- Кажется, пронесло, - подумал Александр Петрович, пытаясь почувствовать, как отнесся желудок к алкоголю.
- Как ты? - Надежда Васильевна повернула голову к мужу.
- Все хорошо. Не переживай.
- Ну, и слава Богу.
За разговорами и пожеланиями прошел весь вечер. Александр Петрович старался пить мало, да и ел немного. Стол ломился от еды, но Александр Петрович как будто этого не замечал, аппетита не было, да и боль вернулась. Благо, она не была такой острой, как раньше и ее можно было терпеть. Но, как и любой мужик, Александр Петрович всегда любил хорошо поесть. И теперь глядя на еду на столе испытывал сожаление от того, что из-за страха как бы не стало хуже и куда-то девавшегося аппетита не может себе позволить приналечь на всякие вкусности на столе.
Когда уже под конец застолья подошла его очередь говорить последнее слово, Александр Петрович поднялся со стула, окинул собравшихся взглядом и сказал:
- Сидел весь день и пытался составить речь. Не получилось. Ну да черт с ней. Попробую что-то сказать, как говорится, экспромтом. Так вот. Сегодня, когда сидел с ручкой в руке, перед глазами пронеслась вся жизнь. Вспоминал, что о детстве, вспомнил, как Надюшу с роддома забирал, даже как Шарик у нас появился...
Собака едва услышала свое имя, выползла из-под стола и уселась на лапы у ног хозяина.
- Да не звал я тебя, Шарик, не звал, - сказал Александр Петрович и потрепал собаку за ухом. - Так, к слову пришелся. В общем, - повернулся Александр Петрович к гостям, - многое пришлось вспомнить. Пришел я к тому, что прожил я свою жизнь не зря.
- Бать, ты что хоронить себя собрался? - Павел посмотрел на отца. - Ты это, не смей, рано еще.
- Да что ты к отцу прицепился, - сказала Надежда Васильевна. - Дай отцу закончить.
- Нет, Паша. Помирать я еще не собрался. Мне надо еще... как ты Костя сказал? - Александр Петрович повернулся к Косте. - Правнуков понянчить.
- Да Сашка. И правнуков и праправнуков, - улыбнулся Костя.
- Ну, про праправнуков не знаю, а вот правнуков понянчить хотелось бы. Да только знаете. Я сегодня думал уже об этом. Я где-то читал, что у нас в Украине средняя продолжительность жизни мужиков - шестьдесят два года. Вот я и подумал, а мне-то уже шестьдесят. Сколько тут до шестидесяти двух осталось? Два года?
- А ты, бать, меньше подобной хрени читай, - вмешался Сашка-младший. - Мало ли что могут написать. У нас в государстве нельзя верить тому, что пишут.
- Ну, не говори, Сашка, - замотал головой Павел. - Чему-чему, а вот этому как раз верить нужно. В Украине мужики на самом деле, как мухи дохнут.
- Саш, - сказал Олег, повернув голову к другу. - Ты не думай об этом. Живи себе потихоньку, сколько Бог отмерил. Кто-то и до шестидесяти не доживает, а кто-то и до девяноста дожить может. Так что как кому отмерено.
- Олежка прав, - сказал Костя. - У тебя отец сколько прожил, почти девяноста лет?
- Восемьдесят три, - поправил Александр Петрович.
- Ну вот. И мой отец восьмой десяток разменял. То алкаши мрут в шестьдесят, а то и меньше. А мы мужики здоровые, водкой не злоупотребляем, разве что по праздникам.
- Да, у нас в Украине, что ни день, то праздник, - рассмеялся Михаил Александрович, отец Татьяны.
- Да Миша, тут ты прав, - согласился Александр Петрович. - У нас, что ни день, то праздник. У нас народ не может без водки. Нация алкашей какая-то. Какой же мы пример показываем подрастающему поколению. Вон хотя бы Валерке с Витькой, - Александр Петрович кивнул на внуков, дырявивших вилками куски торта на тарелке. - Как-то неправильно это.
- Ну, а что ты хочешь, Сашка. Жизнь у нас такая. Ты же видишь у нас все высокое, и безработица, и преступность, и инфляция, и цены, только зарплаты и пенсии низкие. Как получается, так и живет, - сказал Костя.
- Значит, неправильно живем, - возмутился Александр Петрович. - Мне вон Сашка фотографии показывал, те, что за границей сделал. Там же другая жизнь. Там люди по-другому живут. И действительно живут, а не существуют, как мы.
- То ты не равняй палец с сам знаешь чем, - сказал Костя.
- Костя, - одернула мужа Люба. - Дети же.
- А что дети? Я ничего такого не сказал. Просто Сашка там люди другие, вот и живут по-другому. А у нас... как наш президент когда-то говорил? Народ у нас быдло. Имеем то, что и имеем.
- Ага, - засмеялся Павел. - Имеем то правительство, которое нас потом и имеет.
- Да Пашка, - кивнул Костя. - Именно так. Рыба откуда начинает гнить? С головы. Отрубить голову, так может все остальное свежим останется.
- Вы все правительство, президент, голову рубить, - сказал Александр Петрович - А кто это? Роботы или машины? Те же люди, что и мы с вами.
- Вот я про то и говорю, - заметил Костя. - Люди у нас такие. Каждый о себе думает. Как у нас говорят: моя хата с краю. Менталитет у нас такой. Мен-та-ли-тет. Тут уже ничего не поделаешь. Семьдесят лет Союза не прошли даром.
- Э-э-э, - протянул Олег. - Ты, Костик, так не говори. - Я в Союзе за свою зарплату мог не только одеться, обуться, семью прокормить, но и на машину насобирать денег. Мои дети ели булочки по одной копейке и батоны по пятнадцать копеек, колбасу Докторскую по два рубля тридцать копеек и пили молоко по тридцать две копейки за литр. А посмотри, что сейчас творится? Народ нищий, а верхушка жирует, все никак не нажрется. Может, дай-то Бог, подавится.
- Ну, что вы развели тут за балаган? - вмешалась Надежда Васильевна. - У нас День Рождения, а вы старое ворошите. Раньше была одна жизнь, сейчас другая. Зачем старое ворошить? Воспоминаниями сыт не будешь. Дайте Сашке слово договорить.
- Времена, и правда, другие были, - Александр Петрович провел пальцами по щекам. - Надо как-то приспосабливаться только вот как же его приспособишься-то, когда народ не живет, а выживает.
- Голова, Сашка, с головы все начинается, - вставил Костя.
- Да уймись ты наконец, - сверкнула на мужа глазами Люба.
- Нет Костя, не голова, а народ, люди. Вот наша проблема.
- Сашка, ну что ты ей Богу? Что ты так разошелся? Заканчивай речь уже, - сказала Надежда Васильевна. - Итак развели здесь Бог знает что.
- Как говорил Верещагин из фильма “Белое солнце пустыни”: за державу обидно, - скривился Александр Петрович. - Ну, да ладно. Так о чем я говорил? А, вспомнил. Хотел сказать, что многое было в жизни - и плохого, и хорошего. Все прошло. Что-то к счастью, что-то, может быть, к сожалению. Но сегодня, стоя перед вами, хотел бы сказать вам всем большое спасибо. Спасибо, что были со мной, помогали, поддерживали в трудную минуту. Поэтому давайте выпьем за вас. За то, что бы мы еще не раз встретились за этим столом. За вас!
- Я вот..., - хотел было продолжить Александр Петрович внезапно возникшую мысль, но звон стопок заглушил его слова.
- Ну и черт с ним, - подумал Александр Петрович, чокаясь с Костей.
- Спасибо, Сашка, - сказал Костя. - Что касается меня, то мы с тобой еще не одну бутылочку разопьем и не одно день рождения отпразднуем. - Скоро мои шестьдесят будем праздновать.
- Если память меня не подводит, то через два года? - спросил Александр Петрович.
- Именно так, - кивнул Костя. - Два года разницы у нас с тобой. Два года. Ну, давай выпьем. А то смотри все выпили, а мы с тобой заговорились.
- Давай, Костик, - поддержал друга Александр Петрович и опрокинул стопку в себя. После того, как боль вернулась Александр Петрович побоялся пить много, поэтому, когда Павел разливал водку, он попросил его налить ему не больше половины стопки. И сейчас, чувствуя волнение в желудке, понимал, что так оно и, правда, было лучше.
Спустя час гости начали расходиться. Правда, Павел с детьми ушел еще раньше. Дети все же маленькие, а время было позднее. С Павлом ушли и родители Татьяны, Михаил Александрович и Людмила Игоревна. Татьяна вызвалась помочь Надежде Васильевне убрать со стола.
Когда все расходились, Александр Петрович вызвался проводить их с Шариком к метро. Правда, провожать пришлось только Костю с женой Любой. У Олега была своя машина, поэтому они с женой уехали своим ходом.
Метро находилось рядом, минут десять-пятнадцать ходьбы. Александр Петрович решил прогуляться перед сном, да и Шарика надо было выгулять. Не все же ему взаперти сидеть. Животные, как и люди, любят свободу, к сожалению, люди этого не понимают. Еще когда Сашка приволок откуда-то маленького черного щенка, Александр Петрович поддерживал жену в том, чтобы не держать собаку в доме. Правда, мотивы у них с женой были разные. Надежда не хотела лишней грязи в квартире, а Александр Петрович не хотел неволить собаку; ведь это живое существо. Александр Петрович всегда считал, что собакам место в загородных домах, селах, но никак не в высотках. Но глядя в проникнутые искренней добротой и преданностью глазенки щенка, Александр Петрович, в конце концов, встал на сторону сына. Надежде Васильевне пришлось уступить и смириться с еще одним жителем, за многие годы ставшим полноправным членом семьи.
- Я тебе вот что скажу, - произнес Костя, когда он, Александр Петрович, и Люба шли по улице к метро. Дождь прекратился, оставив после себя озера луж. Ветер утих, но холод стоял невероятный. - Все эти разговоры о возрасте, - все это чушь собачья. Зачем думать о том, что невозможно изменить. Шестьдесят лет или сто - это не так уж и важно. Жизнь вообще простая штука, если меньше думать, - рассмеялся Костя.
- Ну, не скажи Костя. Зачем-то нам мозги все же дал Бог, - сказал Александр Петрович. - Если не думать, зачем же еще?
- А черт его знает, - пожал плечами Костя. - Вот апендикс у человека тоже есть, но для нашего организма он-то бесполезен. Правду я говорю, Любаша? Ты же у нас врач.
- Правда, Костя, правда, - ответила Люба, беря Костю под руку. - Ух, как холодно, - сказала она, теснее прижимаясь к мужу.
- Может и так, а может и не так, - ответил Александр Петрович. - Если Бог вложил в нас что-то, то это для чего-то нужно. Не может быть бесполезных органов у нас в теле.
- Какой ты упрямый, - хмыкнул Костя. - Даже старость тебя не изменила. Каким был, таким остался. Тут тебе сам специалист говорит, что может, а ты не может, да не может.
- Как говорят, Костя, горбатого могила исправит, - ухмыльнулся Александр Петрович. - Если за шестьдесят лет не изменишься, то уже никогда не изменишься.
- Это точно, - рассмеялся Костя. - Я как бросал носки под диван тридцать лет назад, так и в неполных шестьдесят продолжаю это делать. Ох и получаю нагоняй от Любаши. А мне все как мертвому припарка.
- Кого, кого, а вот тебя и могила, тьфу, тьфу, убереги Боже, не исправит, - заметила Люба. - Так что не обвиняй Александр Петрович в упрямстве. Осел и тот ребенок по сравнению с тобой.
- Нет, ну ты видишь Сашка, какие эти женщины, - Костя состроил гримасу. - Ну, никак им не угодишь.
- А нам угождать не надо, - сказала Люба. - Нас понимать надо. Если ты это за свои 58 лет жизни не понял, то кто тебе врач? Уж не я точно.
- Эх, Сашка, - вздохнул Костя. - Вот так и живем - я ей пять копеек, она мне рублем рот затыкает. Ничего возразить не могу. Видишь, какая умница, все знает. Может из-за того, что книги читает. Но иногда, - Костя повернулся к Александру Петровичу и прошептал, - мне кажется, что лучше пусть бы ни читала.
- Я все слышала, - сказала Люба. - Может, если бы и ты книги читал, то знал бы, зачем человеку мозги.
- И что ей сказать после такого? - приуныл Костя. - Перед лучшим другом и так унижает. А еще любимая жена называется. Ты бы лучше, вон у Шарика поучилась, - кивнул на собаку Костя. - Иногда и молчать полезно.
- А ты мне, что это рот затыкаешь? - повернула голову к мужу Люба. Выражение на лице вряд ли можно было назвать приветливым.
- Все, все молчу, - засмеялся Костя, видя реакцию жены. - Я шучу, а ты все на веру воспринимаешь.
- Костя, - Александр Петрович решил вмешаться. - Я вот что тебе скажу. Иногда мне кажется, что женщины мудрее мужчин. Нет, нет, ты дослушай, - он взял Костю за руку, порывавшегося что-то сказать. - Ведь известно, что женщины больше склоны руководствоваться в жизни чувствами, а не головой, как мужчины. Мне когда-то Надюша предлагала, чтобы я пробовал себя на писательском поприще. Я как сейчас помню. "Сашка, - говорила она. - Если чувствуешь, что это твое, не сомневайся. Берись и делай. Семью как-то вдвоем прокормим". Но я не слушал ее. Для меня семья была на первом месте. Надо же и кормить было, и одевать, и вещи какие-то в квартиру покупать. Благо завод выделил квартиру, а так, кто бы мне ее дал, если бы писательствовал. Но, знаешь, жизнь не такая легкая штука, как кажется на первый взгляд. Сейчас я думаю, да что греха таить, я чувствую, что чего-то не хватает мне в жизни. Как будто осталось что-то незаконченное. Нет... как это сказать... удовлетворения что ли. Нет. Вы не поймите меня неправильно. Бог мне свидетель. Я вполне доволен своей жизнью. У меня чудесная семья, жена, дети, но все равно. Чувствую, что чего-то не хватает. И от этого какой-то тяжелый осадок на душе остается.
- Эх, Сашка, - Костя положил руку на плечо друга. - Всегда ты воду баламутишь. Да перестань ты думать о том, что могло быть. Ну, вышло, так как вышло. И черт с ним! Сам говоришь, у тебя чудесная семья, так и живи для семьи, как всю жизнь жил. Да и кто тебе мешает писать сейчас. Пенсия есть, крыша над головой тоже имеется. Пиши, если душа желает.
- И правда, Саша. Почему бы тебе не попробовать сейчас писать, - поддержала мужа Люба. - Детьми заниматься уже не надо, разве что внуками, когда в гости придут. Кто знает, может мы сейчас идем с новым Достоевским или Толстым.
- Во-во, Любаша дело говорит, - ухмыльнулся Костя и подмигнул другу. - Сам же говорил, что женщины мудрее мужчин.
- Боюсь, стар я уже для этого, - вздохнул Александр Петрович. - Мне же не двадцать лет, и даже не тридцать. Тут уже о смерти стоит задуматься, а не о писательстве.
- Опять двадцать пять. Кто про что, а ты про смерть, - рассмеялся Костя. - Ну, смотри сам. Как-никак твоя жизнь, тебе и решать. Ну, давай друг пять, - сказал Костя, когда они подошли к станции метро. - Даст Бог свидимся. Меньше думай о плохом.
- До свидания, Саша. Заходите с Надюшей в гости, - сказала Люба. - Раньше часто захаживали, а в последнее время уже и дорогу к нам забыли.
- Хорошо, Люба, - сказал Александр Петрович. - Постараемся зайти. Как-то времени все не было. Сама знаешь, какая у нас жизнь в стране. Заботы, хлопоты. Никуда от них не деться.
- Знаю, Саша, знаю. Приходите. Мы с Костей будем ждать. До свидания, - сказала Люба и спустилась в переход.
- Только не забудь бутылочку коньячка принести, - подмигнул Костя. - Ну, все. Будь здоров, - сказал он и последовал за женой.
- Ну, что Шарик, - Александр Петрович повернулся к собаке, - ты все столбы обошел? Можем идти домой?
Собака посмотрела на хозяина, вильнула хвостом и побежала вперед, старательно обегая лужи.
- Ух, - вырвалось у Александр Петрович, когда он почувствовал, как щеки и нос защипал мороз. - Днем дождь, ночью мороз. Непонятно, что с погодой творится. То осень, то зима. Все это... как его... глобальное потепление. До чего природу довели, что она уже не знает, когда у нее что.
Александр Петрович плотнее закутался в пальто и последовал за собакой.
- Ну, что, проводил Костю с Любашей? - спросила Надежда Васильевна, когда он вернулся домой. - Шарик, куда побежал? - повернулась она к собаке, метнувшейся на кухню. - А ну быстро в ванную ноги мыть!
- Проводил, а где Татьяна? Ушла что ли уже? - спросил Александр Петрович, заглядывая в кухню. - И Сашки не видно.
- Да Сашка пошел провожать Танюшу. Скоро придет.
- Тогда понятно, - сказал Александр Петрович, снимая пальто в прихожей.
- Шарик, я кому сказала в ванную, - нахмурилась Надежда Васильевна, заметив, как собака побежала на кухню. - Идем, я тебе ноги помою. Что за собака упрямая.
Надежда Васильевна схватила собаку за ошейник и поволокла в ванную.
- Вся в хозяина, - улыбнулся Александр Петрович. - А где это мои тапочки? Что-то я их не вижу. Неужто Шарик затащил куда-то?