— Не снуперы. Мы снуперы. Это происходит сейчас.
— Но этого не может быть! Это было почти сорок лет тому назад!
— Приглушите голос, а то она услышит вас.
— Как она может услышать меня? Она уже мертва…
— Это происходит сейчас, говорю я вам! Фанни Мэ?
— В лице Фурунео концепция сейчас содержит относительные соединительные ткани, — сказал Калебанец. — Настоящая сущность сцены — правда.
Фурунео потряс головой из стороны в сторону.
— Мы можем захватить ее из этой яхты и взять вас двоих в такое место, в котором вас никогда не найдет Бюро, — сказала Абнетт. — Что вы скажете на это, Фурунео?
Фурунео вытер слезы, которые бежали по щекам. Он ощущал запах моря, благоухание цветущего дерева. Все-таки это должно быть запись. Должна быть.
— Если это сейчас, почему она не видит нас? — спросил он.
— По моему указанию Фанни Мэ скрывает нас из ее вида. Звук, однако, переносится. Приглушите голос.
— Вы лжете, — зашептал он.
Как будто по сигналу женщина скатилась с гамака, встала и стала восхищаться цветущим деревом. Она напевала песню, знакомую Фурунео.
— Я думаю, вы знаете, что я не лгу, — сказала Абнетт.
— Это наш секрет, Фурунео. Это наше открытие о Калебанцах.
— Но… как может…
— Если дать нужные соединительные ткани, чем бы они там не являлись, даже прошлое открыто нам. Только Фанни Мэ из всех Калебанцев остается, чтобы соединить нас с этим прошлым. Ни один Тапризиот, никакое Бюро, ничто не поможет достать нас там. Мы можем пойти туда и освободиться навсегда.
— Все это трюк, — сказал он.
— Вы же видите это. Вдыхаете этот запах.
— Но почему… что вы хотите?
— Вашу помощь в маленьком деле, Фурунео.
— Как?
— Мы боимся, что кто-нибудь откроет наш секрет раньше, чем мы к этому готовы. Если, однако, кто-то, кому Бюро доверяет, будет здесь наблюдать и сообщит — даст ложное сообщение…
— Какое ложное сообщение?
— Что не будет здесь больше никаких порок, что’ Фанни Мэ счастлива, что…
— Почему я должен делать это?
— Когда Фанни Мэ достигнет своей… окончательной разъединенности, мы можем быть далеко отсюда в безопасности. И вы со своей возлюбленной. Правильно, Фанни Мэ?
— Правдивая суть в утверждении, — сказал Калебанец.
Фурунео напряженно всматривался в дверь для прыжка.
Мада! Она была прямо там. Она перестала напевать и прикрыла тело от солнца. Если бы Калебанец придвинул двери чуть-чуть поближе, он знал, что смог бы вытянуться и коснуться своей возлюбленной.
Боль в груди Фурунео заставила его ощутить там сжатие. Прошлое!
— Я… я там где-то? — спросил он.
— Да, — сказала Абнетт.
— И я вернусь на яхту?
— Если это было так на самом деле.
— Ну, и что бы я там нашел?
— Ваша невеста ушла, исчезла.
— Но…
— Вы бы подумали, что какое-то морское существо или существо из джунглей убило ее. Вероятно, она поплыла и…
— И она прожила после этого тридцать один год, — прошептал он.
— И вы можете получить те тридцать один год снова, — сказала Абнетт.
— Я… я был бы таким же. Она…
— Она бы узнала вас.
— Неужели? — изумился он. Вероятно — да. Да, она бы узнала его. Она бы могла даже подойти к пониманию необходимости, которая крылась за этим решением. Но он ясно видел, что она не простила бы. Только не Мада.
— При особой заботе она могла бы не умереть тридцать один год назад, — сказала Абнетт.
Фурунео кивнул, но соглашался он со своими мыслями.
Она бы не простила ему никогда, даже если бы он вернулся молодым человеком на пустую яхту. А этот молодой человек не умирал.
«Да и я никогда бы не смог простить себя, — думал он.
— Даже каким бы молодым я ни был, никогда не простил бы все эти прекрасные ушедшие годы.»
— Если вы обеспокоены, — сказала Абнетт, — изменением вселенной или ходом истории и всякой прочей ерундой, забудьте про это. Фанни Мэ говорила мне, что она работает не так. Вы измените одну изолированную ситуацию. Новая ситуация уходит из этого дела, а все остальное остается в общем совсем таким же.
— Понятно.
— Вы согласны на такую сделку? — спросила Абнетт.
— Что?
— Так сказать Фанни Мэ, чтобы она взяла ее для вас?
— Вы зря беспокоились, — ответил Фурунео. — Я не могу согласиться на такое.
— Вы шутите!
Он повернулся и, пристально посмотрев на нее, увидел, что маленькая дверь для прыжка открыта прямо над его головой. Только ее глаза, нос и рот можно было видеть через отверстие.
— Я не шучу.
Стала видна часть ее руки, когда она подняла ее, указывая на другую дверь.
— Посмотрите туда на то, что вы отвергаете. Смотрите, я говорю! Можете вы честно сказать мне, что не хотите все это вернуть назад?
Он повернулся.
Мада пошла назад к гамаку, улеглась лицом вниз на подушку. Фурунео помнил, что нашел ее в таком положении, когда вернулся с прогулки на морской купол.
— Вы ничего мне не предлагаете, — сказал он.
— Но я! Это правда, все, что я говорила вам!
— Вы дура, — сказал он, — если не видите разницу между тем, что мы имели с Мадой, и тем, что вы предлагаете мне там…
Что-то свирепо сжимающее схватило его за горло, задушив застрявшие слова. Руки Фурунео захватили пустоту, когда его тащили вверх… вверх… Он чувствовал, что голова его преодолевает сопротивление двери для прыжка. Шея его была ровно на границе стыка, когда дверь закрылась. Тело его упало в бичбол.
— Ты дура, Млисс! — бушевал Чео. — Ты законченная, полнейшая, безмозглая дура! Если бы я не вернулся назад, когда я…
— Ты убил его! — выдохнула она, отступая назад от окровавленной головы на полу своей гостиной. — Ты… ты убил его! И тоща, когда я почти что…
— когда ты почти что все разрушила, — огрызнулся Чео, резко придвинув к ней свое лицо, покрытое шрамами. — Что вы, люди, имеете вместо мозгов?
— Но, он был…
— Он уже готов был вызвать своих помощников и рассказать им обо всем, что ты выболтала ему!
— Я не потерплю, чтобы ты разговаривал со мной таким тоном!
— Когда ты кладешь на плаху мою голову, я буду разговаривать с тобой так, как хочу.
— Ты заставил его страдать! — обвиняла она его.
— Он не чувствовал ничего подобного, что чувствовал я. Только ты одна, только ты заставила его страдать.
— Как ты можешь говорить такое? — она отшатнулась от лица Пан Спечи с расширенными от испуга глазами.
— Ты мычишь тут, что не способна терпеть страдания, — рычал он, — но ты любишь их. Ты сеешь их вокруг себя! Ты знала, что Фурунео не примет твоего тупейшего предложения, но ты мучила его этим, тем, что он потерял. И ты не считаешь это страданием?
— Послушай, Чео, если ты…
— Он страдал вплоть до того момента, когда я положил этому конец, — сказал Пан Спечи. — И ты знаешь это.
— Прекрати это, — взвизгнула она. — Я не хотела! Он не страдал!
— Он страдал, и ты знала об этом, каждую секунду, ты знала это.
Она бросилась к нему и стала бить кулаками в его грудь.
— Ты лжешь! Ты лжешь! Ты лжешь!
Он схватил ее за запястья и поставил на колени. Она опустила голову. Слезы бежали у нее по щекам.
— Ложь, ложь, ложь, — бормотала она.
Более мягким, более рассудительным тоном он сказал:
— Млисс, послушай меня. У нас нет способа узнать, сколько еще проживет Калебанец. Будь разумной. У нас есть лишь ограниченное число раз, когда мы можем пользоваться глазом С, и мы должны использовать его с максимальной выгодой. Мы уже потратили массу времени. Мы не можем больше позволить себе таких грубых ошибок, Млисс.
Она продолжала смотреть вниз, отказываясь взглянуть на него.
— Ты знаешь, что я не люблю сурово обходиться с тобой, Млисс, — сказал он, — но мой способ лучше — как ты неоднократно сама говорила об этом. Мы должны сохранить единство своего собственного я.
Она кивнула, не глядя на него.
— Давай пойдем сейчас к остальным, — сказал он. — Плаути придумал забавную новую игру.
— Только одно.
— Да?
— Давай спасем Маккая. Он был бы интересным дополнением к…
— Нет.
— Какой от этого будет вред? Он мог бы даже быть полезным. Не похоже на то, чтобы он использовал свое драгоценное Бюро или еще что-нибудь, чтобы усилить…
— Нет! Кроме того, вероятно, уже слишком поздно. Я уже послал Паленки с… ну, ты понимаешь.
Он отпустил ее запястье.
Абнетт поднялась, ноздри ее раздувались. Когда она взглянула на него, слезы выглядывали из под ресниц, голова опущена вперед. Вдруг правая нога ее вылетела вперед, зацепила Чео твердой пяткой по левой надкостнице.
Он отскочил назад, схватившись одной рукой за ушибленное место. Несмотря на боль, он был изумлен:
— Ты видишь, — сказал он, — ты действительно любишь страдание.
Затем она повисла на нем, целуя его и извиваясь. Они так и не пошли к остальным участвовать в новой игре Плаути.
когда жизненный монитор Фурунео стал издавать сигнал о его смерти, Тапризиоты стали сканировать зону бичбола. Они обнаружили только Калебанца и четырех охранников в кружащихся над ним сторожевых кораблях. Рассуждение о действиях, мотивах или вине не входило в круг обязанностей Тапризиота. Они просто сообщили о смерти, ее месте и сенсах, которые были доступны их сканерам.
В результате этого четырех охранников подвергали в течении нескольких часов жесточайшему допросу. Другое дело Калебанец. Чтобы решить, какие действия предпринять в отношении Калебанца, была собрана в полном составе Конференция Бюро Саботажа. Смерть Фурунео произошла при чрезвычайно загадочных обстоятельствах: нет головы, невразумительные ответы Калебанца.
Когда Тулук вошел в комнату конференции по разбудившему его вызову, Сайнер колотил рукой по столу. Он использовал свой средний боевой отросток с совершенно не присущей Лаклаку для подобного места эмоциональной интенсивностью.
— Мы не будем действовать, пока не вызовем Маккая! — сказал Сайнер. — Это слишком тонкая вещь!
Тулук занял свое место у стола, наклонился к упору Ривов, предусмотренному для его вида, мягко заговорил:
— Вы разве еще не установили контакт с Маккаем. Предполагалось, что Фурунео прикажет Калебанцу…
Он еще ничего не знал. Сразу несколько присутствующих начали объяснять ему создавшееся положение.
Наконец, Тулук сказал:
— Где тело Фурунео?
Ему ответили, что охранники несут его сейчас в лабораторию.
— Полицию задействовали?
— Конечно.
— Что-нибудь об исчезнувшей голове?
— Ни одного признака.
— Вероятно, результат действия двери для прыжка, — сказал Тулук. — Полиция берет это дело?
— Мы этого не допустим. Дело идет об одном из нас.
Тулук кивнул.
— Тоща я со Сайнером. Мы не будем ничего предпринимать без консультации с Маккаем. Это дело было поручено ему, когда мы еще не предполагали о его масштабе. Он все еще старший.
— Может мы должны пересмотреть это решение? — спросил кто-то в конце стола.
Тулук покачал головой.
— Не годится, — сказал он. — Кто взялся за это первый, тот и главный. Фурунео мертв, а он должен был вернуть назад Маккая уже порядочное время тому назад Билдун, Пан Спечи, шеф Бюро Саботажа, молча следил за этим обменом мнениями с большим вниманием. Он был обладателем «я» группы пятидержавной жизни в течении семнадцати лет — обычное среднее время для своего вида. Хотя эта мысль подействовала на него таким образом, который не был понятен другим видам, он знал, что должен отказаться от старшинства в пользу самого молодого члена своего круга очень скоро. Смена начальства могла бы пройти быстрее, если бы не было такого напряжения в руководстве. «Какую ужасную цену приходится платить на службе сенсам», — думал он.
Внешность гуманоида, которую генетически формировал и принимал его вид, имел тенденцию увлекать других гуманоидов забыть существенно чуждый характер Пан Спечи. Хотя придет время, когда они уже не смогут избежать этого знания дела Билдуна. Друзья его в Кон Сенстве увидят изменение в ясельной группе в самом начале — сияние глаз, ротовое отверстие…
«Лучше не думать об этом,» — предупреждал он себя. Именно сейчас ему нужны были все его способности.
Он чувствовал, что не живет больше в своем собственном я, и это было чувство тончайшей пытки для Пан Спечи. Но черная угроза уничтожения всей жизни сенсов, которая висит над его вселенной, требовала пожертвовать своими личными страхами. Нельзя допустить смерти Калебанца. Пока он не удостоверится, что Калебанец выживет, он должен цепляться за любую соломинку, которую протягивает ему жизнь, перетерпеть любой террор, отказаться оплакивать то, что являлось почти смертью я, которая скрывается в ночных кошмарах Пан Спечи. Всем им грозила куда более страшная смерть.
Он видел, что Сайнер смотрит на него с невысказанным вопросом.
Билдун произнес два слова:
— Доставьте Тапризиота.
Кто-то из сидящих рядом с дверью поспешил выполнить приказание.
— Кто был последним в контакте с Маккаем? — спросил Билдун.
— Полагаю, что я, — ответил Тулук.
— Тогда вам будет легче, — сказал Билдун. — Покороче.
Тулук сморщил лицевую щель в знак согласия.
Ввели Тапризиота, помогли ему встать на стол. Он пожаловался, что слишком грубо обошлись с его речевыми иголками, что место для него неудобно. Что ему не дали достаточно времени подготовить свою энергию.
Только после того, как Билдун назвал условие чрезвычайного положения для специального контакта для Бюро, он согласился действовать. Тогда он расположился перед Тулуком и сказал:
— Дата, время и место.
— Тулук дал координаты.
— Закройте лицо, — приказал Тапризиот.
Тулук повиновался.
— Думайте о контакте, — пропищал Тапризиот.
Тулук думал о Маккае.
Время проходило, контакта не было. Тулук открыл лицо, взглянул.
— Закройте лицо! — приказал Тапризиот.
Тулук повиновался.
Билдун сказал:
— Что-нибудь случилось?
— Соблюдайте тишину, — сказал Тапризиот. — Беспокоите место моего расположения.
Его речевые иголки зашевелились:
— Путча, путча, — сказал он. — Вызов будет, когда разрешит Калебанец.
— Контакт через Калебанца? — предположил Билдун.
— Другой способ невозможен, — сказал Тапризиот. — Маккай изолирован в соединительных тканях другого существа.
— Я не знаю, как ты достигнешь его, ты просто должен это сделать любым способом, — приказал Билдун.
Внезапно Тулук дернулся, когда сниггертранс включил его щитовидную железу.
— Маккай? — сказал он, — здесь Тулук.
Слова, произносимые бормотанием в сниггертрансе, были едва слышны для других вокруг стола.
Говоря как можно спокойнее, Маккай сказал:
— Маккая не будет через тридцать секунд, если вы не вызовите Фурунео и не прикажете ему, чтобы Калебанец взял меня отсюда.
— Что случилось? — спросил Тулук.
— Меня привязали к кольям, а в пути уже Паленки, чтобы убить меня. Я могу уже рассмотреть его в свете костра. Он несет то, что похоже на топор. Он собирается разрубить меня. Вы знаете, как они…
— Я не могу вызвать Фурунео. Он…
— Тогда вызови Калебанца.
— Вы знаете, что я не могу вызвать Калебанца!
— Сделайте это, дурачок!
Так как Маккай приказал это, предполагалось, что ему известно, что такой вызов можно сделать. Тулук прервал контакт и послал требование Тапризиоту. Но это уже противоречило разуму: Все данные говорят, что Тапризиоты не могут связываться с Калебанцами.
Для наблюдателей в комнате конференции более очевидное бормотание и смешки сниггертранса прекратились, на момент возвратились, исчезли. Билдун готов был рявкнуть вопрос Тулуку, но заколебался. Трубчатое тело Рива оставалось таким… тихим.
— Интересно, почему Тапризиот сказал, что он должен сделать вызов через Калебанца, — прошептал Сайкер.
Билдун покачал головой.
Читер, сидящий возле Тулука, сказал:
— Знаете, могу поклясться, что он приказал Тапризиоту вызвать Калебанца.