Затем шел целый столбец интервью с несколькими тщательно отобранными профсоюзными деятелями, в том числе с Нессом, с председателем Ассоциации судовладельцев, с безыменным «промышленным экспертом» «Блэзерскайта» и с неким «возмущенным» грузчиком угля.
На вопросы репортера «Блэзерскайта» м — р Несс сегодня утром ответил, что забастовка в порту — это часть общего коммунистического заговора, еще одна попытка коммунистов остановить производство во всем мире и уничтожить рабочие организации. М — р Несс осведомлен о том, что канадские моряки уже несколько недель бастуют, но на таком расстоянии трудно установить, кто прав, кто виноват.
М — р Несс знает также, что в Канаде есть две враждующие организации и обе они претендуют на руководство канадскими моряками. Следует отметить, что Канадская ассоциация моряков, которая не участвует в данной забастовке, официально признана некоторыми канадскими профсоюзами и рабочими советами.
Исполком мельбурнского отделения федерации портовых рабочих по — прежнему протестует против вовлечения в события мельбурнских докеров до окончательного выяснения дела. Он ждет ответа на запрос, посланный вчера в Канадскую ассоциацию моряков. А пока что завтра утром профсоюзные руководители вновь попытаются убедить забастовавших угольщикоз начать работу хотя бы на других судах.
В редакционной статье особенно подчеркивалась важность предстоящего в четверг вечером заседания Совета профсоюзов и — видимо, для того, чтобы напугать мельбурнцев, — м — ру Хемплу, премьеру, предлагалось подумать, не стоит ли сейчас применить только что принятый парламентом «закон о коммунальных службах».
Вчера вечером в министерских кругах не скрывали беспокойства по поводу того, что работа важнейших коммунальных служб в городе может быть нарушена. В палате представителей упорно говорят о том, что если завтра дело с канадским судном не будет улажено…
А тем временем это судно, стоявшее у северного причала, привлекало к себе всеобщее внимание. За черным поясом кранов и конвейеров оно словно пряталось от стыда, стараясь укрыться от людских взоров.
Каждый, кто проходил мимо причала Газовой компании, с неприязненным любопытством поглядывал на «прославившееся» судно. В среду почти вся команда «Гектора», несмотря на свободное время, решила остаться на борту, по крайней мере пока не стемнеет. Словно печать Каина лежала у них на лбу. Гостеприимство, с которым встречают моряков в любом порту мира, не для них. Ни один водитель автобуса не остановится у причала Газовой компании, чтобы забрать пассажиров, и уж лучше, возвращаясь из города, пройти от Спенсер — стрит пешком, чем мучиться под осуждающими взглядами пассажиров, когда сходишь на этой пресловутой остановке. По горькому опыту первого дня пребывания в Австралии матросы с «Гектора» поняли, как опасно им заходить в кафе и рестораны неподалеку от порта. Из‑за ледяных взглядов собратьев — моряков им приходилось избегать даже таких мест, как клуб моряков, где ни для кого не делают различия. Ну а возчики, доставлявшие на корабль необходимые продукты, те просто ругались.
Не очень‑то считался с их положением и капитан. Он послал их красить борта, и, сидя на дощатых настилах, подвешенных вдоль борта, матросы «Гектора» ежились от презрительных насмешек, сыпавшихся на них с палубы каждого корабля, который поднимался или спускался по реке. В среду утром вся команда «Мулинбимба» до единого человека на пути ко второму причалу облепила нос судна, когда оно поравнялось с «Гектором» и хором так отчитала кейптаунцев, что, наверное, слышно было даже на Коллинз-стрит. А немного погодя в лодке, спускавшейся вниз по реке, очевидно, на пикник, мужчины, женщины и дети вовсю кричали и свистели, и эхо, отдаваясь от борта «Гектора», разносило их насмешки далеко по реке. С буксиров, которые проходили мимо «Гектора», всякий раз доносился пронзительный свист, и именно эти свистки показали обманутой команде «Гектора» дух того коллектива, с которым они столкнулись. Если уж хозяева буксиров так настроены, чего же тогда ждать от рядовых моряков? Когда на палубе «Гектора» появился фоторепортер одной из утренних газет в поисках иллюстраций, как он говорил, для сочувственной статьи, кто‑то из корабельного начальства резко попросил его сойти на берег: «Тут и без sac неприятностей не оберешься».
Днем, избегая насмешливых взглядов людей, матросы «Гектора» усердно, словно заведенные, красили борта. Вечерами видно было, как они слонялись возле патефона на корме или, свесившись через грязные поручни, провожали тоскливыми взглядами других моряков, спешивших повеселиться в город, куда сами они могли пробраться только тайком. Они бродили по затихшему, неподвижному судну с унылыми лицами, словно узники. Да они и были узниками.
В четверг утром на «Гекторе» слышали, как Мэнион обращался к команде судна на другой стороне реки. Митинги о прекращении работы прошли на каждом австралийском судне; брали на абордаж каждый новый корабль, лишь только он пришвартовывался. На причале Газовой компании слышно было почти каждое слово Мэниона.
— Вон он — полюбуйтесь! А где его настоящая команда? В тюрьме! За шесть тысяч миль от своего дома. Заперты в тюрьме за шесть тысяч миль от родных берегов за то, что у них хватило смелости протестовать против сокращения заработка. За то, что они смело выполняли законное распоряжение своего профсоюза. Вы когда‑нибудь слышали, чтобы хозяева судов попадали в тюрьму из‑за деловых разногласий? Тюрьмы нужны для преступников, а не для честных людей, которые отказались работать на условиях, установленных неизвестно кем. А эти — эти скоты, вон там — вывели корабль в море и пришли сюда, в Австралию! Расскажу в двух словах, как на это дело смотрят в Мельбурне. Что касается нашего профсоюза, то, хотя это дело затрагивает только матросов с буксиров, весь профсоюз моряков поддержал их. Ваш исполком объявил «Гектора» «черным». Можете опротестовать это решение, если хотите, но до сих пор каждое судно в нашем порту поддерживало нас.
Над рекой прокатился одобрительный гул голосов, и только матросы с «Гектора», прилепившиеся, словно мухи, к его ржавому борту, не взглянули в ту сторону, где стояла «Лэнена».
В четверг утром все докеры — члены федерации устроили импровизированный митинг. Ораторы выступали, стоя на длинных обеденных столах, и на митинге решили, что, есаи бойкот «Гектора» не будет объявлен официально, пор товые рабочие будут бойкотировать разгрузку всех судов р углем. Срочно вызвали Несса. Он говорил через микрофон, его выслушали — и только. Несс попробовал настаивать, начал горячиться, но тут со всех сторон понеслись возм}? — щенные возгласы и Несса согнали со стола, а когда инспектор складов м — р Ганинг попытался продолжить в том же духе, горячо призывая к «здравому смыслу», его тоже согнали. Приняли резолюцию и, после того как было сорвано несколько наборов, пакгауз закрыли в ожидании решения очередного собрания портового комитета, которое должно было состояться днем.
В центре внимания вечернего выпуска «Блззерскайта» по — прежнему был канадский «Гектор». Газета сообщала, что портовый комитет в качестве временной меры, чтобы наладить нормальную работу в гавани, а также для того, чтобы ке прекращать доставку угля Мельбурнской газовой компании, постановил: отменить взыскание, наложенное на бригады, которые не приняли назначения на выгрузку «Гектора», и с завтрашнего утра объявить набор грузчиков на другие суда с углем. Далее разъяснялось, что решение это принято в надежде на то, что конфликт будет окончательно улажен на заседании Совета профсоюзов, который должен собраться вечером и в котором «умеренные» составляют устойчивое, надежное большинство.
— Иначе говоря, — сказал Мэнион, обсуждая создавшуюся ситуацию с руководством профсоюза моряков, — иначе говоря, они надеются, что правое крыло сделает то, чего не сумели сделать ни Несс, ни портовый комитет, ни судовладельцы, ни премьер, ни газеты, а именно заставить докеров разгружать «черное» судно. Посмотрим, что у них выйдет…
В одном из трех столбцов, посвященных «Гектору», обсуждался вопрос о том, как бы отвести корабль с причала, чтобы освободить место «Бэруону», ставшему сейчас у Джеллибрэнда с 8000 тонн угля.
Коммунистический лидер профсоюза моряков м — р Мэнион дал понять сегодня днем, что ни один буксир в пределах порта не станет переводить «Гектор».
«Пока это зависит от нас, моряков, — сказал он, — «Гектор» останется там, где стоит, если только нас не попросят вывести его вон из нашего порта. Пусть за «Гектора» отвечают хозяева судов, которым, видимо., безразлично, что делается с законной командой «I ек~ тора», оставшейся в Кейптауне.
Переводить корабль с одного причала на другой — значит только ухудшать дело; слишком много людей ищут способа разгрузить корабль, хотя им‑то и не следовало бы так поступать. А моряки твердо стоят на своем решении».
В газете много говорилось о том, что надо создать более, «гибкое» правило проводки судов по реке и что, пока не приняли окончательного решения, надо «завести» «Гектор» в один из старых пустых причалов на южном берегу.
В то время когда печатались газеты, не было еще никаких сообщений о специальном совещании портового комитета, которое состоялось во второй половине дня, но было известно, что в более высоких сферах предпринимаются какие‑то шаги. По — видимому, правительство штата решило не применять закона о коммунальных службах до тех пор, пока не будут использованы все способы мирного урегулирования конфликта. Что это за «способы», можно было судить по дальнейшим сообщениям о том, что в случае, если Совет профсоюзов не примет конкретных решений, премьер намерен совещаться с портовыми властями и полицейским комиссаром относительно целесообразности призыва к «добровольцам» для разгрузки «Гектора». Выражалась надежда, что обращение к «добровольцам» получит хотя бы «молчаливую поддержку умеренного руководства местного отделения федерации портовых рабочих, которое, безусловно, не может отвечать за забастовку. До последнего времени еще не получен ответ на телеграммы, посланные в Совет профсоюзов Монреаля и в Канадскую ассоциацию моряков. Однако м — р Несс уверен, что к вечернему заседанию Мельбурнского совета профсоюзов ответ будет получен».
Очевидно, Несса попросили не комментировать предложение премьера использовать «добровольцев», но где‑то в конце полосы мелким шрифтом было напечатано очень ясное заявление м — ра Кейза, секретаря профсоюза рабочих газовой промышленности.
По словам Кейза, м — р Хемпл хочет просто запугать делегатов совета. Но его угроза совершенно бесполезна. М — ру Хемплу, если он еще не знает этого, следовало бы знать, что члены профсоюза газовой промышленности никогда не примут уголь, выгруженный, как м — р Хемпл изволит их назы вать, «добровольцами». «Черный» груз на «Гекторе» или нет — пока что неизвестно, но в ту минуту, когда к нему прикоснутся руки скебов, он наверняка станет «черным». М — ру Хемплу остается только посоветовать не выносить спор за пределы гавани.
Семь пятьдесят пять вечера. Четверг. Все взоры обращены на Совет профсоюзов. В этом сером массивном здании на углу Рэссел — стрит и Виктория — стрит в Парлтоне сейчас разыгрываются важные события. Это чувствуется и на улице. По мостовой спешат запоздавшие делегаты и заговорщически шепчутся, перед тем как войти в дом, который в течение целого года каждую неделю превращается в арену борьбы между правым и левым крылом профсоюза. Делегаты толпятся и в холле; среди них пробираются к лестнице, ведущей на галерею, рядовые члены профсоюза. По коридорам снуют чиновники с папками и бумагами.
А у двери зала заседаний совета идет тщательная проверка мандатов. Чиновник, который их проверяет, знает каждого делегата в лицо, но тем не менее просматривает мандаты у всех. Видимо, он стал жертвой собственной пропаганды; он столько болтал о «тайных собраниях», «поддельных мандатах» и «подставных голосах», что в конце концов сам в них поверил. Ему и во сне мерещится красное пугало. Для него этот когда‑то освященный традициями зал давно уже перестал быть форумом, где лидеры рабочих собираются, чтобы обсуждать планы борьбы против тирании и эксплуатации; для него это крепость, которую надо спасти от «угрозы коммунистического нашествия». Спасти любой ценой.
Худощавый человек в потертом твидовом костюме проходит в дверь, не показав документов. У него орлиный нос и квадратный подбородок. И вот он уже задержан — рука чиновника преграждает ему путь. Серые глаза нарушителя порядка удивленно моргают.
— Вот те на! Не признаешь?
Это Эндрю Локарт, делегат и секретарь профсоюза железнодорожников.
— Мое дело проверить. Предъяви мандат, вход загораживаешь.
— Ладно, ладно, Железнодорожник предъявляет документ. Чиновник делает вид, что проверяет его, лицо у него кривится — словно у него вдруг загорчило во рту. И так вот каждый четверг. Он привык — ничего не поделаешь, такая работа.
В зал один за другим входят председатель совета Гордон Мэй, секретарь Гарри Сирс и технический секретарь Мервин Томас. Они занимают свои места за верхним столом из полированного кедра. Пониже уже сидят несколько других чиновников из руководства. Они наклонились один к другому и тихонько переговариваются, передают друг другу газеты. А еще пониже, откинувшись на спинку скамьи, дожидаются начала заседания три репортера. Они молчат и со скучающим видом оглядывают набитый битком зал. Все трое знают, что лишь очень немногое из того, что они запишут сегодня, будет иметь какое‑то отношение к тому, что появится завтра утром в их газетах.
Зал заседаний совета, красный с белым и с позолотой, выдержан в старинном стиле. Высокие стены увешаны списками профсоюзных организаций, бывших председателей и секретарей. Вечер сегодня жаркий, в переполненном зале нечем дышать. Многие делегаты, усевшись на откидные стулья в шести рядах амфитеатра, сняли пиджаки.
Зазвенел звонок, но громкий говор в зале не смолк, и председатель резко стучит молоточком по столу. Вид у него не особенно торжественный. Небрежно развалясь в своем кресле с высокой спинкой, засунув руку в карман, он раздраженно оглядывает собравшихся. Холодными, злыми глазами он смотрит на галерею — она всегда затихает последней. Из рядовых членов профсоюза заседаниями совета интересуются в основном левые, и председатель отлично это знает. Теперешний диктаторский комитет строго — настрого запретил какие‑либо реплики с галереи, записывать выступления делегатов не разрешается. Членам профсоюза — неделегатам запрещено даже аплодировать, если они одобряют принятое решение.
Восемь вечера. Началось еженедельное двухчасовое заседание— интриги, пустая болтовня, разочарования. Тактика правого крыла никогда не меняется, все уже изучили ее: часа полтора обсуждать всякие мелкие вопросы, а когда остается не больше получаса до конца заседания и когда при содействии предусмотрительного председателя прения можно закрыть в любую минуту, тогда поставят наконец и важные вопросы и можно будет начать борьбу с левыми.
Мервин Томас, высокий седеющий человек лет под шестьдесят, делегат от профсоюза картонажников, поднимается, чтобы зачитать протокол прошлого заседания, но Кейз от газовой промышленности и Ганс Хоэнфельс от металлургов уже вскочили и размахивают повесткой дня.
— К порядку собрания, господин председатель!
Мэй сердито смотрит на обоих и дает слово Хоэнфельсу: он менее опасен.
— Коспотин председатель! Коспота делегаты! Я хочу снать, почему фопрос о канадце «Гекторе» не включен в повестку.
Симпатичное лицо Хоэнфельса краснеет от волнения — он всегда нервничает и спешит. Много говорить ему не дадут — он знает это. Репортеры вытащили свои ручки, хотя до этого не собирались ничего записывать. Их интересует только судно с углем.
— Я снаю, что, кроме моего профсоюза, еще тва профсоюза фырасили желанье обсудить этот фопрос сегодня.
— Верно! Верно!
— Какие союзы — моряков и железнодорожников?
Мэй стучит молоточком. Он пристально оглядывает галерею, затем его глаза останавливаются на Хоэнфельсе.