негромко Олегаст, подталкивая боярина в спину.
Свенельд сел на лавку рядом с молодым древлянином, напротив отца и Мечидрага, одесную от него разместился Олегаст, разливший на правах хозяина вино по кубкам. Выпили без здравниц, просто для того, чтобы жажду утолить.
- Знаю я Аристарха, - продолжил прерванный разговор Рулав. – Еще по Матархе знаю. Хитер и умен сын гана Кончака. Его дед бек Карочей был правой рукой каган-бека Ицхака Жучина.
- Так это когда было, - почесал затылок, заросший светлыми волосами, Мечидраг.
- Давно, - согласился Рулав. – Но связи у Аристарха остались и в Итиле, и в Матархе, и Франкской империи. Нет, неспроста он приехал в Киев и неспроста свою сестричаду под князя подкладывает. Коли Аристарх у великого стола утвердится, то считай пропала наша вера. Нет у славянских богов врагов лютее ромеев, поверьте моему слову, князья.
- Выходит, Ингер к Христу качнулся? – спросил княжич Мал.
- По их вере, великий князь на земле – наместник бога, - криво усмехнулся Рулав. – Соблазн уж больно велик. Многие тому соблазну поддались в славянских землях. И в Моравии, и в Чехии, и даже в Варгии. Для князей вечевое слово всегда было обузой. А того не берут в расчет, что устами волхвов, бояр и простого люда славянские боги выражают свою волю. И если князья перестанут внимать богам, то никакого ряда на наших землях не будет.
Свенельд слушал отца с большим вниманием, хотя ничего нового кудесник Велеса не сказал. Средь киевских бояр многие считали, что Ингер словом старшины пренебрегает, что не чтит он обычаев дединых и порой бывает несправедлив и к ближним и к дальним. Однако далее пустого ворчания по поводу действий великого князя никто из киевлян не шел.
- А что думают кудесники других славянских богов по поводу действий великого князя? – спросил Олегаст.
- Думают сходно со мной, - жестко сказал Рулав. – Князь Ингер зажился в этом мире и боги давно уже жаждут учинить с него спрос за совершенное предательство. На его руках кровь Олега Вещего, не забывайте этого, князья. Месть дело святое и угодное славянским богам. И никто из нас не вправе уклониться от выполнения своего долга. Был князь Ингер да весь вышел. А ныне дракон вновь воспарил над Русью и пришел наш черед вступить с ним в смертельную схватку.
Взглянув в горящие гневом глаза отца, Свенельд невольно поежился. Приговор был вынесен и теперь осталось только привести его в исполнение. Кудесник Велеса вправе был объявить князя Драконом, а в случае ошибки спросить с него мог только сам бог. И, наверное, спросит. Свенельд почти не сомневался, что не желание Чернобога сейчас движет Рулавом, а застарелая ненависть к князю Ингеру и христианам. Нет слов, Ингер часто бывает вздорен и несправедлив, но ничего драконьего Свенельд в нем не видел. А что до смерти Олега Вещего, то дело это темное и не до конца ясное. Ингер с Данбором выступили ему на помощь, но опоздали. Во всяком случае, так говорили все ближники великого князя Киевского. А уж искренне говорили или кривили душой, об этом боярин мог только догадываться. В одном он только почти не сомневался: ничего смерть Ингера Руси не сулит кроме мятежей и кровавых усобиц.
- В Киеве сядет князь Олегаст, - продолжал спокойно Рулав, - в Смоленске – Мечидраг, в Искоростене – князь Никсиня. Чем, скажите Олеговичи хуже Рериковичей, разве в ваших жилах князья не течет кровь славянских богов? Разве не волею Чернобога прислан в славянские земли Олег Вещий? Разве не с именем Велеса на устах он покорил многие города и земли?
- Твоя правда, кудесник, - вздохнул Мечидраг. – Нет у нас иного выбора, князья, как только убить дракона раньше, чем он пожрет всех нас. Ингер пойдет до конца, так почему же мы медлим и сомневаемся. Разве не сам Чернобог говорит с нами устами кудесника Рулава?!
- Я согласен, - махнул рукой Мал. – Моя мать была дочерью вещего Олега, его кровь вопиет во мне об отмщении. Так с какой стати я буду медлить и сомневаться.
Свенельд невольно отодвинулся от горячего княжича, но, перехватив взгляд отца, произнес именно то слово, которое от него ждали:
- Согласен.
- Где и когда? – спросил за всех Олегаст.
- В Угорском предместье, - твердо произнес Рулав. – Начинать такое дело в Киеве было бы слишком опасно. После свадьбы князь Ингер с женой непременно отправятся туда. И запомните, князья, никто из той усадьбы не должен уйти живым. А уж христианка тем более.
- Женка-то здесь при чем? – удивился Олегаст.
- В той женке может остаться семя Ингера, - пояснил Рулав. – И рожденный ею сын станет угрозой в руках наших врагов.
Больше вопросов не последовало, и кудесник решительно махнул рукой, давая знак об окончании тайной встречи.
Свадьба князя Ингера с болгаркой Ольгой была обставлена без особой пышности, к великому разочарованию обывателей. Все-таки не простую женку брал за себя князь, не боярскую дочь, а царскую внучку. Могли бы его ближники уважить киевский люд щедрым угощением. Так нет же – обнесли. Говорили, что та Ольга не первая-де жена у великого князя, а вторая. И что Ингер не хотел уязвлять пышным празднеством свою первую жену княгиню Миловзору. А какой Миловзоре убыток будет, если добрым людям на княжеской свадьбе по чарке поднесут, киевлянам объяснить забыли. Оттого и не взлюбили киевляне болгарку и о ее внешности никто доброго слова не сказал. Подумаешь, цаца! Свои-то и ликом краше и телом посдобнее будут. С другой стороны, не нам же с ней жить, а князю. Потому-то и криков особенных не было, когда везли Ольгу от дома боярина Жирослава к княжьему терему. Разве что кричали ей здравие и славу, княжьи мечники да городские стражники, коим все же поднесли по чарке за старание. А обыватели, у коих по усам текло, а в рот не попало, зло отмалчивались. Иные уже и беду князю начали пророчить. Не уважить люд киевский, это все равно что богов славянских не уважить. Такого прежде не позволяли не только бояре, но и князья. А Ингеру, видишь ли, все нипочем. Женка-то княжья, говорят, греческому богу кланяется, может и сам Ингер решил в чужую веру перейти? С него, пожалуй, станется. Как приехал в Киев смурным гавраном, так гавраном здесь почти сорок лет и прожил.
Свенельду на княжьей свадьбе выпала великая честь, принять нареченную из рук ее родовичей и доставить в княжьи палаты. Что он и сделал, без всякой, впрочем, охоты. Знал уже, что не на долгую счастливую жизнь отдает девушку, а на скорую лютую смерть. Оттого и муторно было на душе Свенельда, до того муторно, что хоть волком вой. Что там ни говори, а князь Ингер к сыну своего врага Рулава всегда относился по доброму – и лаской не обходил, и дарами не обносил, и за стол сажал не в охвостье. По всему выходило, что Свенельд перед Ингером кругом неправ. Какое ему в сущности дело до князя Олега Вещего, коего он почти не помнил и знал разве что по рассказам княжьих ближников. Это Мечидраг с Олегастом и Малом вправе спрашивать с Ингера за смерть отца и деда, а у Свенельда даже этого права нет. Чужой ему тот Олег по крови. Так за что же он должен подставлять великого князя под карающие мечи? Рулав, став волхвом и кудесником Велеса, от семьи и рода отрекся, как это и положено обычаем. Так что даже на волю отца Свенельд не может сослаться, ибо неволен отныне Рулав в его судьбе, не вправе он требовать от боярина покорности. А князю Ингеру Свенельд клятву давал, что защищать его будет до последнего вздоха. Перуном клялся и Даджбогом. И никто его от этой клятвы не освобождал. Выходит, что и перед славянскими богами выйдет Свенельд кругом виноватым. А тут еще слова Рулава по поводу христианки. Не в семени княжьем дело, а в лютости кудесника Чернобога. Зачем же невинную казнить, и какая в том Велесу сладость? Наверное именно участь, которую готовил Ольге Рулав, и стала той последней каплей, переполнившей чашу терпения боярина Свенельда.
- Скажи князю, чтобы не ездил сегодня в Угорское предместье, - шепнул на ухо Асмолду Свенельд.
Асмолд прищурил в сторону молодого боярина рысьи глаза:
- Все сказал?
- Что мог, то и сказал, - буркнул Свенельд.
На этом и закончился разговор воеводы с боярином. А князь Ингер в Угорское все-таки поехал. И поехал с молодой женой и малой дружиной всего лишь в два десятка мечников, взятых не столько для защиты, сколько для чести. Об этом и сказал Свенельд княжичу Олегасту, который вновь заглянул на его подворье.
- Не нравится мне все это, - поморщился Олегаст. – Лучше уж в чистом поле ратиться, чем вот так по задворкам прятаться, словно тати в ночи.
- Не нравится – не ходи, - криво усмехнулся Свенельд.
- Твои люди готовы? – враз посмурнел ликом княжич.
- С собой возьму только десятерых, - отозвался Свенельд, - из тех, что мне от Рулава достались, а остальные ненадежны.
- Седлай коней, - распорядился Олегаст. – Рулав с Мечидрагом уже на подходе.
Перед Ингеровой усадьбой съехались уже ночью, при лунном свете. Свенельд узнал отца по бороде, а Мечидрага по посадке. С собой кудесник и князь привели не более полусотни мечников. Еще столько же было под рукой Олегаста и Свенельда.
- Не маловато ли будет? – донесся из темноты тихий голос княжича Мала. – Стены усадьбы высоки, не враз перескочишь.
- Сил хватит, - успокоил его Рулав. – А ворота усадьбы нам скоро откроют.
По слухам, дошедшим до Свенельда, именно в этой усадьбе, обнесенной высоким тыном, встретил свой последний час князь Аскольд. И убил его никто иной, как Олег Вещий, за смерть которого они ныне решили отомстить. Ночь выдалась прохладной, но Свенельд почувствовал, как капли пота выступили у него на лбу. Он один знал, что это ночь закончится совсем не так, как мнится кудеснику Рулаву, успевшему сговориться с кем-то из Игоревых челядинов или мечников. Ворота усадьбы действительно откроются, но вот до шеи великого князя Киевского Рулаву вряд ли удастся дотянуться. Свенельда так и подмывало рассказать обо всем отцу и тем, возможно, спасти и его и себя от страшной участи, но пораскинув умом, он пришел к выводу, что, пожалуй, уже запоздал с предостережением. Не настолько глупы Ингер с Асмолдом, чтобы выпустить своих смертельных врагов из ловушки. А откровенность Свенельда приведет лишь к тому, что разъяренный Рулав снесет своему сыну голову.
- Ворота открылись, - жарко прошептал Олегаст в самое ухо молодого боярина. Впрочем, Свенельд и сам услышал скрип и увидел как дрогнули тяжелые створки.
- Вперед, - выдохнул Рулав, и сотня всадников, закованных в броню, сорвалась с места почти беззвучно. Огромный двор усадьбы вместил почти всех. А вот спешиться им не дали. Град стрел обрушился на незваных гостей из темноты, в мгновение ока повергнув на землю едва ли не половину из них.
- Измена! – крикнул княжич Олегаст, вскидывая над головой меч. Свенельд поднял коня на дыбы и попытался развернуть его к воротам, но опоздал. С тыла на мечников кудесника Рулава обрушились гриди князя Ингера, ведомые воеводой Асмолдом. Дрались почти в полной темноте, практически не видя друг друга. Зато стрелять перестали, видимо лучники боялись испятнать своих.
- Факелы! – прозвучал из темноты голос князя Ингера.
Огонь вспыхнул в один миг, осветив небольшое пространство, где смешались в кучу кони и люди. Свенельд искал глазами отца, но увидел лишь князя Мечидрага, уверенной рукой прорубавшего себе путь к воротам. Рядом с ним рубился юный княжич Мал и еще кто-то третий, которого боярину не удалось опознать. Эти трое почти достигли ворот и до спасения им оставалось всего ничего. Но как раз в этот миг Мечидраг обернулся, и этого оказалось достаточно для меткого лучника, который всадил стрелу точно в глаз кривицкому князю. Мечидраг рухнул на землю уже мертвым. Зато княжич Мал и тот, третий, выскочили за ворота.
- Сдавайтесь! – крикнул Асмолд. – Жизнь обещаю всем.
Сопротивление было бессмысленным, а потому Свенельд первым бросил меч под ноги своему коню. Уцелевшие мечники последовали его примеру. Впрочем, уцелевших было совсем немного – не более двух десятков человек.
- Всем спешиться.
Свенельд бросил поводья коня подскочившему Ингерову гридю и тяжело ступил на землю. Взятых в полон подвели к крыльцу, на котором стоял в полном воинском облачении но без шлема великий князь. Ингер глянул в лицо Свенельда и усмехнулся.
- Где Рулав?
- Ищи среди убитых, - передернул плечами боярин.
Однако ни среди убитых, ни среди раненых, ни среди плененных Рулава так и не нашли, к великому огорчению Ингера.