-Хорошо-то как.... Жора, плесни маленько...
-Держи...
-За все ништяк...
-А ты все хорошеешь...
-Да куда там, лучше дай утюг, сушится буду...
Гоша-Жора-Жорж и Камка ушли в комнаты. Диме стало скучно и жалко себя. Наверное они там на пару сушатся, но мне-то какое до этого дело, ни какого мне дела не я вот лучше немного еще налью этой гадости и выпью тихонечко... От плохой водки щипало в глазах, хотелось плакать, ну и гадость делают на московских заводах. Вскоре вернулся хозяин:
-Ого, ты здесь один не теряешься... Ну давай еще по одной - за вас... За волосатых, я то, брат, все, спекся, купили меня - жена с квартирой и холодильником, говорит, а зачем тебе работать, живи пока так, я больше на работе украду, она у меня официантка, я бы тебе фотку показал, да боюсь облюешься, в ней только весу девяносто два кило и все сало-сало-сало... А вскоре вернулась Камка. Уже одетая в сухие и совершенно чистые джинсы, правда с многочисленными заплатами и тоже с остатками вышивки. Точно такая же чистая рубашка, оказывается голубая в цветочек, была вполне приличной. Но ноги были прежнему босы.
-А где ты мать, щузняк посеяла?..
-Да черт его знает... Сколько сейчас время?
Хозяин пошел смотреть на часы, они были где-то там, в комнате, в кухню долетал ленивый мат, хозяин искал часы, но они не сдавались...
-Знаешь что, Дима... Пошли-ка отсюда, пока его благоверная не нагрянула... Вот только я в дорогу хавчика прихвачу...
И полезла в холодильник, это было смешно, Камка даже до верхней полки макушкой не достигала, она могла вписатся в холодильник, xa-xa-xa-xa...
-Ты че разоржался, пыхнули что ли без меня?.. Пошли, горе луковое...
Дверь, стены, вешалка то и дело падали на Диму, норовили ухватить его, из-за полуоткрытой-полузакрытой двери раздавался храп - рано разбуженный хозяин догонялся...
-Все, валим на хер...Проснется - будет хипеж...У него постоянно так...
Прохладный подъезд, скользкий пол, падение лифта чуть не вызвало тошноту, справился с трудом, наконец-то вывалились из подъезда...
-Ни хера себе, как тебя разволокло... Ты че, алкоголик тайный?..
-Не... я водку редко пью...
-Ну и не пил бы вовсе...
-Мне жалко стало...
-Меня что ли?..
-Себя...
Какие-то улицы, троллейбус, то и дело хочется спать... Че же теперь с ним делать, ума не приложу, кинуть - жалко, полисы, гопота... Куда это мы премся, ни чего понимаю... Может его куда-нибудь пристроить, а куда? Это че это на меня мужику уставился, я че - у него спер что-нибудь что ли...
-Эй, мужик, ты че на меня уставился, а?!
-Дима, заткнись пожалуйста, мужик слепой... Не видишь что ли, с тростью...
-А...
-И мы уже выходим....
Узкий тротуар, запруженный огромной толпой, внезапно Дима протрезвел:
-Это что?
-А я откуда знаю?..
Прямо над толпой, посередине города-героя Москвы, просравшего последнею битву с темными силами реакции., развевался звездно-полосатый флаг знакомых расцветок.
-Так это же американское посольство, ни хрена себе, и они все хотят махнуть в Америку?
Граждане, стоящие в тесной и огромной толпе, недружелюбно косились на хипаря, но молчали. В застекленной будке восседал полис, с погонами сержанта, но мордой майора. Очередь стояла к одной калитке железно-кованного забора, к другой же не было ни кого. Камка встала на цыпочки своих опять грязных ног и нажала беленькую кнопку.
Ошизевший от такой наглости сержант-майор вывалился из своего аквариума:
-Ты че это себе позволяешь?
-А вы кто такой?
-Да?!.. Да я постовой!..
-Вот и постой себе там, куда тебя поставили.
-Да я тебе!..
В этот самый критический миг распахнулась калитка и за ней оказался весь такой американский бюрократ - в костюме, галстуке и с широкой улыбкой. На чистом русском языке, практически без акцента, он спросил у Камки:
-У вас какое-то дело к нам?
А Камка, босоногая и грязноногая Камка, спавшая ночью на вокзале, рядом с Димкой и сушившая шмотки утюгом, Камка ответила на беглом английском и прошла в сопровождении бюрократа во внутрь. Калитка захлопнулась, полис и Дима остались стоять с широко распахнутыми ртами. Первый пришел в себя хипарь, подмигнув сержанту-мору, с улыбкой пояснил;
-Она резидент ЦРУ, мы принесли сведения о Горбатом, будешь дергаться - замочу, меня фиолетово-сиреневые подтяжки по борьбе нанайских мальчиков...
Залезая к себе в будку, полис огрызнулся:
-Если б не Горбатый с херовой перестройкой, я бы тебе такого резидента и замочу показал бы, всю бы улицу усрал бы...
Дима уселся на теплый и естественно, грязный тротуар, понимая - бюрократы везде бюрократы, а потому ждать Камку придется долго... От делать нечего мима стал разглядывать толпу. Она была слитна и однородна, толпа-очередь в американское посольство. Сбоку у нее выглядывали многочисленны руки, снизу были не менее многочисленные ноги, а вот все остальное сливалось серо-пеструю массу.. .Толпа то удлинялась, то сокращался, то есть жила какой-то собственной обособленной жизнью, совершенно не касающейся ни окружающего ее мира, ни собственно состоящих в ней компонентов-людей. Людей не было, была толпа-очередь, а потому и нельзя было из нее кого-либо выделить и созерцать... Оставалось лишь наблюдать за этим огромным, многоруким и многоногим организмом, довольно-таки привольно раскинувшемся на бульваре... Дима поднял голову, а затем повернул ее в бок и совершенно нечаянно бросил взгляд через сквер... От увиденного зрелища у него перехватило дыхание и вызвало истерический смех! Прям перед американским посольством всего лишь за сквером, громадиной красного кирпича возвышалось здание... С развевающимся по ветру алым флагом... Дима хохотал до слез, до бульканья, до истерики, он не мог остановится, все смешалось в доме у коммунистов, там алый флаг, здесь какая-то очередь в посольство вражеской страны... Куда катится эта сранная-странная страна-империя, моя нелюбимая Родина, хер ее знает... И к чему прикатится - неизвестно... Дима всхлипывал, повалившись на бок и прижавшись небрито-заросшей щекой к замусоренному и пыльному асфальту, мимо проходили какие-то ноги, то в джинсах и туфлях, то голые и босоножках, ни кто совершенно не обращал внимание на провинциала в дерьмонтиновом пиджачке, Диму из Нска, то ли плачущего, то ли хохочущего, то ли все вместе. У всех были свои заботы.
-Что с тобой? -
внезапно и участливо спросила откуда-то появившаяся Камка, видать все сведения передала врагам...
-Да ни чего такого, я флаг увидел...-
ответил сквозь слезы Дима и взглянул на хипушку. Та сидела на корточках пер ним, совсем крохотная от такой позы, сжимая в правой руке какие-то бумаги и какой-то иностранный конверт.
-А что это у тебя?
Дима уже почти успокоился, только легкая икота напоминала об истерике.
-Через два часа я улетаю в Америку...
-Как в Америку?!
-Боингом... Огромной стальной птицей, что унесет меня далеко-далеко...
Дима смотрел на Камку совершенно протрезвевшим и грустным взглядом, его-ни его подруга, с которой еще ни чего у него не было, а теперь и не будет, через два часа улетит в Америку... А он останется здесь, наедине с алым флагом и толпой-ересью... Дима откинулся на спину и заложив руки под голову, уставился в небо, серовато-голубоватом московском небе, готовом то взорваться солнечными лучами, то брызнуть мелким дождиком, было пусто. Ни самолета, ни голубя, ни ангела...Ни кого и ни чего... Через два часа ее не будет...и не будет ни чего... Что могло бы быть между ними... А жаль... Слеза, блеснувшая в уголке левого глаза, он всегда был больше, чем правей, чувствительный к несчастьям и грусти, скатилась по щек и исчезла в молоденькой бородке...Или в густейших дебрях-зарослях бородищи, сто лет которой в ту пятницу будет...
-Не надо, -
протянула Камка, и коснувшись теплой ладошкой, мягкой и крохотной, его лица, сама всхлипнула.
-Не надо, мы же совершенно не знаем друг друга, я тебя старше минимум на двести лет, а то и больше, у меня столько всего в жизни было - и наркотиков, и грязи а ты такой, такой... чистый... ночью даже ни чего...там... на вокзале... а я...я даже у Гоши...
Слезинки мелкими горошинками побежали догоняя друг друга по ее пухлым щечкам узкие глазки стали совсем щелочками, исторгающими влагу, она плакала совершено бесшумно, только подрагивал ее покрасневший носик, вздернутый вверх... Дима от рукавом, шершавым как дверь, дермантин-дерьмонтин, что с него возьмешь, левый предательский глаз и несмело притянул к себе Камку, та упала на грудь, уткнулась лицом в красноту водолазки и зашептала:
-У тебя еще будет много-много красивых молодых герлушек, много-много... Вот увидишь... а сейчас надо мчатся в аэропорт... Вставай, мой милый...
И снова сладко-сладко защемило, задергался левый глаз...Но Дима вскочил, подхватил Камку, а очередь, толпа-очередь жила своими делами и ни кто во всей вселенной не обратил внимание на то, что только что здесь, на грязном асфальте московской набережной, умерла, еще не родившись, любовь... Аборт любви.
Автобус мчался к горизонту, мелькали какие-то сиюминутные глупости по сторон - ускорение, гласность, демократия это не только... Камка держала Диму за руку и привалившись к его плечу, о чем-то вздыхала. Дима смотрел вперед, в стриженный чей-то затылок, до тошноты воняющий одеколоном, совершенно сухими глазами. В голове было пусто...
Внезапно все пассажиры вскочили, прямо так вот, вдруг, ни с того, ни с чего, автобус остановился и все толкаясь, заспешили на выход. Последними вышли, держась за руки, Камка и Дима. Стеклянные двери, толпы народа, постоянный крик и хрип из-под потолка, что-то пытающийся объяснить этой толпе, но его, этот хриплый голос ни кто не слушал, все куда-то мчались, бежали, толкаясь, теряя детей и сбивая друг друга с ног... Камка тоже помчалась, куда-то, крепко держа Диму за руку, его несколько раз пытались оторвать от нее, но безуспешно, локти, лица, ноги, чемоданы, такого Димка даже у себя в Нске не видел во время летних отпусков на железнодорожном вокзале... Казалось, все взбесились и ринулись с этого медленно тонущего корабля... Камка прижалась к Диме и зашептала прямо в лицо - у нас двадцать минут, если ты хочешь, пойдем куда-нибудь, но здесь некуда, кругом народ, куда же? в туалет, в дабл, - шептала Камка и волокла его куда-то, куда-то в даль, расталкивая маленькими кулачками людей и чемоданы...
Сверху хриплый голос объяснял, что мир несовершенный, но тем не менее прекрасен, и не смотря на тесноту в нем можно найти немного места для двоих, черт! вскрикнула Камка, закрыто на уборку, попробуем другой... И снова какие-то люди, кто-то залез к Диме в карман, хипарь усмехнулся, там было пусто, люди толкались, кричали и молчали, но все так активно, что угнетало, давило на голову, хотелось лечь на пол, на заплеванный и затоптанный пол, нет-нет, вскричала Камка, судорожно сжав его ладонь, ну суки, ремонт!.. Ремонт бляди затеяли, а здесь двоим уединится негде!.. В голов мелькнуло - можно прямо в толпе, все равно ни кто не заметит, мелькнуло и не оформившись, куда-то исчезло, так как Камка вновь прильнула к нему, нежно, ласково и заглядывая ему в лицо, зашептала - ну все, теперь все, мой самолет, поцелуй меня и бежим...
И они побежали, расталкивая людей, но теперь бежали не в поисках уединенного места, то есть судорожно кидаясь то влево, то вправо, а целеустремленно, туда где был ее самолет...Перед какой-то стеклянной калиткой, перекрытой грудастой женщиной в синей форме, стояла небольшая, относительно спокойная очередь, уже обвешанная чемоданами и сумками, а всего лишь держа ручную кладь с необходимым.
Камка встала во след какому-то толстому, с мясистым носом, воняющему потом, мужику, и вновь, в который уже раз за последний секунды, прильнула к нему, прильнула всем телом, и встав на цыпочки, все тех же грязных своих ног, босых и маленьких, медленно-медленно, как будто впереди вся длинная ночь, поцеловала Димка. Губы у ней были мягкие и теплые, пахли почему-то кофе, наверно в посольстве пила...
-А как ты туда, ну улетаешь? -
Димка уставился в лицо Камки, сам удивляясь собственной глупости, ну а что нужно делать, если у них совершенно еще ни чего не было и уже не будет, что же позвольте спрашивать ему, когда он не знает...
Камка тоже опешила от такого глупого, в данной обстановке, вопроса, подвигая за толстым мужиком и не выпуская его из своих объятий, зачистила, стараясь уложит в отпущенное время до грудастой женщины у стеклянной калитки, неизвестно куда ведущей:
-Штатники дали квоту на эмиграцию из Совка, я взяла анкеты, заполнила да еще письмо приколола, английский со школы знаю, я спецшколу кончала, мол так и так, хипарка, но если не пустите - сообщу во все газеты мира, мол дискриминация по социальному признаку...
-Ваш билет, пожалуйста! -
вежливо прервала тараторящую Камку женщина с каким-то летным значком на груди больших размеров, Камка вяло и торопливо чмокнула-поцеловала Димку и сказала:
-Прощай, я буду тебя помнить, -
и скользнула в калитку...
Димку отпихнули в сторону, он прижался к стеклу, Камка стояла босиком на холодном мраморном полу, какой-то пограничник листал ее документы и проверял паспорт, она совершенно не смотрела на него, к горлу подкатил ком, жаль, что у них здесь все ремонт да санчас, Камка обернулась, махнула рукой и шевельнув губами, шагнула в металлические ворота... Загнула и исчезла...Только теперь Дима понял, что она шепнула - беги... Куда бежать... Отсюда или туда...
Все толкали Димку, все куда-то торопились, бежали, мчались, спешили, только с один шел не спеша, не замечая ни кого и ни чего...Он пытался что-то вспомнить что-то важное крутилось и не давалось, ускользало в голове, но он еще и еще пытался уловить это, что-то очень важное, жизненно необходимое для него, может быть самое главное, что называется смыслом жизни... В голову приходила какая-то глупость, всплыла песенка из детства, какого-то Георга Отца что ли:
...Как провожают самолеты,
Совсем не так, как поезда...
Но все это было не то... Вдруг ясно и отчетливо, прямо как на экране, всплыло голове еще секунду назад ускользавшее - у него нет денег на обратную дорогу...
КАЛИКИ-МОРГАЛИКИ.
...Ни хера себе, на второй день с дурки вырвался да еще с хайрами... Расскажи кому - не поверит!.. Ох ни чего себе... Как же это так, как же это я соскочил с этого паровоза-парохода, ума не приложу... А ведь уж думал кранты-винты-труба-приехал!.. Ой спасибо перестройке и лично товарищу Горбачеву!.. Не он бы - загибался бы сейчас от сульфы да прочей гадости на серой простынке со штампом, а хайра мои, хайра многострадальные, мели бы поганой метлой да на помойку... Ой, ну и херня, как же так, так ведь не бывает, только в сказках для младшего школьного возраста... Про Павлика-стукачка и Мересьева, шишки жравшего... ну и херня...
Так рассуждал да еще в добавок прямо вслух и громко, невысокий коренастый крепыш, волосатостью своей и заросшестью напоминавший орангутанга или йетти, бодро почти бегом шагающего по Каланчевке, которая как известно всем волосато-хипово-андерграундно-богемным москвичам, ведет прямо в дурку Краснопресненского района. Или из нее... Так сказать местный штаб борьбы с инакомыслием. На нем, на штабе еще с до сих перестроечных пор висит красным с белым намалеванный лозунг - В человеке все должно быть прекрасным! Улицу Каланчевку столько раз переименовывали за последний семьдесят лет, что для ориентировки только и остается именовать Каланчевкой, ну и для ориентира сообщать - та, на которой дурка-креза-психодром-психушка-психо-нервологический диспансер находится, и сразу всем все ясно.