«Фурунео, — думал Маккай, — ну не тяни же. Заставь эту Калебанку пошевелиться. Я хочу исчезнуть отсюда. Сейчас!»
Он попытался натянуть свои узы. Они растянулись уже достаточно, чтобы он почувствовал, что дошел до их окончаний. Но он чувствовал также, что колышки совсем не движутся.
«Давай, давай, Калебанка! — думал Маккай. — Ты же не послала меня сюда умирать. Ты сказала, что любишь меня.»
После нескольких часов вопросов, контрвопросов, проб, контрпроб и бессмысленных ответов, Фурунео вызвал охранника, чтобы он сменил его на вахте у Калебанца. По просьбе Фурунео Фанни Мэ открыла портал и выпустила его на уступ из застывшей лавы подышать свежим воздухом. На уступе было холодно, особенно после жары в бичболе. Ветер стих. Прибой все еще бил по стене скалы и наступал на стену из лавы под бичболом. Но прилив отступал, и только несколько ослабевших струй увлажняли уступ.
«Соединительные ткани, — с горечью думал Фурунео. — Она говорит, что это не связки, тоща что же это?» Он еще не помнил такого другого случая, когда чувствовал такое опустошение.
— То, что простирается от одного до восьми, — сказал Калебанец, — это есть соединительные ткани. Правильное употребление глагола-связки «есть»?
— Угу.
— Глагол едентичности, — сказал Калебанец. — Странная концепция.
— Нет, нет, а что вы имеете в виду под одним до восьми?
— Всякие несвязуемые осколки, — сказал Калебанец.
— Вы имеете в виду разорванные соединительные ткани?
— До разорванных соединительных тканей.
— Что в конце концов значит это до, и как оно может быть связано с тканями?
— Вероятно, более внутреннее, — сказал Калебанец.
— Сумасшествие, — сказал Фурунео, тряся головой. Затем спросил:
— Внутреннее?
— Несвязанное место соединительных тканей, — сказал Калебанец.
— Но мы опять вернулись к тому, с чего начали, — простонал Фурунео. — Что такое соединительные ткани?
— Незаполненное пространство между, — сказал Калебанец.
— Между чем? — заревел Фурунео.
— Между одним и восемью.
— О-о-о-ох, нет!
— Также между одним и X, — сказал Калебанец.
Как делал до него Маккай, Фурунео закрыл лицо руками. Наконец он сказал:
— Что находится между единицей и восьмеркой, кроме двух, трех, четырех, пяти, шести и семи?
— Бесконечность, — сказал Калебанец. — Открытая концепция. Ничто содержит все. Все содержит ничего.
— Знаете, что я думаю? — спросил Фурунео.
— Я не читаю мыслей, — ответил Калебанец.
— Я думаю, что вы ведете с нами свою игру, — сказал Фурунео. — Вот, что я думаю.
— Соединительные ткани принуждения, — сказал Калебанец. — Это способствует пониманию?
— Принуждать… принуждение?
— Рискните движение, — сказал Калебанец.
— Рискните что?
— То, что остается на месте, когда остальное движется, — сказал Калебанец. — Это и будет соединительная ткань. Концепция бесконечности опустошается без соединительной ткани.
— О бо-о-же-е! — застонал Фурунео.
В этот момент он попросил, чтобы его выпустили на улицу отдохнуть.
Фурунео не продвинулся ближе и в понимании того, почему Калебанец поддерживал такую высокую температуру в бичболе.
— Последствие быстроты, — сказал Калебанец, давая разные варианты ответов с понятиями скорости. Или:
— Вероятно, концепция генерированного движения подходит лучше.
— Какого-то рода трение? — попробовал вариант Фурунео.
— Некомпенсированное отношение измерений, вероятно, соответствует ближайшей апроксимции, — ответил Калебанец.
Сейчас, анализируя все эти приведшие его в тупик определения, Фурунео дышал на руки, чтобы согреть их. Солнце уже зашло, и холодный ветер начинал сдвигать воду к отвесной скале.
«Либо я замерзну до смерти, либо испекусь, — думал он.
— Где же в этой вселенной Маккай.»
В этот момент Тулук вызвал его на дальний контакт через одного из Тапризиотов Бюро. Фурунео, который искал более укрытого пространства с подветренной стороны бичбол а, почувствовал включение щитовидной железы. Он поставил ногу, которую заносил на ступеньку для подъема, вниз и твердо замер в неглубокой лужице воды, потеряв все телесные ощущения. Мозг и вызов слились воедино.
— Это Тулук из лаборатории, — назвался вызывающий.
— Извинения за вторжение и все прочее.
— Я думаю, что вы просто заставили меня поставить ногу в холодную воду, — сказал Фурунео.
— Ну что ж, вот вам еще немного холодной воды. Вы должны просить этого дружелюбного Калебанца забрать Маккая через шесть часов, время истекает, начиная отсчет от четырех часов и пятидесяти одной минуты тому назад. Синхронизируйте.
— Стандартное измерение?
— Конечно стандартное!
— Где он?
— Он не знает. Там, куда его послал Калебанец. Есть какие-нибудь предположения о том, как это делается?
— Это делается с помощью соединительной ткани, — сказал Фурунео.
— Это точно? Что такое соединительные ткани?
— Когда я узнаю, вы будете первым, кому я сообщу.
— Это похоже на временные противоречия, Фурунео.
— Вероятно. Ну ладно, дайте мне вытащить ногу из воды. Она, вероятно, уже вмерзла туда.
— Вы синхронизировали временные координаты для возвращения Маккая?
— Да, конечно. И надеюсь, что она не пошлет его домой.
— Как так?
Фурунео объяснил.
— Звучит неутешительно.
— Рад, что вы разделяете мои чувства. Еще минуту назад я подумывал, что вы недостаточно серьезно относитесь к нашей проблеме.
Среди Ривов серьезность и искренность являются почти такими же основополагающими, как у Тапризиотов, но Ту-лун уже давно работал среди людей, чтобы чувствовать юмор.
— Ну что же, каждый по своему сходит с ума, — сказал он.
Это был афоризм Рива, но он звучал достаточно близко к тому, что испытывал Фурунео. Кратковременная ярость, усиленная ангеритом, охватила его, и казалось, что его Я ускользает от него. Он с трудом нащупывал путь к нормальному умственному состоянию.
— Вы почти потерялись? — спросил Тулук.
— Не можете ли вы отключиться и дать мне вынуть ногу из воды?
— У меня создается впечатление, что вы устали, — сказал Тулук. — Отдохните немного.
— А когда? Я убежден, что не засну в жаровне Калебанца. Я бы тогда проснулся готовеньким блюдом к столу людоедов.
— Иногда вы, люди, выражаетесь в безобразной манере, — сказал Рив. — Но вам лучше оставаться в готовности некоторое время. Маккаю может понадобиться пунктуальность.
Было темно, но ей не нужен был свет для темных мыслей. Черт бы побрал этого Чео с его садистским инструментом! Это была ошибка, финансировать хирургическую операцию, которая превратила Пан Спечи в чудачество замороженного я. Почему он не захотел оставаться таким, каким был, когда они встретились впервые? Таким экзотичным… таким… таким волнующим.
Хотя он до сих пор остается полезным. И, несомненно, это он первым увидел великолепные возможности в их открытии. Это, по крайней мере, остается волнующим.
Она оперлась на собачку на стуле с мягким мехом, одну из редких кошачьих адаптивов, которых научили ублажать хозяев мурлыканием. Успокаивающие вибрации проходили сквозь мышцы, как будто ища способ подавить озлобленность. Так приятно расслабляет.
Она вздохнула.
Ее квартира занимала верхнее кольцо вышки, которую они построили в своем мире, уверовав в то, что это потайное место безопасно, так как находится вне досягаемости закона или связи, за исключением того, что даровано одному единственному Калебанцу, которому и жить-то осталось всего ничего.
Но как сюда попал Маккай? И что Маккай хотел сказать тем, что он уже получил вызов от Тапризиота?
Собачка, чувствуя ее настроение, прекратила мурлыкать, когда Абнетт села прямо. Неужели Фанни Мэ лжет. Или остался еще один Калебанец, который может найти это место?
Или все дело в том, что слова Калебанца трудно понять? Но до сих пор эта система не давала сбоя. Этот мир был местом, где ключ лежал только в одной голове — голове мадам Млисс Абнетт.
Она села прямо на собачку.
И смерть будет без страданий, чтобы сделать это место навсегда безопасным — этот огромный оргазм смерти. Только одна дверь, и смерть закроет ее. Все выжившие, все отобранные ею, будут продолжать жить в счастье здесь, вдали от… соединительных тканей.
Чем бы они там не были.
Она встала, начала ходить взад и вперед в темноте. Коврик, такое же существо, как собачка на стуле, вздыбил пушистую поверхность при ласке ее ног.
Улыбка изумления появилась на ее лице.
Несмотря на сложности и странное время, которое для этого требовалось, они вынуждены были увеличить темп бичевания. Необходимо было уничтожить Фанни Мэ, как можно быстрее. Убить без страданий, среди других жертв это была единственная перспектива, которую она хотела и могла рассматривать.
Но необходимо поспешить.
Фурунео оперся в полудреме о стену внутри бичбола. В полусне он проклинал жару. Его биологические часы сказали ему, что осталось чуть больше часа до времени, когда следует возвратить Маккая. Фурунео попытался объяснить временной график Калебанке, но она продолжала настаивать на том, что не понимает.
— Длина расширяется и сокращается, — сказала она. — Они искривляются и перемещаются слабыми движениями между собой. Таким образом, время остается непостоянным.
Непостоянным?
Вортальная труба глаза С распахнулась прямо над гигантским овалом Калебанки. Лицо и голые плечи Абнетт появились в отверстии.
Фурунео оторвался от стены, потряс головой, чтобы восстановить бодрствование и внимание. Чертовщина, здесь так жарко!
— Вы Алехино Фурунео, — сказала Абнетт. — Вы знаете меня?
— Я знаю вас.
— Я узнала вас сразу, — сказала она. — Я узнаю большинство ваших тупиц, планетарных агентов Бюро, по одному их виду. Я нахожу, что это даже выгодно.
— Вы здесь для того, чтобы высечь этого бедного Калебанца? — спросил Фурунео. Он нащупал в кармане голоскап, повернул его в положение, обращенное к двери, как и приказал Маккай.
— Не заставляйте меня закрывать дверь, прежде чем мы проведем небольшую дискуссию, — сказала она.
Фурунео колебался. Он не был чрезвычайным агентом, но нельзя быть планетарным агентом, не понимая, когда можно не подчиниться приказу старшего агента.
— Что обсуждать? — спросил он.
— Ваше будущее.
Фурунео уставился ей прямо в глаза. Пустота в них ужаснула его. Этой женщиной правит принуждение.
— Мое будущее? — спросил он.
— Будет ли у вас это будущее, — сказала она.
— Стоит ли тратить время на угрозы?
— Чео говорит мне, — сказала она, — что вы имеете возможность вписаться в наш проект.
По какой-то причине, которую он не мог объяснить, Фурунео узнал, что это ложь. Странно, что она так выдала себя. Губы ее дрожали, когда она произнесла имя — Чео.
— Кто это Чео? — спросил он.
— На данный момент это не имеет значение.
— Ну, так что же такое этот ваш проект?
— Выживание.
— Прекрасно, — сказал он. — Что еще нового?
Он раздумывал, что она сделает, если он вытащит голоскам и начнет запись.
— Фанни Мэ послала Маккая охотиться за мной? — спросила она.
Этот вопрос был важен для нее, Фурунео мог заметить это. Маккай, наверное, завертел там веселенькое дельце.
— Вы видели Маккая? — спросил он.
— Я отказываюсь обсуждать вопрос о Маккае, — сказала она.
«Это сумасшедшая ответственность, — думал Фурунео. — Но она сама завела разговор о Маккае.»
Абнетт сжала губы, изучая его.
— Вы женаты, Алехино Фурунео? — спросила она.
Он нахмурился. Губы ее снова задрожали. Она наверняка знала о его семейном положении. Если для нее важно разузнать все о нем, то трижды важно было знать его слабые и сильные стороны. В чем же состоит ее игра?
— Моя жена умерла, — сказал он.
— Как печально, — пробормотала она.
— Я пережил это, — сказал он сердито. — Нельзя жить прошлым.
— Ага, но здесь-то вы можете и ошибаться, — сказала она.
— К чему вы ведете, Абнетт?
— Давайте посмотрим, — сказала она, — ваш возраст шестьдесят семь стандартных лет, если я правильно запомнила.
— Вы правильно запомнили, и это вы чертовски хорошо знаете.
— Вы молоды, — сказала она. — Вы выглядите даже моложе. Догадываюсь, что вы жизнерадостный человек, который наслаждается жизнью.
— Как все нормальные люди…
Кажется ясно, какова будет взятка, думал он.
— Мы наслаждаемся жизнью, когда у нас есть необходимые составляющие, — сказала она. — Странно, что такой человек, как вы, находите в этом дурацком Бюро?
Это было достаточно близко к той мысли, которую изредка Фурунео вынашивал в себе, но он начал размышлять об этом Чео и таинственном проекте с его возможностями. Что же они предлагают?
Мгновение они изучали друг друга. Это была взвешенная оценка двух соперников, которые готовы вступить в схватку.
«Может она предложит себя,» — размышлял Фурунео. Она была привлекательной женщиной: щедрый рот, большие зеленые глаза, приятный овал лица. Он видел голоскапы ее фигуры, которые делали с нее парикмахеры красоты. Она следила за собой со всей дорогостоящей тщательностью, которую могли дать ей ее деньги. Но будет ли она предлагать себя? Он находил, что здесь что-то не сходится. Мотивы и ставки не совпадают.
— Чего вы боитесь? — спросил он.
Это была хорошая атака в открытую, но она ответила ему с удивительной нотой искренности:
— Страдания.
Фурунео попытался проглотить слюну в пересохшем горле. Он был связан обетом безбрачия после смерти Мады, но это была особого рода женитьба. Она была выше слов и телесной близости. Если есть что-то основное и твердое, соединительная ткань в этой вселенной, то это была их любовь. Ему стоило только закрыть глаза, чтобы вызвать в памяти ее присутствие. Этого нельзя было заменить ничем, и Абнетт должна знать об этом. Она ничего не могла ему предложить, потому что это нельзя получить никогда. Или могла бы?
— Фанни Мэ, — сказала Абнетт, — вы готовы выполнить просьбу, которую я сделала?
— Соединительные ткани поддерживают, — сказал Калебанец.
— Соединительные ткани, — взорвался Фурунео. — Что такое соединительные ткани?
— Я действительно не знаю, — сказала Абнетт, — но я могу использовать их, не понимая их значения.
— Что вы там говорите? — спросил Фурунео настойчиво. Он раздумывал над тем, почему по коже его неожиданно прошел озноб, несмотря на эту жару.
— Фанни Мэ, покажите ему.
Вортальная труба двери для прыжка открылась, закрылась, зарябила. Внезапно в ней не стало больше Абнетт. Дверь вновь открылась. Теперь она выходила на солнечный берег джунглей, мягко вздымающуюся поверхность океана, овальную яхту, висящую в пространстве отверстия, и песчаную полосу пляжа. Навесы задней палубы яхты были открыты солнцу, открывая почти в центре палубы молодую женщину, вытянувшуюся в безмятежном покое на раскачивающемся гамаке лицом вниз. Тело ее впитывало солнечные лучи, приглушенные солнечным фильтром.
Фурунео уставился, не в состоянии сдвинуться с места. Молодая женщина подняла голову, пристально посмотрела в море и легла снова.
Голос Абнетт шел прямо над его головой, очевидно из другой двери для прыжка, но он не мог оторвать взгляда от хорошо сохранившейся в памяти сцены.
— Вы узнаете это? — спросила она.
— Это Мада, — прошептал он.
— Совершенно точно.
— О, боже правый, — прошептал он. — Когда вы сканировали это?
— Это ваша возлюбленная, вы уверены в этом? — спросила Абнетт.
— Это… это наш медовый месяц, — прошептал он. — Я даже знаю этот день. Друзья взяли меня посмотреть морской купол, а ей не нравилось плавать, и она осталась.
— Как вы определяете точный день?
— На краю расчищенного пространства дерево. Оно расцвело в этот день, а я не заметил этого. Видите зонтичный цветок?
— О, да. Значит, у вас не вызывает сомнений достоверность этой сцены?
— Итак, у вас даже тоща были там снуперы, направленные на нас? — выдохнул он.